вздохнуть, как оказалась на коленях, опустив глаза. Она трепетала от желания выплеснуть свои страхи, но, имея дело с Избранной, необходимо придерживаться правил.
– Живу, чтобы служить, Великая Госпожа, – произнесла Ал-виарин и замолчала. Она не могла тратить и секунды, а тем более часа, на вопли и мольбы. Она крепко стиснула руки, чтобы они не тряслись.
– Что у тебя за насущная необходимость, дитя мое? – Голос был женским, но в нем звенели хрустальные колокольчики. Недовольные колокольчики. Всего лишь недовольные. Если бы колокольчики были рассержены, это означало бы смерть на месте. – Если ты считаешь, что я пошевелю пальцем, чтобы вернуть тебе палантин Хранительницы Летописей, ты глубоко ошибаешься. Ты все еще можешь сделать то, чего я хочу от тебя, приложив некоторое дополнительное усилие. И ты можешь рассматривать наказание, которое получишь от Наставницы Послушниц, как маленькое наказание от меня. Я уже предупреждала тебя, что не стоит нажимать на Элайду слишком сильно.
Алвиарин проглотила поднимавшиеся в ней возражения. Элайда была не той женщиной, которую можно было согнуть, не нажимая на нее. Месана должна знать это. Но Избранным возражать опасно. Многие вещи были опасны, когда имеешь дело с Избранными.
В любом случае, плеть Сильвианы – пустяк по сравнению с топором палача.
– Элайда знает, Великая Госпожа, – выдохнула она, поднимая глаза. Перед ней стояла женщина из света и теней, одетая в свет и тени – беспросветно черные тени и серебристо-белый свет, перетекавшие друг в друга и обратно. Серебряные глаза мрачно взирали на нее с сотканного из дыма лица, серебряные губы были вытянуты в жесткую линию. Это была всего лишь Иллюзия, и, по правде говоря, созданная не лучше, чем могла бы сделать Алвиарин. Меса-на скользнула по доманийскому ковру; на мгновение вспыхнуло зеленое шелковое платье, затейливо расшитое бронзовой тесьмой. Но Алвиарин не видела плетений, сотворивших эту Иллюзию, так же как не чувствовала она и силы, позволившей женщине появиться здесь или окутать комнату тенями. Судя по ее ощущениям, Ме-сана вообще не могла направлять! Жажда вызнать эти два секрета обычно не давала Алвиарин покоя, но сейчас она едва обращала на это внимание. – Она знает, что я Черная, Великая Госпожа. Если она раскрыла меня, это означает, что у нее есть кто-то, кто копает глубоко. Под угрозой могут оказаться десятки наших сестер, а может быть и все мы. – Лучше, чтобы угроза была как можно более весомой, если она хочет иметь надежду на ответ. Кроме того, это могло оказаться и правдой.
Но ответом Месаны стал лишь пренебрежительный взмах серебристой теперь руки. Ее лицо источало лунный свет, глаза были угольно-черными провалами.
– Не смеши меня. Элайда до сих пор не может решить, уверена ли она вообще в существовании Черной Айя; один день она думает так, а назавтра иначе. Ты просто пытаешься избежать небольшого заслуженного тобой наказания. Но, может быть, если оно станет немного большим, это послужит уроком, чтобы впредь ты так не ошибалась.
Алвиарин рухнула на колени, умоляя о пощаде, но Месана уже подняла руку, и в воздухе начало формироваться слишком хорошо знакомое ей плетение. Необходимо заставить эту женщину понять!
Внезапно тени в комнате пришли в движение. Все, казалось, сместилось куда-то в сторону, а темнота сгустилась полуночными глыбами. А затем темнота исчезла. Пораженная, Алвиарин обнаружила, что в мольбе протягивает руки к голубоглазой женщине из плоти и крови, одетой в зеленое платье с бронзовой вышивкой. Мучительно знакомой женщине, на вид чуть моложе средних лет.
Она знала, что Месана проникла в Башню под видом одной из сестер, хотя ни одна из встреченных ею Избранных не имела признаков безвозрастности, но не могла связать это лицо ни с одним именем. И она поняла кое-что еще. В этом лице был страх. Месана скрывала это, но оно было испуганным.
– Она была очень полезна, – говорила Месана, и в ее голосе совершенно не было страха; казалось, еще чуть-чуть, и она узнает его, – но теперь мне придется убить ее.
– Ты всегда была… чересчур расточительна, – отвечал грубый голос, словно хруст полусгнивших костей, рассыпающихся под ногой.
