упреждающий удар по Германии. В противном случае к его созданию в СССР приступили бы намного раньше.

8. В случае начала войны войска второго стратегического эшелона при удачном развитии обстановки, когда удалось бы отразить первый удар агрессора, могли быть использованы при переходе в контрнаступление. При неблагоприятном варианте развития военных действий они бы использовались для усиления обороны на выявившихся направлениях прорыва противника. Фактически они такую задачу и получили — подготовить оборону в тылу Западного фронта.

На этом можно было бы и остановиться. Но оказывается, у Резуна, кроме ГЛАВНОГО, есть еще и «Центральный» вопрос моей книги: ЕСЛИ КРАСНАЯ АРМИЯ НЕ МОГЛА ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД, НО И НЕ МОГЛА ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ПРИГРАНИЧНЫХ РАЙОНАХ, ТО ЧТО ЖЕ ЕЙ ОСТАВАЛОСЬ ДЕЛАТЬ?». И далее: «Сталин не мог оставить свои армии зимовать в приграничных лесах» [817]. И поэтому ему якобы ничего не оставалось, как бросить свои войска на Германию.

О какой Красной Армии так беспокоится Резун? Речь идет о выдвижении нескольких десятков дивизий, которые вовсе не направлялись в приграничные районы и большая часть которых к 22 июня так и не стронулась с места. Перегруппировку и перевозку соединений можно было приостановить в любой момент. Если бы конфликт интересов двух противостоящих держав не перерос в войну, те немногие дивизии, которые успели перебросить в западную часть страны, большей частью вернули бы назад. При этом никакой экономической катастрофы, которую предрекает Резун, не произошло бы. А тем дивизиям, что остались в новых районах, зимовать в палатках уж точно не пришлось бы. Уж не знаем, что хуже — жить на четырехэтажных нарах в казематах Брестской крепости или в хорошо оборудованных полуземлянках, которые наши войска умели возводить в самые короткие сроки. Кстати, штабы западных приграничных военных округов были предупреждены, что управления стрелковых корпусов, корпусные части и дивизии, которые должны быть размещены в лагерях на их территории, прибывают с имуществом НЗ, учебным и лагерным имуществом.

Здесь мы попытались сопоставить бредни Резуна о втором стратегическом эшелоне Красной Армии с фактами. Отрицать, что Красная Армия нацеливалась на активные действия в возможной войне, по меньшей мере, глупо. Несомненно, Сталин использовал бы удобный момент для разгрома противника, схватка с которым была неизбежна. Но предложение о нанесении упреждающего удара на момент его разработки безнадежно запоздало, так как Германия уже упредила Советский Союз в развертывании и сосредоточении своих войск. Времени на подготовку стратегической операции нескольких фронтов практически не оставалось.

К середине июня 1941 г. немецкой армии вторжения противостояли войска пяти приграничных военных округов, в составе которых насчитывались 172,5 эквивалентной дивизии (лишь 54 % всех соединений Красной Армии)[145]. Они были рассредоточены на обширной территории, в полосе шириной около 3500 км. Непосредственно на западной границе противнику противостояли только 55 дивизий и две бригады первого эшелона, а также около 56 тыс. пограничников (33 пограничных отряда, четыре резервных пограничных полка и два резервных пограничных батальона) и 19,5 тыс. человек в оперативных войсках НКВД (три дивизии, один полк и один батальон) [818]. Войска второго эшелона округов отстояли от границы на 20-100 км и дальше, а соединения резерва — на 150– 400 км.

Вступать в борьбу с отмобилизованной и развернутой германской армией, когда Красная Армия и особенно ее главная ударная сила — танковые войска — находились еще в процессе реорганизации и переоснащения, то есть в состоянии в лучшем случае полуготовности, не имело ни резона, ни смысла. Тогдашних советских политических и военных руководителей можно обвинять во многих грехах, но вот авантюризмом они отнюдь не отличались и в создавшейся обстановке старались действовать наверняка. Кстати, начало формирования в СССР в 1941 г. свыше двух десятков новых мехкорпусов является более чем убедительным доказательством отсутствия у Советского Союза намерения тогда же напасть на Германию и тем самым вступить во Вторую мировую войну.

