распустились свежие зеленые листья. Среди других деревьев красуется дерево мола, с его темными коричневато-зелеными листьями, широко раскинувшее ветви. В отдалении видны ряды низких возвышенностей. Один ряд возвышенностей, называемый Канджеле, находится к северу от нас, а на востоке видна такая же цепь, называемая Каонка; завтра мы направимся к ней. Руководствуясь желанием избежать цеце и посетить местных жителей, мы значительно отклонились к северу.
Люди, живущие в Каонке, – последние батока, которых мы должны встретить на своем пути и которые дружественно настроены к макололо.
Гуляя по лесу, я наблюдал много армий черных муравьев, возвращающихся со своих разбойничьих экспедиций. Я часто замечал их в различных местах страны, и так как мы имели на Колобенге много удобных случаев наблюдать их жизнь, то я могу немного сказать о них. Цвет их – черный, с легким серым оттенком; длина муравья – около полдюйма [1,25 см]. Они ходят всегда строем по три или по четыре в ряд. Если их потревожить, то они издают ясный звук шипения. Они следуют за несколькими вожаками, которые никогда не носят никакого груза. Кажется, что они распознают направление по запаху, оставляемому их вожаками на пути следования. Однажды, когда я одевался, я случайно плеснул воду из чашки за куст; вода попала на дорогу, по которой прошла их армия еще до того, как я начал свой туалет, и когда они возвращались, то совершенно сбились с дороги, хотя все продолжали искать ее в течение получаса. Они нашли ее только тогда, когда один из них далеко обошел залитое водой место. Если бросить горсть земли в самую середину их армии, то те из них, кто оказывается позади брошенной земли, совершенно теряют дальнейшее направление. Чем бы муравьи ни руководствовались, они, кажется, знают только то, что не должны возвращаться обратно. Они подходят вплотную к брошенной земле, но не решаются пройти через нее, хотя высота не превышает и одной четверти дюйма [6 мм]. Они описывают на месте круги и снова возвращаются на прежнее место, но никогда не думают о возвращении в муравейник или, если в это время направлялись домой, о возвращении к месту их разбойничьего набега.
После того как они около четверти часа с шипением покружатся на месте, один из них огибает далеко землю, держась на фут [30 см] от нее, и скоро все следуют по этому обходному пути. Когда они приближаются к жилищу термитов, намереваясь напасть на них, то можно наблюдать, как термиты в панике бросаются от них в разные стороны. Черные вожаки, отличающиеся от остальных муравьев большей величиной, особенно в области жала, хватают термитов одного за другим и вонзают в них свое жало, по- видимому вспрыскивая при этом жидкость, напоминающую по своему действию хлороформ: не убивая термитов, она лишает их чувствительности. Ужаленные термиты способны только шевелить одной или двумя передними ножками. Вожаки бросают термитов в сторону, а рядовые муравьи хватают их и уносят.
Однажды утром я увидел партию муравьев, которую можно было назвать экспедицией за рабами. Они подошли к прутику, который был вставлен в подземную галерею термитов. Но я был очень удивлен тем, что черные солдаты проходили мимо, не трогая галереи. Я приподнял прутик, сломал часть галереи и положил этот прутик в самую середину марширующего полка. Оказавшись без крова, термиты поразительно быстро разбежались, стараясь спрятаться под листьями, но черные мародеры почти не обращали на них внимания, пока один из вожаков не начал хватать их; пуская в ход свое жало, он клал термитов в сторону; последние находились в состоянии оцепенения; остальные муравьи быстро хватали их и стремительно убегали.
При первых наблюдениях над этими насекомыми-мародерами на Колобенге у меня возникла мысль, что они хватали термитов с целью сделать их рабами. Но, освободив несколько пленников и положив их в сторону, я увидел, что они остаются в том же состоянии нечувствительности, в котором были брошены вожаками муравьев. Тогда я предположил, что эта нечувствительность происходила от слишком сильного сдавливания шеи термитов челюстями муравьев, потому что последние хватают их за шею. Но даже личинки термитов, которых я отнял у рядовых муравьев, никогда не развивались, хотя я помещал их в благоприятные температурные условия. Добавлю к этому, что если кто-нибудь исследует отверстие, через которое черные муравьи входят в свои казармы, то он всегда найдет там много твердых голов и ног термитов; значит, эти черные головорезы на одну ступень ниже охотников за рабами и являются просто каннибалами. В другом месте я видел их отряд, занимавшийся переноской яиц с того места, где их, по всей вероятности, затопляло водой. Я сосчитал муравьев. Их было 1260. Некоторое время они несли яйцо, затем клали его на землю; тогда его брали другие и несли дальше. Каждый из них без исключения деятельно трудился над этой нелегкой задачей, и между ними не было видно ни одного раба-термита. В одно холодное утро я наблюдал тянувшихся длинной полосой черных муравьев другого вида. Каждый из них возвращался с пленником; в их каннибальских наклонностях не могло быть никакого сомнения, потому что жестокие солдаты уже лишили термитов их ног. Жидкость, заключенная в жале этого вида, очень кислого вкуса.
