знают, какие бывают люди». Овладевшее моими людьми тревожное состояние, которое я описываю очень слабыми чертами, оказало свое влияние и на меня. Туземцы видели, что нам нечего им дать. На нас сыпались оскорбление за оскорблением, и это воспламенило в нас воинственный дух. Насколько мы могли судить, на следующее утро нам предстояло пробить себе путь через страну башиндже.
3 апреля. Как только рассвело, мы были на ногах и, пустившись в путь под дождем, прошли очень близко от деревни. Весь пыл грабителей, вероятно, погас от дождя. Как бы то ни было, но мы ждали, что в нас будут стрелять из-за каждой группы деревьев или каменистых бугров, среди которых мы шли, и только после двухчасового марша мы начали дышать свободно.
Невзирая на дождь, мы продолжали свой путь по дну долины Кванго, которая была очень неровной от выступающих наружу глыб глинистого сланца, хотя он залегал в ней почти горизонтально. Когда я ехал верхом на быке среди травы, то она была почти на 2 фута [60 см] выше моей головы. Мокрая от дождя, она обдавала нас с одной стороны градом капель, как из душа, а несколько лощин, полных бесцветной воды, дополняли процесс охлаждения. Промокшие насквозь, мы прошли мимо многих деревень, у одной из которых было стадо овец, и через шесть часов пути сделали остановку около р. Кванго (9°53 ю. ш., 18°37 в. д.), которую можно назвать пределом португальской претензии на территорию на западе. У меня теперь не было ни одной смены одежды, и я укрылся под одеялом, ежась от холода.
4 апреля. Мы находились теперь на берегу р. Кванго, которая имеет 150 ярдов [около 135 м] в ширину. Она очень глубокая. Вода в ней была бесцветная – обстоятельство, не наблюдавшееся ни в одной из рек Лунды или страны макололо. Эта красивая река течет почти прямо на север среди обширных лугов, заросших гигантской травой и тростником.
Туземцы говорят, что в реке много ядовитых водяных змей, которые всегда собираются возле туши гиппопотама, когда его убивают в реке. Если это верно, то этим можно объяснить то, что все деревни, которые мы видели, расположены далеко от реки. Нам советовали не спать близко к воде; но очень хотелось поскорее переправиться на западный берег реки, и мы старались уговорить башиндже одолжить нам для этой цели челноки. Это вызвало появление на сцену вождя здешней области, и нам было заявлено, что все лодочники – его дети и без его распоряжения ничего нельзя делать. Затем он предъявил обычное требование дать раба, быка или ружье, добавляя, что иначе мы должны возвратиться в страну, из которой пришли сюда. Не веря в то, что этот человек может иметь власть над челноками на другой стороне, и думая, что если я отдам ему свое единственное одеяло, то он, в конце концов, поставит нас в безвыходное положение, я пытался убедить своих людей идти сразу же на берег на две мили в сторону и завладеть челноками прежде, чем мы отдадим одеяло; но мои люди думали, что если мы поступим так, то этот вождь может напасть на нас во время самой переправы. Вождь сам пришел в наш лагерь и повторил свое требование. Мои люди сняли с себя последние медные кольца и отдали ему; но он добивался, чтобы ему дали раба. Он, как и все другие, думал, что эти люди были моими рабами. Это был молодой человек с тщательно приглаженными курчавыми волосами, которые сзади были собраны в форме конуса около 8 дюймов [20 см] толщиной у основания, тщательно обмотанного красной и черной нитями. Я не соглашался отдать свое одеяло, пока они не перевезут нас на западный берег, поэтому вождь продолжал изводить нас своими требованиями, чрезвычайно утомив меня. Моя маленькая палатка была теперь вся изодрана; назади у нее была прореха размером больше, чем вход, и я напрасно старался скрыться в ней от назойливости наших посетителей. Мы находились на совершенно ровном, заросшем тростником берегу и не могли, как раньше, прибегнуть к сооружению небольшой стоккады, чтобы иметь время обдумать и составить план действий. Когда я пытался убедить своих людей отойти в сторону и овладеть челноками, перед нами появился молодой сержант милиции Чиприано ди Абру, человек смешанной, наполовину португальской, крови, и дал нам такой же совет. Он переехал через реку в поисках воска. Когда мы отошли от вождя, который просто измучил меня, его люди открыли в нас огонь из наших шалашей и продолжали непрерывно поддерживать его в том направлении, куда мы уходили, но ни одна пуля не настигла нас. Они, вероятно, ожидали, что обилие у них пороха заставит нас обратиться в бегство, но когда мы продолжали спокойно идти к переправе, они не двинулись дальше места нашего ночлега. Чиприано помог нам договориться с перевозчиками на более приемлемых условиях, чем отдача моего одеяла, а как только мы достигли другого берега, мы находились уже на территории племени бангала, которые являются подданными португальцев; их часто называют кассандже или кассанце. Теперь трудности нашего путешествия среди пограничных племен пришли к концу.
