когда она сказала, что страдает головной болью. Я отвела ее в ее комнату и принесла успокоительный раствор, затем заставила ее прилечь и успокоила, сказав, что сразу же уведомлю, как только вернется королева.

В тот же день позже я узнала от нее, что она и в самом деле чувствовала себя очень неважно, когда мы встретились в саду, и боялась, что наговорила мне всякой чепухи. Я разуверила ее в опасениях, сказав, что у нас был очень легкий дружеский разговор и что я очень рада встретить здесь кузину. Мой успокоительный раствор настолько ей помог, что она попросила рецепт. Я заверила ее, что напишу ей. Я очень хорошо понимала причину ее депрессии.

– В конце концов, у меня тоже есть дети и я тоже скучаю по ним. Мы еще поговорим… вскоре, – сказала я.

Я решила расследовать историю Дуглас Шеффилд до конца.

На следующий день, в полдень, королева смотрела представление, названное «Сельская свадьба». По сути, это был грязный фарс неряшливо одетых актеров, и я удивлялась, как королева не понимала оскорбительности этого зрелища. Жених, далеко за тридцать возрастом, был одет в поношенный камзол чайного цвета и крестьянские рукавицы. Он споткнулся о траву и упал – сие должно было символизировать сломанную в футбольной игре ногу. В сельской местности футбол был очень популярен, и игроки часто калечились.

Вместе с женихом представляли пьесу актеры пантомимы и Робин Гуд с Девой Мэриан. Королева, наблюдая за сельскими танцами, притопывала ногой, и я ожидала, что она с минуты на минуту сама присоединится к танцорам. Невеста в грубом домотканном платье вышла с растрепанным париком и удивительно уродливым лицом. Зрители при ее появлении разразились смехом. Их собралось множество, так как королева приказала пустить на представление всех окрестных жителей. Их пришло сотни и не столько затем, чтобы посмотреть на зрелище, сколько для того, чтобы потолкаться возле королевы. Она милостиво и грациозно улыбалась всем, как это умела делать только она в обращении с простым людом, а дурное настроение она припасала для своих приближенных – на потом. Подружки невесты были весьма солидного возраста и, так же, как и сама невеста, исключительно дурнушки.

Народ в экстазе смеха проводил аплодисментами нетвердой походкой удалившихся невесту с женихом, а я подумала, что для нашей незамужней королевы это зрелище было весьма опасным. То, что пара усиленно подчеркивала свой возраст, было, очевидно, намеком на возраст королевы. Возможно, таков был план Роберта. Возможно, он хотел намекнуть ей на затянувшееся ожидание, но более неудачного намека нельзя было придумать. Сравнить нашу сиятельную королеву с неуклюжей уродливой «невестой»! А королева сидела, вся в сверкании бриллиантов, в изысканном кружевном воротнике, высоко держа голову, прекрасная, и моложавая, если, конечно, не вглядываться пристально в ее лицо, ее кожа была по-прежнему бела и нежна, а фигура – столь же стройна, как и у молодой девушки.

Она должна была казаться этой деревенской публике божеством, даже невзирая на ее бриллианты. Она всегда была утонченной, регулярно принимала ванны, и те из нас, кто был наиболее приближен к ней, должны были соблюдать такую же чистоту, ибо королева не переносила дурных запахов. Перед ее посещением провинциальных королевских дворцов их чистили неделями. Любой неприятный запах заставлял ее в негодовании отворачиваться, и при ней вечно существовала проблема отхожих мест. Мне часто приходилось видеть, как она сморщивала свой точеный носик и как делала резкие замечания о плохом приготовлении к ее визиту.

Значительную сложность при путешествиях вызывала проблема с ваннами. Она не могла без них обходиться, а лишь в некоторых провинциальных замках существовали ванны. В Виндзорском замке целых две комнаты были отведены под ванную, а потолки были зеркальные, чтобы королева, моясь, могла видеть белизну своей кожи.

Она принимала нечистоту как должное только среди простого люда, и никогда, даже движением ноздрей, не выдавала в их присутствии, что ее раздражает неприятный запах. Она несла в себе королевство – и была королевой до мозга костей.

Так было и в этот раз: она приказала позвать к себе жениха и невесту, сказала им в одобрение, что они очень повеселили ее, и они, так же, как актеры из Ковентри, были ошеломлены ее милостью и великолепием и с радостью отдали бы жизнь за нее.

Я была в то время озабочена своими проблемами. Когда Дуглас Шеффилд упомянула о своем сыне Роберте, я стала многое подозревать. Первым моим импульсом было застать Роберта врасплох и потребовать от него правды о Дуглас и ее сыне.

Но имела ли я право? В конце концов, он не обязан был отчитываться передо мной, в особенности в тех своих поступках, что были совершены годы назад. Правда, он сказал, что женился бы на мне… если бы я была свободна. Это ничего не значило: я была несвободна. Не то же ли самое он сказал и Дуглас, а спустя некоторое время она освободилась от мужа по странному совпадению – или то не было совпадением?

Ну, нет. Не стану удерживать его упреками. Дуглас – дура, и я легко обойду ее женские ухищрения осторожным и хитрым обхождением и, возможно, от нее я услышу более правды, чем от Роберта. Более того, с ним переговорить было бы нелегко, поскольку он обязан неотрывно находиться при королеве. Мы с ним могли бы встретиться наедине в башне, но там существовала опасность, что мое желание пересилит мой разум. Мне нужно было быть твердой. Если бы Роберт дал мне свою версию происшедшего, то как могла бы я быть уверенной, что это правда? Я не сомневалась, что у него будут приемлемые оправдания и объяснения, в то время как у Дуглас не хватит ума выдумать их.

В течение следующих нескольких дней я подготавливала Дуглас. Она была легкой добычей. Не было и сомнений, что она беспокоится о своем будущем. В том, что она по-сумасшедшему влюблена в Роберта, сомнений также не было.

В постоянных празднествах, на которых она, как и я, была вынуждена видеть Роберта лишь в сопровождении королевы, я довела ее до такого состояния, когда она была счастлива выговориться хоть кому-то, а кому еще легче признаться в сердечных делах, как не доброй и сочувственной кузине Леттис?

Наконец-то она поведала мне все.

– Я расскажу вам, кузина, все, что случилось, если вы пообещаете никому не говорить ни слова об этом. Потому что иначе – это конец ему и мне. Гнев королевы может быть ужасен, вы же знаете. Он всегда говорил мне это.

– Если вас это так беспокоит, вам не следует рассказывать мне, – вкрадчиво и хитроумно остановила я ее. – Только в случае, если это облегчит вашу душу… или если вы надеетесь на совет с моей стороны.

– Вы так добры, Леттис. Я уверена, что вы одна можете понять меня.