В качестве альтернативы можно было приступить к организации стратегической обороны в глубине, например, по линии укрепрайонов на старой границе. Но такой вариант, судя по всему, даже не рассматривался. Оставалось любыми способами и как можно дольше тянуть время в надежде, что Гитлер не решится на войну на два фронта и на вторжение в преддверии зимы. К великому сожалению, Красная Армия оказалась не готовой ни к наступлению, ни к отражению внезапного нападения крупных сил противника. Это показали широко известные события, развернувшиеся на западных рубежах нашей страны после 22 июня 1941 года.

В связи с этим несколько слов о судьбе выдвигаемых на запад армий. Командование стратегическими резервами было создано уже после начала войны, 25 июня директивой Ставки ГК «О формировании и задачах группы армий резерва Главного Командования». В эту группу под командованием маршала СМ. Буденного первоначально вошли четыре армии: 19, 20, 21-я и 22-я, в которых насчитывалось в общей сложности 43 дивизии. Они должны были к 1 -10 июля закончить сосредоточение на рубеже Сущево- Невель-Витебск-Могилев- Жлобин-Гомель-Чернигов — р. Десна — р. Днепр до Кременчуга. Этот рубеж в значительной своей части опирался на водные преграды. Страшно подумать, как могли бы развиваться события после разгрома основных сил Западного фронта, если бы советское командование не начало заблаговременно выдвигать резервные армии на запад! Кстати, даже немцы в своей директиве по стратегическому развертыванию от 31.01.41 г. предусматривали, что «‹…› при неблагоприятном развитии операций ‹…› русские будут пытаться остановить немецкое наступление на линии рек Днепр-Западная Двина» [819].

Задачей этой группы была подготовка обороны при сохранении готовности по указанию Главного командования перейти в наступление. Очень скоро Ставка осознала, что огромная ширина назначенного фронта и неопределенность поставленных задач снижает эффективность использования резервных армий. Поэтому уже через два дня, 27 июля, группу реорганизовали: из нее была выведена 19-я армия и изменен состав других объединений, после чего там осталось 28 дивизий. Перед ними была поставлена более четкая задача: «К исходу 28.06.1941 занять и прочно оборонять рубеж Креславль, Десна, Полоцкий УР, Витебск, Орша, р. Днепр до Лоева. Не допустить прорыва противника в направлении на Москву ‹…›» [820].

Читатель из всего вышеизложенного может сделать вывод: кто на самом деле готовил нападение, кто и почему развязал войну между Германией и Советским Союзом. Что касается Резуна, то мы можем только дать ему совет: пора начинать сочинять новую книгу «Беру свои слова обратно-2». Все-таки надо извиниться перед своими читателями, которым он много лет морочил голову. Впрочем, на наш взгляд, в писаниях Резуна есть и некоторый плюс: он разворошил застоявшееся болото советской историографии Великой Отечественной войны, заставил историков и ученых активизировать работу по изучению поднятых им вопросов. В результате проведенных ими исследований удалось отказаться от наиболее замшелых мифов, созданных советским агитпропом.

Многие исследователи и историки считают, что главная причина поражения Красной Армии в июне- июле 1941 года заключается в том, что она не была приведена в полную боевую готовность и поэтому не смогла организованно вступить в войну и отразить внезапное нападение врага. И что начало войны могло сложиться совсем по-другому, если бы войска приграничных округов были заблаговременно приведены в полную боевую готовность. Наша точка зрения заключается в том, что Красная Армия не была готова к той войне, которая была навязана Советскому Союзу Гитлером и его генералами. Спор идет по вопросу — поражение Красной Армии в начальный период войны — случайность или закономерность? Теперь, имея более полное представление о подготовке, реальной боевой и мобилизационной готовности советских войск накануне войны, мы можем попытаться ответить, наконец, в чем же заключались основные причины наших поражений в приграничном и последующих сражениях лета 1941 года.

Сначала о внезапности. Кстати, здесь самое время отметить, что неожиданность и внезапность в обыденном русском языке — синонимы. Но с военной точки зрения под внезапностью подразумевается