проказу? Мы не боимся ни его болезни, ни лихорадки, от которой погибли учителя и многие макололо в Линьянти.

Поскольку эта попытка подвергнуть нас карантину исходила, вероятно, от туземных врачей, которые хотели поднять таким образом свой престиж, мы добавили, что у нас нет продуктов и мы будем весь следующий и следующий за ним день охотиться, чтобы добыть дичи; если будут продолжать настаивать на нашем очищении их снадобьем, мы вернемся к себе на родину.

Послание было составлено не только под нашу диктовку; наши слова перемежались с возмущенными протестами наших сотоварищей, которые выражались довольно сильно на диалекте Тете по поводу этих «докторских штучек», мешавших им увидеть своего отца. И вдруг, к их удивлению, Мочокотса сказал, что понимает каждое произнесенное ими слово, так как принадлежит к племени базилулу, и предложил им не пытаться обмануть его на любом наречии – от ма-шона на востоке до мамбари на западе. Затем Мочокотса дважды повторил наше послание, чтобы удостовериться, что запомнил его слово в слово, и ушел. Эти посланцы вождей отличаются замечательной памятью; они передают довольно длинные послания на большие расстояния, и притом почти слово в слово. Обычно идут вместе два или три человека. По пути каждый вечер они репетируют, чтобы обеспечить запоминание точных слов. Одно из возражений туземцев против изучения письма то, что эти посланцы передают различные известия на расстояние не хуже, чем это можно сделать письмом; а если ты хочешь сообщить что-то другому лицу в данном селении, – то лучше всего пойти к нему или послать за ним. Что же до переписки с далекими друзьями, то это очень хорошо для белых, но совсем не нужно для черных, так как у них нет друзей, которым они писали бы. Если говорить об умении читать, то они признают только один довод в пользу того, чтобы ему учиться: они согласны, что их долг – узнать откровение «небесного отца», каким оно изложено в Писании.

На следующий день наш посланец вернулся со следующим ответом Секелету: «Вы говорите правду, болезнь давно прошла, приходите немедленно и не спите в дороге, так как я очень желаю увидеть доктора».

Расставшись с Мочокотса, мы встретили несколько человек Мокомпа, которые несли обратно слоновую кость, так как лошади предпочитались товарам западного берега. Они должны были передать Мокомпа некоторые инструкции; поскольку последние являются примером управления государством у народа, который почти ничему не научился у европейцев, мы приводим их здесь, хотя они и не имеют значения в других отношениях. Машотлане обращался с м-ром Болдуином не так вежливо, как приказал Секелету в отношении всех англичан. Он был очень невежлив с людьми, посланными Моселекатсе с письмами от м-ра Моффета, обращался с ними как со шпионами и не хотел принять мешок с почтой, пока они не удалились. Когда мы говорили с ним об этом, он оправдывал свое поведение тем, что его поставили у водопада специально для того, чтобы наблюдать за этими естественными врагами; как же он мог знать, что их послал м-р Моффет? На основании этого наши люди сообщили в столице, что Машотлане проклинал доктора. Секелету посылал Мокомпа следующую инструкцию: «Пойди к Машотлане и скажи ему, что он совершил большой проступок. Он проклял не Монаре (д-р Ливингстон), а Себитуане, так как Монаре находится теперь здесь и я почитаю его, как отца. Если с м-ра Болдуина был взят какой-нибудь штраф, то его надо немедленно возвратить, так как он – англичанин, а не бур. Секелету очень сердится, и Мокомпа не должен утаивать это послание».

Узнав позднее, что Машотлане вел себя весьма оскорбительно по отношению к батока, Секелету приказал ему прибыть в Шешеке, чтобы иметь его на глазах. Однако Машотлане, боясь, что его казнят, прислал вежливый ответ, сообщая, что он болен и не в состоянии путешествовать. Секелету попробовал еще раз удалить Машотлане от водопада, но безуспешно. Теоретически вождь племени является абсолютным и деспотическим монархом; в действительности его власть является ограниченной, и он не может, не прибегая время от времени к смертной казни непокоренных подчиненных ему вождей, заставить их выполнять свою волю.

Путешествие по реке до Шешеке было легким, за исключением небольших порогов у острова Мпарира, недалеко от впадения Чобе. На речных островах пасутся стада, состоящие из двух-трех пород скота. У батока есть очень красивый мелкий скот, чрезвычайно ручной; эта порода имеется и сейчас в большом количестве. Другая порода крупнее, с висящими рогами, часто расшатанными. Третья порода – еще более крупная, с рогами необыкновенных размеров, которые, видимо, тяготят животное. Эту породу мы встретили в изобилии на озере Нгами.

