достигает 25 футов толщины. Оказалось, что он прекрасно горит в топке парохода, но в золе было много сланца. Предполагая причиной этого то, что этот уголь, близкий к поверхности, в течение веков подвергался воздействию погоды, мы пробили шахту глубиной около 30 футов и обнаружили, что чем глубже, тем уголь становится лучше. В руслах рек на расстоянии двухдневного пути от Тете моют золото. Туземцы прекрасно представляют себе его ценность, но редко его ищут и никогда не копают глубже 4–5 футов. Они боятся, что песок в русле реки может обвалиться и засыпать их. В прежние времена, когда промывка золота осуществлялась торговцами с помощью сотен рабов, добыча золота была значительна. Теперь же она ничтожна. Золотоносные земли всегда принадлежали свободным племенам. Здесь, по-видимому, никогда не разведывались глубокие овраги поблизости от истоков золотоносных рек, как это делается в Калифорнии и Австралии. Не применялись и машины, а только простые деревянные чаны для промывки.
Пороги Кебрабаса
Наше любопытство было так возбуждено рассказами о порогах Кебрабаса, что мы решили их быстро осмотреть. Уровень Замбези был необычно низок, и мы ухватились за возможность ознакомиться с ними, когда они не покрыты водой. Мы достигли их 9 ноября. Между Тете и Панда Мокуа, где кончается навигация, местность по обоим берегам лесиста и гориста. Панда Мокуа – гора, находящаяся в двух милях ниже порогов. Она покрыта доломитом, содержащим медную руду.
Среди деревьев привлекает внимание, благодаря своим гигантским размерам и коре цвета египетского сиенита, баобаб; другие лесные деревья часто выглядят рядом с ним просто кустами. Тот баобаб с дуплом, о котором мы уже говорили, имеет 74 фута в окружности, другой 84, а на западном берегу находили и такие, которые имели окружность в 100 футов. Их громадные размеры заставили некоторых думать, что никакого ноева потопа не было. Тщательное исследование многих сотен этих деревьев в лесах и некоторых, выросших из пола старых каменных домов, убедили нас, исходя из числа концентрических кругов в разрезе, что даже самые крупные представители этого дерева, обладающего исключительно мягкой древесиной, не насчитывают 500 лет.
Высокий хребет Кебрабаса, состоящий преимущественно из конических гор, покрытых жидкими деревьями, пересекает Замбези и сжимает ее. Она протекает здесь по узкому, неровному и скалистому ущелью примерно в 4/ мили шириной; над ним, – его можно назвать руслом реки, – нагромождены в невообразимом беспорядке и в огромном количестве скалы. Они состоят преимущественно из сиенита, который местами имеет красивый голубой оттенок, как будто в нем растворена ляпис-лазурь; некоторые скалы – серые. Много также гранитных глыб розоватого оттенка. Они, вместе с метаморфическими породами, – искривленные, перекрученные и нагроможденные во всевозможных положениях, – представляют собою картину распада или напластований, которая пленила бы геолога. Но при высоком уровне воды этот неровный канал становится гладким, и тогда он хорошо гармонирует с протекающей ниже его рекой, имеющей здесь в ширину полмили.
Гигантский баобаб
В сухое время года река протекает по дну глубокой и узкой естественной выемки, стены которой отполированы и изрезаны бурной, кипучей водой разливов, как края древних вос точных колодцев канатами. Ширина выемки часто не превышает 40–60 ярдов. Она делает несколько раз резкие повороты, раздваивается, и на ней попадаются маленькие водопады. Когда мы поднимались вверх по течению, мачты нашей «Ма-Роберт» не достигали уровня того русла реки, по которому она течет во время разлива, несмотря на свою 30-футовую высоту. Промерщик глубины выкрикивал: «На глубине 10 морских саженей дна нет». По бокам прорыты водой громадные, не меньше колодцев, углубления. Они так глубоки, что, когда защищены от солнца нависающими утесами, вода в них остается прохладной. Некоторые из этих рытвин теперь совершенно размыты, осталась только стенка, примыкающая к скале. Стены же русла, по которому река течет во время разливов, так отполированы, как будто вышли из гранитной фабрики в Эбердине. Чтобы так их отполировать, давление воды должно было быть огромным. Река вклинила в щели и трещины породы круглые камешки так плотно, что, хотя они выглядят лежащими совершенно свободно, отбить их можно только молотком. Могучая сила воды, которую мы наблюдали здесь, дает представление о том, что происходит на тысячах водопадов в мире.
