признается в этом.

Хаген облегченно кивнул. Гизелера он не видел с тех пор, как они возвратились в Вормс, но часто думал о нем: его мучил вопрос, верно ли он поступил с юношей.

— Что произошло в Вормсе, пока я тут валялся? — Хагену захотелось пить. Кончиком языка он провел по запекшимся губам. Гунтер поднялся и подал ему кубок с водой.

— Ничего особенного. — Он натянуто улыбнулся, — Вормс теперь не крепость, а лазарет. Но постепенно все наладится, — Он вздохнул и откинулся на спинку кресла, рукой устало проведя по лбу. Хаген заметил, что он снова надел перстни, даже один новый красовался на пальце, — Многие скончались, — продолжал король, — но те, кто выжил, обязательно выздоровеют. Мы созвали в Вормс всех, кто знает толк во врачевании. — Он усмехнулся: — Даже нескольких языческих жрецов — к ужасу отца Бернардуса, — Хаген ошарашенно взглянул на него, а король продолжал: — Я так и думал, что это тебя повеселит. От ужаса отец Бернардус прочитал сотню раз «Аве Мария» — у меня до сих пор в ушах стоят ее звуки. Но я готов стерпеть даже это, если мои воины поправятся.

— И саксы здесь тоже есть?

Гунтер кивнул:

— И даны. Я посылал лучших моих воинов их уничтожить и вот теперь созвал лучших лекарей, чтобы их вылечить. Иногда мне кажется, мир перевернулся с ног на голову, — Он выпрямился в кресле, голос его изменился: — Наступит Троица, и все будет забыто, — Взгляд Гунтера впился в лицо Тронье, — И ты поправишься, Хаген. Ты мне нужен.

— Я? — ухмыльнулся Хаген, — Кому нужен калека? Тебе, королю, — меньше всего.

— Мне, королю, как раз больше всего, — серьезно возразил Гунтер.

— Нет, Гунтер, — Улыбнувшись, Хаген коснулся забинтованного глаза: — Это не было случайностью. Я не смогу больше выиграть для тебя ни одной битвы. Придется поискать нового полководца.

— Кто говорит о битвах? Пусть этим занимаются Зигфрид да мой сумасбродный братец. Я бесконечно благодарен тебе за все, что ты сделал, пока был в силах защищать Вормс.

— Все это в прошлом.

— Но мне нужно сейчас другое — твой разум, Хаген. Он нужен Вормсу больше, чем когда-то требовался твой меч, — Наклонившись, он поправил Хагену одеяло. — Пока что в стране царит спокойствие, и наша единственная забота — встретить и разместить приглашенных на праздник гостей. Но ты, как и я, прекрасно понимаешь, что так не будет продолжаться вечно. Возникнут новые враги и новые проблемы, справиться с которыми мне помогут твои советы и помощь. Когда придет время, я хочу рассчитывать на тебя.

Слова Зигфрида всплыли в памяти Хагена: «На самом деле Вормсом правишь ты…» Неужели Гунтер не понимал смысла собственных слов? Неужели не сознавал, что требует от него большего, чем просто дружеской помощи? Что перекладывает на него ответственность за целую империю, заставляя нести груз, судьбой возложенный на его плечи?

— Я… постараюсь.

— Не постараешься, а сделаешь это, Хаген. Забудь о жалости к себе, стань же тем Хагеном, которого я всегда знал. — Это звучало как приказ. — Ты получил тяжелую рану, потерял глаз, но, если взор твой теперь не столь остер, тем тверже должен стать твой дух. Ты поднимешься на ноги и будешь моей правой рукой, даже если придется тебя заставить, — Он встал, налил себе кубок вина и подошел к окну. Долго молчал, глядя на двор. Пальцы крепко сжимали кубок, но он не отпил ни глотка. — Как только праздник завершится, я отправлю домой Людегера и Людегаста, — наконец промолвил он, — Со всеми их подданными.

Хаген удивленно взглянул на него:

— Просто так?

Гунтер кивнул. Повернувшись, он облокотился о подоконник. Солнце светило очень ярко, и на фоне голубого неба его фигура виднелась неясным силуэтом.

