— К королеве гость! — крикнул он.
Мария, слышавшая разговор между Генрихом и служанкой, поспешила в переднюю. «Выглядит очаровательно, — подумал Генрих. — Может, потому, что в домашнем платье? Или по контрасту с Леонорой?»
— Ваше величество, — запинаясь, пробормотала Мария и опустилась перед ним на колени.
Генрих поднял супругу на руки, с удовольствием ощутил ее молодое тело. Потом поцеловал в губы.
— Твоя служанка хотела разлучить нас, — сказал он.
— Она не замышляла ничего дурного, сир.
Генрих повернулся к Леоноре. Та подошла и встала на колени у его ног.
— Ну-ну, — сказал король. — Не расстраивайся. Мне приятно, что у королевы такая свирепая служанка. Теперь оставь нас. Нам с королевой нужно о многом поговорить.
Мария с Генрихом смерили друг друга взглядами. И оба остались довольны. Он сказал, что был в столовой и смотрел, как она ест.
— Так не терпелось увидеть тебя, что не удержался.
— Хорошо, что я не знала об этом. — Мария засмеялась. — А то меня охватил бы страх.
Акцент у нее был приятным, поведение отнюдь не робким. У Генриха мелькнула мысль, насколько она опытна. В том, что какой-то опыт у нее есть, он не сомневался. Что ж, тем лучше. Его не тянуло к робкой девственнице.
Он взял Марию за плечи и привлек к себе. Та поняла, что муж испытывает ее, и постаралась ему понравиться.
— Я выехал в Лион, как только узнал, что ты здесь, — сказал Генрих. — И ночлега для меня не приготовили.
Он огляделся и остановил взгляд на удобной кровати.
— Если ты любезно приютишь меня на ночь…
Мария обрадовалась. Он нашел ее желанной — настолько, что не захотел дожидаться брачной церемонии.
И повела головой в сторону кровати.
— Вдвоем поместимся.
Генрих весело засмеялся, они поняли друг друга.
Неделю они жили вместе — Генрих называл это семейной жизнью, и неделя эта оказалась очень приятной. Генрих пребывал в веселом настроении; к встрече с Генриеттой он не стремился и предавался радостям со спокойной совестью, зная, что своим браком обрадовал министров.
Семнадцатого января, через неделю после встречи с Марией Медичи, Генрих обвенчался с ней.
Теперь Генриху предстояло успокоить Генриетту, и, когда медовый месяц окончился, он отправил жену в Париж, а сам поехал в Фонтенбло мириться с любовницей.
Узнав о его браке, Генриетта пришла в неистовую ярость. Она лишилась всех надежд, лишилась ребенка и возможности стать королевой — к тому же многие стремились довести до ее сведения, что король очень доволен новобрачной.
Генриетта так бесилась от злости в своих покоях, что никто не смел приблизиться к ней. Вновь и вновь повторяла, что скажет королю, когда увидит его. И, придя к ней, Генрих оказался лицом к лицу с разъяренной фурией.
— Значит, ты меня предал! — вскричала она.
— Нет, любовь моя, у нас все останется по-прежнему.
— По-прежнему? Думаешь, я дура? Ты меня обманул. Обесчестил. Теперь я ничто. Мне остается только броситься в реку. Чем скорее умру, тем лучше.
— Ну-ну, Генриетта, не говори так. Я был вынужден жениться. Нам нужны деньги. Мои министры настаивали.
— Тебе нужен дофин, и я дала бы тебе его… но все против меня. Знаешь, что тот ребенок был мальчиком? О, я не могу этого пережить! Мой мальчик… и все из-за той молнии…
— Не горюй, дорогая. У нас будут другие мальчики.
— Незаконнорожденные! Какое мне в том утешение? Мои сыновья должны были быть младенцами Франции. Ты обещал…
— Я не нарушил никакого обещания.
Голос его прозвучал холодно, и Генриетта внезапно испугалась. Вдруг он бросит ее? Вдруг будет довольствоваться новой королевой? Этого нельзя допустить. Надо удерживать короля при себе. И заставить его — вместе с Марией Медичи — проклясть тот день, когда они поженились.
Поэтому она замолчала и бросилась Генриху в объятья.
Генриетта сказала королю, что была очень несчастна, но теперь, когда он с ней, на душе у нее легче. Он должен поклясться не покидать ее.
Дать такую клятву было легко.
Разве он не любит ее больше всех на свете? Ответ на этот вопрос тоже не представлял трудности. Разумеется, да. Никто никогда не будет значить для него так много, как она, обожаемая любовница.
Генриетта умела разжигать его страсть и, когда они улеглись в постель, подумала: «Я буду иметь над ним больше власти, чем кто бы то ни был. На меня обрушилось величайшее несчастье, но еще не все потеряно». Ей вспомнилась Диана де Пуатье. Она была подлинной королевой Франции, хоть и не носила этого титула. Та же судьба ждет и Генриетту д'Этранг. Пусть Мария Медичи носит корону и титул. Во Франции прекрасно знают, что самое значительное лицо — королевская любовница, а не жена.
Она уже получила высокий титул маркизы де Вернейль. И покажет всем, что приезд Марии во Францию ничуть не изменил ее положения.
Перед уходом Генриха она вытянула из него обещание, что он не удалит ее от двора. И она должна быть представлена королеве. Генриху очень не хотелось этого, но Генриетта была настойчива.
Он женился на другой женщине, хотя обещал жениться на ней. И теперь обязан оказать своей любовнице эту небольшую услугу.
Генрих согласился.
Оказалось нелегко найти знатную даму, которая согласилась бы представить королеве королевскую любовницу. Герцогиня Ангулемская, когда Генрих обратился к ней, сказалась больной. Ее здоровье ухудшается, написала ему герцогиня, и поэтому она не может выполнить его повеления. Генрих пожал плечами и велел герцогине Немурской взять на себя эту неприятную задачу.
Эта герцогиня тоже предпочла бы сказаться больной, но беспокоилась о своем внуке, принце де Жуанвиле, еще не вернувшем полного королевского расположения с тех пор, как он ранил Бельгарда в поединке из-за Генриетты, поэтому не могла нанести обиду королю.
И она свела Марию Медичи лицом к лицу с Генриеттой.
Генрих ощущал напряжение в большом зале, когда его любовница стояла перед его женой, но замешательства не испытывал. Он не делал секрета из своего увлечения женщинами и хотел, чтобы обе сразу поняли необходимость смириться с существующим положением.
— Ваше величество, — сказала герцогиня Немурская, — позвольте представить вам герцогиню де Вернейль.
На щеках Генриетты горели красные пятна; она бесилась, что ее представляют королеве, как любую другую даму, и в этот миг ощущала остро, как никогда, что это она должна находиться на месте Марии, и это ей все присутствующие должны выказывать почтение.
Генриетта решила, что ограничится легким поклоном. Другие становились на колени и целовали подол платья королевы. Но маркиза де Вернейль на это не пойдет.
Она вызывающе поглядела на Генриха. «Меня никогда еще так не унижали», — хотелось ей крикнуть ему, однако Генрих мог при случае напомнить подданным, что он король.
— Маркиза была моей любовницей, — сказал он королеве. — Она готова быть твоей покорной