Алвиарин чуть не упала от потрясения, увидев у окна высокую фигуру человека в гибкой черной броне, состоящей из перекрывающих друг друга пластин, наподобие змеиной чешуи. Впрочем, это был не человек. На бескровном лице не было глаз, на их месте была лишь гладкая мертвенно-белая кожа. Она уже встречалась с Мурд-драалами прежде, на своей службе Темному Повелителю, и даже умудрялась встречать их безглазые взгляды без того ужаса, который они обычно внушали, но от этого она попятилась назад, ползя по полу, пока не ударилась спиной о ножку стола. Все Таящиеся похожи друг на дружку как две капли воды, одинаково высокие и тощие, но этот был на голову выше других, и страх, казалось, распространялся вокруг него, проникая в нее до костей. Не думая, она потянулась к Источнику. И чуть не закричала. Источник пропал! Она не была отсечена щитом – просто там не было ничего, чего она могла бы коснуться! Мурддраал взглянул на нее и улыбнулся. Таящиеся никогда не улыбаются. Никогда. Ее дыхание вырывалось прерывистыми всхлипами.
– Она еще может быть полезна, – проскрежетал Мурддраал. – Я не хотел бы, чтобы Черная Айя была уничтожена.
– Кто ты такой, чтобы противоречить одной из Избранных? – презрительно воскликнула Месана, но тут же испортила впечатление, нервно облизнув губы.
– Ты думаешь, что Длань Тени – это просто имя? – Голос Мурддраала больше не скрежетал. Пустой и гулкий, он звучал словно из какой-то пещеры, находящейся на невообразимой глубине. Одновременно со словами тварь начала расти, раздуваясь до тех пор, пока ее голова не коснулась потолка более чем в двух спанах над полом. – Ты была призвана, и ты не пришла. Моя рука простирается далеко, Месана.
Сотрясаемая крупной дрожью, Избранная раскрыла рот, возможно для того, чтобы умолять о пощаде, но внезапно черное пламя вспыхнуло вокруг нее, она закричала, а ее одежды упали с нее, рассыпаясь в прах. Языки черного пламени привязали ее руки к бокам, плотно обвились вокруг ног, а во рту появился шар клубящейся черноты, не давая ей сомкнуть челюсти. Она извивалась в своих путах, нагая и беспомощная, и под взглядом ее бешено вращающихся глаз Алвиарин хотелось смешаться с землей.
– Хочешь ли ты узнать, почему одна из Избранных должна быть наказана? – Голос вновь заскрежетал, словно пила по кости, и Мурддраал вновь казался всего лишь необычно большим Таящимся, но Алвиарин не обманывалась. – Хочешь ли ты посмотреть на это? – спросил голос.
Она должна была бы пасть ничком на пол, умоляя даровать ей жизнь, но не могла пошевельнуться. Она не могла отвести взора от этого безглазого взгляда.
– Нет, Великий Повелитель, – только и сумела проговорить она; во рту было сухо, словно он был полон песка. Она поняла. Этого не могло быть, но она поняла. Внезапно Алвиарин осознала, что по ее щекам катятся слезы.
Мурддраал улыбнулся вновь.
– Многие пали с высот из-за того, что хотели знать слишком много.
Тварь перетекла поближе к ней – нет, не тварь, – Великий Повелитель в облике Мурддраала перетек поближе к ней. Он передвигался на ногах, однако нельзя было подобрать другого слова для описания того, как он двигался. Бледная, облаченная в черное фигура склонилась над ней, и она чуть не завопила, когда его палец коснулся ее лба. Она завопила бы, если бы могла издать хоть какой-нибудь звук. Ее легкие висели пустыми, лишенными воздуха мешками. Прикосновение обожгло ее, словно докрасна раскаленное железо. Словно в тумане, она удивилась, почему не чувствует запаха собственной горелой плоти. Великий Повелитель выпрямился, и раздирающая ее боль утихла, исчезла. Ее ужас, однако, ни капли не уменьшился.
– Ты помечена как одна из моих, – проскрежетал Великий Повелитель. – Месана больше не причинит тебе вреда. До тех пор пока я не дам ей свое позволение. Ты найдешь тех, кто угрожает здесь моим созданиям, и передашь их мне. – Он отвернулся от нее, и черная броня пала с его тела. Она вздрогнула, когда доспехи ударились о прикрытые ковром плиты пола со стальным звоном, вместо того чтобы просто исчезнуть. Он был одет в черное, и она не могла бы сказать, был ли это шелк, или кожа, или что-то другое. Чернота его одеяния, казалось, высасывала свет из комнаты. Месана начала биться в своих узах, пронзительно причитая сквозь кляп во рту. – Теперь ступай, – произнес он, – если хочешь прожить еще хоть час. – Звуки, производимые Месаной, превратились в отчаянные вопли.
Алвиарин не знала, как выбралась из своих покоев, – она не могла понять, как ей удается держаться на ногах, они были словно наполнены водой, – но обнаружила, что бежит по коридорам, подобрав юбку до