С облегченной душой пройдя по узкой тропинке среди высокой травы около трех миль на запад от реки, мы подошли к группе прямоугольных домов. Около них стояло много людей приличного вида смешанной, наполовину португальской, крови, которые приветствовали нас.
С наступлением темноты мы подошли к жилищу Чиприано, и я разбил перед этим домом свою маленькую палатку для ночлега. Здесь было много комаров. Они никогда не тревожили нас на берегах чистых потоков Лунды. Утром 5-го числа Чиприано любезно снабдил моих людей тыквами и кукурузой и затем пригласил меня к завтраку, который состоял из земляных орехов с жареной кукурузой; их сменили вареные корни маниока с земляными орехами; в качестве десерта были предложены гуавы с медом. Я был искренне благодарен ему за этот роскошный завтрак.
Чиприано угостил меня таким же обильным обедом, и к нам присоединилось еще несколько друзей, воздавших справедливость его гостеприимству. Прежде чем сесть за стол, всем гостям полили на руки воду, и рабыня мыла их. Один из гостей разрезал курицу с помощью ножа и вилки. При еде же не употреблялось ни ножей, ни вилок. Обед закончился также омовением рук.
Все эти люди могли свободно читать и писать. Я осведомился, какие у них есть книги, и обнаружил небольшой труд по медицине, энциклопедию и португальский словарь.
Любезный прием, оказанный мне здесь всюду, был, без сомнения, обязан лестным рекомендательным письмам, которые я привез от Шевалье дю Пра из Кэпа. Но я склонен думать, что мой друг Чиприано руководствовался также чувством присущей ему доброты, потому что он совершенно опустошил свой огород, предоставляя нам пищу в течение нескольких дней томительного ожидания, пока безоблачная погода не позволит мне сделать наблюдения для определения географического положения Кванго. Он заколол для нас быка и поручил своей матери и ее служанкам приготовить из маниока муку нам на дорогу на четыре или пять дней путешествия до Кассандже и не сделал даже намека на уплату. Мой жалкий вид возбуждал в нем, наверное, чувство сострадания.
Для приготовления из маниока муки корни хорошо промывают и затем скоблят их вплоть до мякоти. После этого их слегка обжаривают на металлическом блюде и в таком виде употребляют в пищу с мясом, как овощи. Приготовленная таким образом мука близко напоминает по виду древесные опилки, и поэтому ее называют «древесной» мукой. Она безвкусна, и ее употребляют для того, чтобы легче было слизывать с блюда остатки подливки.
Те, кто привык к ней, приправляют ею свою пищу по возвращении в Европу.
Маниок, выращиваемый здесь, принадлежит к сладкой разновидности; горький, к которому мы привыкли в Лунде, не пользуется широким распространением в этой долине. Май здесь является началом зимы, но многие жители занимались в это время посадкой кукурузы, а та кукуруза, которую мы ели, была посажена в начале февраля. Здешняя темно-красная почва чрезвычайно плодородна. Земля здесь покрыта такой густой и жесткой травой, что однажды, когда сюда явилась с целью грабежа группа людей из племени амбонда, бангала зажгли вокруг врагов со всех сторон траву и совершенно уничтожили их. Я вполне верю тому, что это сообщение, подтверждаемое португальцами, соответствует действительности, потому что стебли травы имеют толщину гусиного пера и по такой траве невозможно было убежать без тропинки ни в одном направлении. Вероятно, в упоминаемом здесь случае направление ветра было такое, что он перекидывал огонь через тропинки и перерезал дорогу бегущим по ним. В одном случае я сам едва не потерял свою повозку из-за пожара в долине, где трава была только около 3 футов [0,9 м] высотой. Мы были разбужены ревом как бы бурного потока; оказалось, что это был рев приближающегося к нам с наветренной стороны пожара. Я сейчас же зажег и пустил огонь в подветренную сторону, и мне хватило времени только на то, чтобы утащить повозку на оголенную огнем площадь, прежде чем идущее с наветренной стороны пламя дошло до места, на котором она стояла.
Дожди и желание определить географическое положение этого места задержали нас до понедельника, 10-го числа. Я установил только широту (9°53 ю. ш.) и после трехдневного, довольно тяжелого путешествия среди высокой травы, достиг Кассандже, самой дальней португальской станции внутри страны в Западной