Вся информация, которую мы могли получить от наших португальских друзей, сводилась к тому, что в Кебрабасе из воды выступают три или четыре отдельные скалы; хотя они и опасны для неуклюжих туземных каноэ, пароход может миновать их легко, а если одно или два из этих препятствий взорвать при помощи пороха, то не представится больше никаких трудностей. Обследовав с трудом пороги на протяжении 7–8 миль, мы вернулись на судно, убедившись, что для одного обследования порогов нужно проделать гораздо большую работу, чем предполагали необходимым наши друзья для их удаления. Поэтому мы спустились вниз за свежими продуктами и подготовились к более серьезному обследованию этого района.
22 ноября мы выступили на обследование порогов Кебрабаса (туземцы произносят это слово «каорабаса», что значит «кончи или прерви работу»). 24 ноября мы снова достигли поздно вечером подножия гор и стали на якорь. Команды каноэ никогда не спят на реке, они всегда проводят ночь на берегу; поэтому правобережные туземцы, живущие в местности, называемой Шидима, баньяи, являющиеся, несмотря на незначительность расстояния от Тете, независимыми и даже привыкшими владычествовать над португальскими купцами, старались понять, с какой целью мы остались на судне; естественно, наше нарушение общего обыкновения вызывало у них подозрения.
Вечером они крикнули нам с берега: «Почему вы не сходите на берег и не устраиваетесь на ночлег, как другие люди?»
Ответ, полученный ими от макололо, которые чувствовали себя теперь такими же независимыми, как баньяи, гласил: «Мы прикреплены ко дну железом; вы видите, мы не похожи на ваших базунгу[26]».
Этот ответ спас нас от обычных вымогательств. Делать подарки приятно, но баньяи обычно лишают путника удовольствия, превращая подарок в штраф, причем требуют его так надменно, что стерпеть может только совсем запуганный торговец. Они часто отказываются прикоснуться к тому, что им дают, бросают на землю и не поднимают, издеваются над невольниками купца и отказываются его пропустить, пока дань не будет увеличена до крайних для него пределов.
На следующее утро, покинув пароход, мы отправились в путь пешком, сопровождаемые португальцем, местным уроженцем, с его людьми и дюжиной макололо, которые несли наш багаж. Утро было хорошее; горы справа давали до поры до времени восхитительную тень. Но вскоре тропа стала ужасно неровной, и горы перестали защищать нас от палящего солнца. Остатки тропы были едва заметны. Действительно, если бы наш проводник не уверил нас в противном, у нас не явилось бы и подозрения, что существует дорога через эти полосы мягкого песка, проваливавшегося под нашими шагами, и через громадные скалы, на которые мы карабкались с таким трудом. Эти скалы имеют необыкновенный вид: они разломаны и искривлены во всех направлениях и покрыты тонким черным налетом, как будто их отполировали и покрыли черным лаком. По-видимому, этот налет осаждается во время разлива, так как он порывает только те скалы, которые лежат между линией наивысшего уровня и другой, проходящей на высоте около четырех футов над линией самого низкого уровня. Путешественники, посетившие водопады на Ориноко и на Конго, говорят, что и там скалы имеют такой же вид; это приписывается особому осадку, который отлагается рекой только при быстром течении. Это может оказаться справедливым и для этих мест, так как подобный налет встречается только там, где узкая река сжата между массами скал, за которыми находятся высокие горы, и где течение самое сильное. Он отсутствует там, где скалы есть только на одном берегу, а напротив, за широкой рекой, простирается песчаный пляж. Горячие скалы жгли ноги, и мы скоро устали. По прямой мы прошли в первый день не более 4 миль и нашли это более чем достаточным.
В долинах мы видели немногочисленных жителей этого района, принадлежащих к племени, которое называют ба-дема. Они возделывают немного кукурузы, хлопка и табака в ложбинах, а на крутых склонах гор – род проса, который называют «мапира». В реке ловят сетями рыбу. Они ловят зебр, антилоп и других животных, загоняя их в овраги, узкий вход в которые с другой стороны загораживается крепкими сетями, сделанными из коры баобаба.
О состоянии неуверенности, в котором постоянно пребывает племя бадема, свидетельствует их привычка прятать свои продукты в горах, оставляя в хижинах лишь небольшое количество. Они обдирают