Я и раньше замечал, что вспрыскивание жидкости из жала некоторых насекомых вызывает состояние оцепенения. Это особенно наблюдается у одного перепончатокрылого насекомого, называемого «штукатур» (Pelopaeus eckloni), который напоминает своими особенностями пчелу-каменщика. Это насекомое почти черного цвета, имеет около дюйма с четвертью [около 3 см] в длину. Можно видеть, как штукатур вползает в дом, держа в передних лапках мягкий шарик замазки величиной с горошину. Укрепив этот шарик на месте, подходящем для жилища насекомого, штукатур делает из замазки камеру, соответствующую длине своего тела, вылепляя стенки ее так, чтобы они были совершенно тонкими и гладкими внутри. Когда он окончит работу, оставив в камере круглое отверстие, то приносит семь или восемь гусениц или пауков, которые благодаря действию жидкости, впущенной его жалом, приведены в состояние нечувствительности, но не убиты. Насекомое складывает их в камеру, а затем кладет туда одну из своих личинок, которая, таким образом, находит себе готовую, совершенно свежую пищу. Ужаленные насекомые находятся в коматозном состоянии, но продолжающаяся жизнедеятельность их организма препятствует порче тканей или высыханию; последнее обязательно имело бы место в таком климате. До того времени, когда личинка превратится в молодое насекомое и у него разовьются крылья, оно имеет готовую пищу. После этого оно разрушает стенку своей камеры в том месте, где был вход в нее, вылетает и начинает собственную жизнь.
Штукатур – самое полезное насекомое, потому что его деятельность служит препятствием для безграничного размножения гусениц и пауков. Часто его можно бывает видеть с гусеницей или даже сверчком, которые по величине больше его, но после инъекции «хлороформа» лежат не двигаясь, а штукатур, обхватывая всеми лапками тело жертвы, пускает в ход и лапки и крылья, волоча ее в свое гнездо.
Без черных муравьев страна была бы переполнена термитами. Последние чрезвычайно плодовиты. Энергию, с которой они работают, нельзя сравнить ни с чем. Термиты выполняют очень важную задачу, утаскивая под землю остатки растений с такой быстротой, с какой красный муравей очищает поверхность земли от мертвых животных. Термиты обычно скрываются от взоров и делают свои галереи в ночное время, чтобы их не видели птицы. Но по какому-то сигналу (я не мог установить – по какому) они сотнями выбегают из своих жилищ, и сквозь листву деревьев можно слышать звук их челюстей, режущих траву, подобный тихому шелесту ветра. Они тащат срезанную траву к дверям своих жилищ и бросают работу после нескольких часов упорного труда.
Около отверстия, ведущего внутрь их жилища, можно видеть много кусочков травы. После этого они не показываются оттуда, может быть, с месяц, но никогда не остаются без дела. Один раз для моей постели на совершенно гладкое и лишенное растительности место была положена охапка травы. Термиты сразу получили об этом сигнал, и я всю ночь слышал, как они отгрызали и уносили ее; они продолжали эту работу с неослабевающей энергией весь следующий день и следующую ночь. Около этой травы они провели, таким образом, тридцать шесть часов и казались такими же неутомимыми, как и всегда. В течение дня они пожрали всю траву, находившуюся под моей циновкой.
При некоторых своих работах они проявляют любопытное умение отбивать такт. Занимаясь сооружением своего метрополитена, они хотят, чтобы он был гладко утрамбован; и вот, точно по сигналу, они все в одно и то же время делают четыре удара по вылепленным из замазки стенкам туннеля. Получается звук, который слышишь, когда крупные капли дождя падают с куста на землю.
В результате деятельности этих насекомых образуется очень плодородная почва. Если бы не их деятельность, то тропические леса, находящиеся из-за свалившихся деревьев в очень запущенном состоянии, были бы в тысячу раз хуже. Заваленные грудами погибшей растительности, они были бы совершенно непроходимыми, а воздух в них был бы отравлен вредными миазмами в большей степени, чем теперь.