В полдень мы остановились у одного из загонов Мокомпы и напились освежающего молока. У людей его положения бывает обычно несколько стад, находящихся в разных местах, которые владелец посещает поочередно, а его главная квартира – в его деревне. Эта станция находилась в отсутствие Мокомпы на попечении его десятилетнего сына. Согласно воззрению макололо, такая станция – именно та школа, в которой следует воспитывать сыновей. Здесь они получают наилучшее воспитание – знание пастбищ и умение обращаться со скотом.

Каждый день с полудня до полуночи дуют сильные восточные ветры; так продолжается до тех пор, пока не начнутся октябрьские или ноябрьские дожди. Утром часто случается видеть смерчи, – тогда к небу поднимаются гигантские столбы дыма от горящей травы. Один раз мы чуть не попали в такой смерч. Он пронесся на расстоянии от нас около 20 ярдов, по-видимому в нем скрестились ветры со всех точек компаса. Крутясь в своем вихревом движении, он поднимал непрерывно в воздух, на высоту нескольких сот футов, темные облака размельченной почвы, перемешанной с сухой травой. Когда мы проходили, стада новой породы антилоп, лечуэ, а также поку, гну и зебр стояли и смотрели на нас. Мираж поднимал их иногда почти под облака, придавая им и пальмам странные, неземные формы.

Обширные и богатые равнины на берегах, вдоль которых мы плыли, могли бы прокормить густое население, и их было бы легко орошать водой Замбези. При поливке они давали бы урожаи круглый год и никогда не страдали бы от засухи.

Бегемотов здесь убивают длинными копьями, похожими на пики. Мы видели, как два человека в легком каноэ бесшумно подкрадывались к одному из этих животных, считая его спящим; однако бегемот был настороже, и им пришлось быстро ретироваться. Между Шешеке и водопадом теперь осталось сравнительно немного этих животных, и они стали чрезвычайно осторожными, так как знают, что быть застигнутыми дремлющими днем означает для них верную смерть.

18-го мы прибыли в Шешеке. Старый город, теперь представляющий собою одни развалины, находится на левом берегу реки. Население построило новый на том же берегу, в полумиле выше, после того как их вождь, Мориантсиане, был казнен за то, что околдовал верховного вождя и наслал на него проказу. Секелету жил на правом берегу, недалеко от нескольких временных хижин. Нас окликнули из резиденции вождя и предложили отдохнуть под старым котла – деревом на площади публичных собраний. Молодой макололо с большими ляжками, которыми отличаются зулусы и большинство представителей этого племени, отправился к вождю за инструкциями. Секелету не показывается народу с тех пор, как заболел проказой. Вернувшись, молодой макололо побежал за Мокеле, вождем нового города. Последний, повидавшись с Секелету, вернулся к нам и отвел нас в маленькую, но хорошую хижину; позднее он доставил нам жирного быка – подарок вождя. «Сейчас голодное время, – сказал он, – и у нас нет мяса, но мы ожидаем его из долины Баротсе». Когда мы пришли в Шешеке, у нас не было уже никаких продуктов. Лучшего мяса, чем мясо посланного нам Секелету быка, быть не может; и вообще – насколько лучше всякой дичи говядина! В Африке мы попробовали мясо всех съедобных животных, кроме крокодила, часто при таких обстоятельствах, когда, казалось бы, прекрасный аппетит мог дать преувеличенное представление о вкусе мяса какой-либо дичи; и все же даже о самом лучшем мы можем сказать только, что оно почти так же хорошо, как говядина. Возможно, существуют какие-то неприрученные еще животные, которые могли бы пастись на землях, покрытых вереском и папоротником, бесполезных для нашего обычного скота. Но, по нашему мнению, «Обществу акклиматизации» следовало бы умножать бычью породу, и это дало бы человечеству больше пользы и лучшие вкусовые ощущения, чем использование какого бы то ни было дикого животного – от слона до крокодила. Приходится, однако, признаться, что с непривычки есть одну говядину, даже превосходную, довольно трудно. Возьмешь кусок в рот, – а руки и глаза инстинктивно ищут чего-нибудь вроде хлеба, картофеля или овощей в качестве приправы; испытываешь неприятное ощущение, что тебе чего-то недостает. Мы боролись с ним тем, что ели нежирное мясо. Макололо обычно прежде всего с жадностью съедают весь жир, считая, что это самое лучшее, потом едят постное мясо и, наконец, кончают кашей или хлебом, если они у них есть. Люди, которые, подобно им, питаются преимущественно мясом и молоком,