своем окружении, никому столько не завидовали, ни у кого не было столько врагов. Он стоял так недосягаемо высоко, столь близко к королеве, что и при дворе, и во всей стране тысячи людей желали его падения, и, – что наиболее отвратительно и печально в человеческой натуре – его падения желали даже те, кто ничего не выиграл бы от этого.

Конечно, был и грязный скандал вокруг Эми Дадли, и осадок от него остался на всю жизнь. Убил ли он свою жену? Кто мог знать это? Конечно, она стояла между ним и его честолюбивыми целями, и он не мог жениться на королеве, пока она была жива. В Камнор Плейс было множество темных секретов, но инцидент с гибелью Эми дал в руки его врагов оружие, о котором можно было лишь мечтать.

Доктор Джулио, итальянец и врач Роберта, приобрел репутацию отравителя, так что неудивительно, что после смерти графа Шеффилда распространились слухи о том, что Роберт убрал его. Но зачем ему было это делать, если у него не было желания жениться на вдове Шеффилда? Разве что, это была месть за обвинения в адрес Роберта, когда до Шеффилда дошел слух об измене его жены. Это раздуло бы скандал, которого Роберт должен был стремиться избежать любой ценой, чтобы слухи не дошли до королевы.

Темная и злобная натура Роберта не пугала меня. Мне нужен был мужчина, который мог бы сравняться со мной по силе страстей. Мне надоел мягкий характер мужа. Я устала от Уолтера, и я была влюблена в Роберта, как была бы влюблена любая женщина. Вот отчего, увидев его говорящим с Дуглас Шеффилд, я почувствовала неприязнь.

Было воскресенье. Королева утром побывала в церкви, а поскольку погода была благоприятная, было решено, что для ее развлечения будет устроено театральное зрелище «Хок Тайд», для чего были вызваны актеры из Ковентри.

Я веселилась, глядя на то, как эта деревенщина в своих импровизированных костюмах представляла сцены из жизни, о которой они не имели ни малейшего представления. Королева любила бывать среди «народа», поэтому была восхищена представлением. Ей нравилось, когда люди вспоминали о том, как она, такая блестящая и величественная, восхищалась ими и любила их.

Когда королева выезжала, мы то и дело останавливались по дороге, когда какой-нибудь убогий или нищий приближался к королевскому экипажу, ибо она никогда не упускала возможности сказать доброе слово. Я полагаю, было множество народу по всей стране, кто всю жизнь хранил воспоминания о встрече с королевой и служил ей верно и преданно. С простым народом она не бывала горда.

Вот и теперь она придала столь же большое значение игре провинциальных актеров и смотрела их представление с таким же вниманием, как смотрела бы игру придворных актеров. Она смеялась, когда по ходу пьесы ожидался смех, и аплодировала, когда актеры ждали аплодисментов.

Пьеса повествовала о нашествии датчан на Англию, их насилии над народом и оканчивалась, конечно же, разгромом датчан. Как воспевание похвалы женскому полу в пьесе была выведена победительница иноземцев, чему королева громко аплодировала.

Когда представление было окончено, Елизавета потребовала, чтобы актеров лично представили ей, чтобы она могла высказать им свое одобрение.

– Почтенные граждане Ковентри, – сказала она им, – вы доставили мне своей игрой большое удовольствие и должны быть вознаграждены. Вчерашняя охота была удачной, и я распоряжусь, чтобы вам отдали лучшее из добычи. Вдобавок, вы получите пять марок денег.

Почтенные граждане Ковентри пали на колени и провозгласили, что никогда не забудут тот день, когда были удостоены чести играть перед королевой.

Конечно, после этого дня каждый из них, не задумываясь, отдал бы за королеву свою жизнь.

Она поблагодарила их, а я с интересом наблюдала, как удивительно просто и одновременно с достоинством она держится с простым людом. То был редкий природный дар, которому она никогда не изменяла. Она могла «поднимать» людей до себя, немало не опускаясь на их позицию. Я видела ее величие, как не видела его никогда прежде, и то, что мы с нею – соперницы, наполняло меня гордостью и восхищением И то, что Роберт готов был рисковать ради своей страсти ко мне, было для меня показателем глубины этой страсти.

Чувство между нами было такого рода и такой силы, что его нельзя было отрицать. Мы оба были по натуре авантюристы, и я могу утверждать, что его так же захватывала опасность, как и меня.

Именно в этот день я нашла возможность переговорить с Дуглас Шеффилд. После пьесы осталось немного времени до сумерек, и королева, сопровождаемая Робертом и несколькими леди и джентльменами, отправилась поохотиться. Я увидела Дуглас гуляющей в саду и подошла к ней.

Я подошла будто бы невзначай и поздоровалась.

– Вы – леди Эссекс, не так ли? – спросила она.

Я ответила, что это так, а также спросила в ответ, не она ли – леди Шеффилд.

– Нам следовало бы познакомиться ранее, – продолжала я, – ведь у наших семейств родственные связи через Говардов.

Она была одной из дочерей Эффингэма Говарда, а моя прабабка, жена сэра Томаса Болейна, была из той семьи.

– Так значит, мы – дальние кузины, – добавила я.

Я внимательно разглядела ее и смогла понять, что в ней нашел Роберт. У нее было то самое качество, что отличало женщин семьи Говардов. Моя бабка, Мэри Болейн и Кэтрин Говард также обладали подобным качеством. В Анне Болейн, кроме огромной физической привлекательности, было нечто более амбициозное, чем некий расчет или жажда власти. Анна просчиталась – но, конечно, она имела дело с человеком непостоянного темперамента – и окончила жизнь, лишившись головы. Однако при более хитроумном ведении личных дел и при рождении сына, а не дочери, все могло бы повернуться по-иному.

Дуглас олицетворяла собой мягкий, уступчивый и чувствительный тип натуры и она не выставляла никаких требований и довольствовалась тем, что давали ей мужчины. Она умела, видимо, отдавать себя безвозвратно, и такой темперамент притягивал мужчин, однако чаще всего ненадолго.

Я проговорила, чтобы как-то начать разговор.

– Королева, кажется, еще больше влюблена в милорда Лейстера по сравнению с прошлым.

Рот у нее плаксиво опустился, и она сразу же стала печальна. Я подумала, что значит, что-то есть.