– Да здравствует герцогиня Феррарская! Да здравствует Его Святейшество Александр Четвертый!
Едва стемнело, всюду зажглись фейерверки; карлики из свиты Лукреции, все в переливающихся атласных костюмах, бегали среди толпы, кричали: «Да здравствует герцогиня Феррарская!» и распевали песни о ее добродетелях и красоте.
Народ, обожавший подобные зрелища, с готовностью забыл прежние скандалы и громко подхватывал:
– Да здравствует добродетельная герцогиня Феррарская!
Папа сначала возглавлял это веселое шествие, а потом руководил праздничным застольем. Он хотел, чтобы все послы и представители иностранных дворов знали, как глубоки его чувства к дочери. Все то же самое было предостережением роду Эсте. Александр давал понять, как велик будет его гнев, если кто-либо не окажет должного почтения новой герцогине.
На другой день, согласно обычаю, Лукреция отдала свое платье шуту, который напялил его и принялся бегать по городу, крича: «Ура герцогине Феррарской!» За ним по пятам следовала толпа горожан, до слез смеявшихся над горбуном в роскошном женском наряде и не перестававших осыпать его непристойными шутками. Папа и Лукреция забавлялись, глядя на них.
Подписав брачный контракт своей дочери, Папа получил долгожданную возможность уладить еще одно важное для нее дело. И вот однажды он пригласил Лукрецию к себе.
Когда она пришла, Александр принял ее с обычным радушием, а затем отпустил прислугу и сказал:
– Дорогая, у меня для тебя есть сюрприз!
Она уже приготовилась поблагодарить его за какой-нибудь новый свадебный подарок – драгоценное украшение или, может быть, произведение искусства, – но ошиблась в своих предположениях.
Папа прошел в переднюю и обратился к кому-то, находившемуся там.
– Можешь идти, – сказал он. – Я возьму ребенка.
И вернулся к Лукреции, держа за руку прелестного маленького мальчика – годиков трех, не больше.
Лукреция вдруг почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Она долго всматривалась в его прекрасные черные глаза, а потом недоверчиво посмотрела на отца.
– Да, – сказал Папа. – Это он.
Лукреция опустилась на колени, чтобы обнять мальчика, но тот испуганно отпрянул и вопросительно уставился на нее.
Она подумала: а как могло быть иначе? Прошло целых три года… и за все это время он ни разу не видел своей матери.
– Ну, молодой человек, – улыбнулся Александр, – что скажешь об этой очаровательной госпоже?
– Красивая, – сказал мальчик и потянулся к перстням, сверкавшим на пальцах Лукреции.
Он засопел от удовольствия – почувствовал запах мускуса, которым она смазала свои руки.
– Посмотри на меня, маленький, – сказала Лукреция. – Отвлекись от этих побрякушек.
Он настороженно взглянул на нее – и она не смогла удержаться от того, чтобы не обнять и не расцеловать его.
Папа со счастливой улыбкой наблюдал за ними. Он не знал большего наслаждения, чем доставлять удовольствие тем, кого любил, – а этот прелестный карапуз в первую же минуту покорил его сердце.
– Пустите, – сказал мальчик. – Я не люблю, когда меня целуют.
Его слова позабавили Папу.
– Полюбишь, молодой человек! – засмеялся он. – Пройдет десяток лет, и ты уже не будешь отвергать поцелуи красивых женщин.
– Все равно не люблю, – не сдавался мальчик.
– Должно быть, тебя не очень часто целовали? – спросила она.
Он кивнул.
– Думаю, я смогу исправить этот недостаток в твоем воспитании, – сказала она.
В ответ он еще крепче прижался к Папе.
– Маленькому Джованни нравится его новый дом, верно я говорю? – спросил Александр.
Маленький Джованни оценивающе оглядел роскошную обстановку папских апартаментов и застенчиво улыбнулся.
– Джованни хочет остаться со святым отцом, – сказал он.
От восторга Александр даже причмокнул губами. Он погладил густую курчавую шевелюру мальчика.
– Будь по-твоему, чадо мое! Твое желание исполнится, потому что Его Святейшество так же восхищен маленьким Джованни, как Джованни – Его Святейшеством.
– Как Джованни – Его Святейшеством, – радостно повторил малыш.
– А теперь, – улыбнулся Папа, – назови этой госпоже твое полное имя.
– Джованни.
– Джованни – а дальше?