— Они предложили мне денег, — продолжал Гунтер с горечью. — Слиток золота за каждого нашего погибшего воина и по телеге серебра и драгоценных камней за их жизни.

— И ты принял это?

Гунтер отпил глоток вина, осторожно поставил кубок на подоконник и снова опустился в кресло.

— Конечно, нет. Я что, торговец? Они будут нашими гостями до конца праздника, пока Людегаст не поправится и не сможет вернуться.

— Он тяжело ранен?

— Очень тяжело. И никогда не выздоровеет окончательно. На датском троне теперь будет сидеть слабоумный. Во всяком случае, на чужие земли впредь он посягать не станет. Да и братец его — тоже. Зигфрид не просто выиграл битву — он сделал куда больше.

Гунтер замолчал, и Хаген почувствовал, что теперь они подошли к самому важному моменту. Зигфрид.

— Ты знаешь, что на Троицу он будет просить руки Кримхилд?

Кровь ударила Хагену в голову, внезапная боль пронзила череп.

— Он сам сказал тебе об этом?

Гунтер усмехнулся:

— Разумеется, нет. Как же он мог мне это говорить, когда они еще друг друга и не видели? — Он пристально взглянул на Хагена, ожидая реакции. Хаген молчал. — Порой мне кажется, что эта белокурая бестия — просто ребенок, случайно оказавшийся в теле великана, — вздохнул Гунтер. — Разумеется, он ничего не говорит, так же как и Кримхилд. Но они, кажется, забывают, что я все еще король. Ничего не происходит в Вормсе без того, чтобы я тем или иным образом не узнал об этом. — Он поднялся, схватил кубок, снова опустился в кресло и отпил несколько глотков. — Что мне делать, Хаген? Радоваться ли тому, что они меня недооценивают, или злиться из-за того, что Зигфрид и моя собственная сестра откровенно держат меня за идиота?

— И как ты намерен поступить? — вместо ответа осведомился Хаген.

— Поступить? — Гунтер беспомощно пожал плечами. — Что мне остается делать, Хаген? У меня нет выхода. Я не могу отклонить просьбу Зигфрида, не оскорбив его смертельно. Ведь он выиграл для нас войну. Я знаю, разумеется, — поспешно добавил он, заметив, что Хаген хотел что-то сказать, — что на самом деле это не так. Но к сожалению, правда не всегда лежит на поверхности. — Он горько усмехнулся: — Кого интересует теперь правда, Хаген? Зигфрид повел наши войска против саксов и данов. И вернулся с победой и с добычей — два плененных короля. Как я могу сказать «нет», если он потребует платы за это? Как я должен поступить? Объявить войну, когда мы не оправились от недавней? Вормс истек кровью, Хаген, после этой битвы. У нас нет войска, которое я мог бы повести против нибелунгов. И я не думаю, что за мной кто- нибудь пойдет, — мрачно добавил он.

— То есть как это?

— Ты не знаешь, что происходит в Вормсе после вашего возвращения. Зигфрид не только наголову разбил врага. Он проник в сердца людей, во все — исключая, быть может, тебя и меня. Раненые воины молятся на него, когда он посещает лазареты, а люди в городе рукоплещут ему, а не мне. Он получит Кримхилд, если действительно этого хочет.

— И Вормс.

— В определенном смысле он уже его получил, — пробормотал Гунтер, — Как я могу бороться за то, что больше мне не принадлежит? Из тысячи воинов повиноваться мне будет не более сотни, если я прикажу им обнажить мечи против Зигфрида. И не только потому, что они его боятся.

— Значит, ты сдаешься?

Снова горькая улыбка скривила его рот.

— Сдаюсь? Нет. Я буду бороться с ним, изо всех сил. Но не мечом — в такой битве мне не победить его никогда. — Он помолчал, затем продолжал, обращаясь теперь будто к самому себе: — Я думал об этом все время, с тех пор как вы выступили в поход. Я молился всем богам, чтобы он пал в бою, зная, что этого не случится. Я знал, что он вернется победителем и разобьет он не только саксов, но и меня. Наверное, ты будешь презирать меня, но я не могу поступить иначе. Он получит Кримхилд. Пусть он получит ее и с нею убирается в свою империю нибелунгов.