приключения выглядели у нее благопристойно; похищение, если это дело поручалось ей, обставлялось столь торжественно, словно это была церковная церемония.

– Я вижу, вы готовы помочь мне, – сказал Гастингс и положил деньги на стол.

– Милорд, – ответила мадам, – в обычаях нашего заведения удовлетворять наших клиентов.

Гастингс ушел, напевая что-то себе под нос. Все оказалось чрезвычайно просто. Наняв лодку, он очень скоро пересек реку и поспешил в северном направлении, никуда не заходя, пока не достиг Баклерсбери. Гастингс остановился перед лавкой, в окне которой было выставлено множество ярких флаконов и пузырьков. Спустившись вниз по трем каменным ступенькам, он открыл дверь и вошел в небольшое помещение, наполненное запахами мускуса и трав.

Аптекарь Леппус, небольшого роста сухощавый человек, услышав, что открылась дверь, возник из темноты. Он бросил цепкий взгляд на лорда Гастингса и подобострастно поклонился. Ему приходилось оказывать услуги многим придворным джентльменам, и он сразу же признал в Гастингсе одного из них. Кожа у Леппуса была коричневого, как грецкий орех, цвета, а зубы – желтые, на лице выделялся длинный крючковатый нос, над черными блестящими глазами нависали брови. При дворе ходили слухи, что он не просто аптекарь: на его любовные снадобья можно было положиться, если требовалось склонить к амурным делам самого безразличного. Снабжал он и ядами, при этом никогда не задавал вопросов, только требовал больших денег. Было известно, что сам король покровительствует Леппусу и что он очень богат. Он слыл магистром магии. Леппус мог приготовить питье из трав, которое вылечивало женщин от бесплодия, а если они не желали иметь ребенка, предлагал средства, прерывающие беременность. Имелись у него и снотворные капли, которые, напоминал он с хитрым взглядом своему клиенту, могут привести к смерти, если дать двойную дозу. С помощью трав он мог улучшить цвет лица или заставить глаза блестеть ярче, мог восстановить ослабевающее желание. Леппус делал для своих покровителей восковые фигурки их врагов – если пронзить такую фигурку особой булавкой, человека можно было сжить со света; имелись у него слезы и пот мучеников, которые он продавал в дорогих сосудах, – они служили талисманами против чумы и напастей…

Присмотревшись, Леппус узнал милорда Гастингса и пробормотал, что горит желанием услышать, чем он может служить столь знатному вельможе.

Гастингс последовал за стариком во внутреннюю комнату и там опустился на стул. Леппус остался стоять спиной к свету, наблюдая за его лицом. «Интересно, что ему нужно? – думал про себя Леппус. – Сильная доза снотворного для соперника? Снадобье для возбуждения несговорчивой служанки?» Его забавляли проблемы, занимавшие придворных этого беспутного двора. Власть над их прихотями доставляла ему удовольствие. Какая была Леппусу разница, кто сидит на троне – Эдуард или Генрих? У него всегда были клиенты, готовые с радостью воспользоваться его ремеслом и купить его товар.

– Леппус, мне нужно снотворное. Леппус кивнул.

– Не очень сильное, милорд?

– Снотворное, которое можно незаметно подсыпать в стакан вина, и чтобы никто не узнал…

– Понимаю. Понимаю. У меня как раз есть такое.

С этими словами Леппус прошел в другой конец комнаты, встал на стул и достал с полки бутыль с белым порошком. Потом расстелил на скамье кусок бумаги, на которую и высыпал небольшую порцию порошка.

– Как долго оно будет действовать, Леппус?

– Два-три часа, милорд.

– Это то, что нужно. Она… то есть, тот человек, который примет его… не проснется ли вдруг, если…

– Даже если она… то есть этот человек, – поправил себя Леппус, – скажем, будет перевезена верхом на лошади через Сити; даже тогда эта… э… этот человек не проснется до тех пор, пока снадобье не прекратит действовать.

«Просто поразительно, – подумал Гастингс, неодобрительно глядя в спину старику, – как много он знает! У меня наверняка возникло бы желание убить его, если бы я не был уверен, что он надежно хранит такие же секреты о половине придворных».

– А нет ли у вас немного настойки… любовного напитка? Чего-нибудь такого, что изменило бы…

– … изменило бы холодное сердце девушки? О, у меня есть и это, милорд. Вот ваше снотворное. Всыпьте его в вино… Оно подействует через несколько минут.

– Вы уверены, что…

– Оно абсолютно безвредно, милорд. А сейчас вам будет и любовный напиток.

Он повернулся спиной к Гастингсу, который знал, что в этот момент отвратительная физиономия старика сморщилась в сладострастной улыбке и перед его взором развернулась сцена совращения Джейн Уэйнстэд в комнатах миссис Би. Поговаривали, что старый Леппус у многих вызывал подобное ощущение. С каким бы удовольствием схватил Гастингс этого старика за шиворот и отрезал ему язык, чтобы он никогда больше не делал своих ехидных замечаний!.. И выколоть глаза, чтобы он не видел вещи, для него не предназначенные. Старого Леппуса ненавидели, но его, безусловно, боялись и уважали. Он был слишком умен и слишком полезен, чтобы относиться к нему плохо.

– А теперь, – сказал Леппус, – небольшой талисман для вас. Думаю, он принесет вам удачу в этом предприятии.

– С меня довольно снотворного и напитка.

– Вы должны иметь талисман, если хотите, чтобы вам сопутствовала удача, милорд. Смотрите, эта маленькая фигурка – древнее божество одной заморской страны. Поставьте его на стол так, чтобы оно могло видеть вас, улыбаться вам, и оно принесет удачу.

Он попросил пять шиллингов за фигурку; снотворное и напиток стоили еще пять. Фигурка напоминала самого старого Леппуса, и Гастингс представил себе, как спрячет ее в какое-нибудь потаенное местечко в апартаментах, приготовленных для него мадам Би. Ему казалось, что ужасающими глазами божества на него смотрит омерзительный старик. Гастингс верил, что такое вполне возможно. Ему хотелось уничтожить эту вещицу, но он не осмеливался. Сделай он это, и Леппус с помощью черной магии может лишить содержимое двух маленьких пакетиков их чудодейственных свойств.