одна из них; что она принадлежит им; что даже в добропорядочной семье Эсте она не сможет забыть этого вечера.
– А теперь, – сказал Чезаре, – начинается состязание.
– Очень любопытно, – засмеялся Папа, не отрывавший взгляда от пухлой брюнетки, которая освободилась от последней части своего туалета.
Чезаре хлопнул в ладоши, и ему принесли большую чашу жареных каштанов.
– Мы будем их разбрасывать, а дамы – собирать, – объяснил он. – И каждая будет держать зажженный подсвечник. Полагаю, это несколько усложнит их задачу, но тем интересней будет наблюдать за ними.
– Ваше вино оказалось слишком крепким. Заявляю – я не буду ползать по полу и бороться за вашу приманку, – сказал Папа.
Он взял горсть каштанов и бросил их в пухлую брюнетку.
Все кроме Лукреции тотчас разразились громким хохотом. Куртизанки отталкивали друг дружку, боролись, обжигались о горящие подсвечники и визжали во весь голос. Иных сбивали с ног – они падали и продолжали собирать каштаны, ползая на четвереньках.
Это и было условным сигналом для слуг, стоявших в углу комнаты. Возбужденные видом обнаженных женщин, они кинулись на сцену.
Папа смеялся до слез, показывая то на одну пару, то на другую.
Чезаре положил руку на плечо сестры.
– Хорошенько примечай, – сказал он. – Тебе предстоит раздавать награды тем, кто умеет демонстрировать свое ремесло.
Она не смела пошевелиться. Щеки у нее горели, но в глазах застыл ужас.
Все это было затеяно с одной целью – опорочить ее и навсегда заклеймить этим пороком.
– Никуда ты не денешься от нас! – хохотал Чезаре. – Ты наша – кровь от крови, плоть от плоти. Ты не смоешь с себя клеймо Борджа! Не смоешь, потому что оно – часть тебя!
Наконец все закончилось. Ее тошнило от ужаса и отвращения. И все-таки она сделала то, что от нее требовали, – выбрала победительниц и раздала награды.
Она знала, что всегда будет исполнять желания своего брата. Выход оставался только один – побег.
В ее покоях долго горел свет.
– Пресвятая Богородица, – молилась она, – сделай так, чтобы я поскорей очутилась в Ферраре. Пусть за мной приедут… Поскорей, пока еще не слишком поздно.
Она ждала, а они все не ехали. Папа не скрывал досады.
– Ну, что на сей раз? – вопрошал он. – Что еще нужно этому неуемному Эркюлю? Выгодное назначение для его ублюдка Юлия? Какое-нибудь тепленькое местечко, синекуру, не требующую больших хлопот, но гарантирующую приличный доход? Пусть и не мечтает! Кардинальскую мантию для его приятеля Джиана Лука Кастеллини да Понтремоли? Этого он тоже не добьется. Тогда что? Чего он ждет? Погода-то скоро совсем испортится!
Лукреция не находила места от отчаяния. Чезаре болел, но скоро должен был поправиться. Ей становилось страшно – паутина опутывала ее все плотнее.
Она написала своему будущему свекру – унижалась, просила ускорить приезд его сыновей.
Ответное письмо было очень любезным, даже доброжелательным, но положение дел ничуть не изменилось.
Что делать? – спрашивала она себя. Что если они вообще никогда не приедут?
Дни тянулись медленно, но октябрь промелькнул незаметно.
Папа переживал за свою дочь – пытался подбадривать, пробовал как-нибудь развеселить. Однажды, когда на конюшенный двор впустили двух разохотившихся кобыл и четверых жеребцов, он настоял на том, чтобы она подошла к окну Апостольского дворца и взглянула на творившееся внизу.
Посмотреть на это зрелище собралось довольно много людей, и они видели Лукрецию, стоявшую рядом с ее отцом; разговоры облетели весь город, и Лукреция не сомневалась в том, что часть их достигла ушей тех, кто хотел бы ославить ее в глазах герцога Феррарского.
Неужели я никогда не вырвусь отсюда? – думала она.
Ей хотелось доставить какое-нибудь удовольствие своим новым родственникам – приглянуться настолько, чтобы они не закрывали путь к бегству из родной семьи.
Маленький Родриго доставлял уйму переживаний старому герцогу Эркюлю – тот не желал нести расходов, связанных с воспитанием ребенка от предыдущего брака Лукреции. Тогда она публично поручила сына заботам своего пожилого кузена Франческо Борджа, который теперь стал кардиналом Козенцким и в самом деле мог избавить дом Эсте от ненужной им траты денег.
Но они все равно не ехали.
В минуту отчаяния Лукреция объявила: «Если свадьбы не будет, я уйду в монастырь».
Кортеж из Феррары прибыл только в декабре.
Сразу начались торжества, предшествовавшие свадьбе. Брак должен был заключаться по доверенности.
На мосту Сант-Анджело весь день палили пушки. Во всех храмах звенели колокола. Папа показывал принцам Эсте свое могущество и радовался, как ребенок, когда они осматривали его владения. Ему хотелось
