Слава Богу, она не была девственницей.

То, что он совершил в эту ночь, не делало ему чести как любовнику, спустя несколько минут сообразил Джаспер. Он сидел в большом кресле у камина в своих апартаментах. Он не доставил Мелисанде никакого удовольствия: все было сделано слишком неловко и торопливо. А все потому, что он опасался: растянув время, он может забыться и обойтись с ней более грубо, чем ему хотелось. Поэтому первый опыт не привел ее в восхищение. Но с другой стороны, он считал, что ничем не обидел ее. А это и было его основным намерением — не испугать невинную девицу первой брачной ночью, проведенной в его постели.

Или в ее. Он оглядел свою кровать, большую, темную и весьма внушительную. Даже хорошо, что он пошел в ее комнату, а не пытался привести ее к себе. Его постель отпугнула бы самую бесстрашную любительницу наслаждений. Не говоря уже о последствиях: пришлось бы придумывать способ, как изгнать ее из своих апартаментов.

Вот тогда бы и возникла неприятная ситуация. Он сделал последний глоток бренди.

В общем, акт прошел хорошо, как он и ожидал. Впереди еще достаточно времени, чтобы показать ей, какое удовольствие можно получить от слияния тел мужчины и женщины. Если, конечно — это самое главное, — она захочет задержаться в супружеской постели. Множество аристократических леди не очень стремились заниматься любовью со своими мужьями.

Вейл задумался. Он никогда, не видел ничего особенно плохого в модных браках подобного типа. В таких браках заинтересованные стороны производили на свет наследника или двух, а потом жили отдельно, как в отношении общества, друг друга, так и совместной постели. Эти браки были почти обычным явлением в его кругах. Такого брака ожидал и он сам. Однако теперь мысль о браке, в котором муж и жена терпят друг друга и ничего больше, казалась… непривлекательной. И даже неприятной.

Джаспер покачал головой. Вероятно, супружество плохо повлияло на его мозги, что и вызвало эти странные мысли. Он встал и поставил бокал рядом с графином на тумбочку. Его апартаменты были почти вдвое больше комнат его новой жены, поэтому в них по ночам было мало света. По углам сгущались тени, они затаились и около шкафа, и вокруг его огромной кровати.

Он разделся и вымылся уже остывшей водой. Можно было бы послать, за свежей теплой водой, но он не любил, когда кто-то входил в его апартаменты после наступления темноты. Даже присутствие Пинча раздражало его. Он задул все свечи, кроме одной. Взяв ее, он заглянул в свою гардеробную. Там стояла небольшая кровать, на которой мог бы спать слуга. Но у Пинча были свои комнаты, и этой кроватью никто не пользовался. Кроме кровати в углу у дальней стены лежал довольно потрепанный соломенный тюфяк.

Джаспер поставил свечу на пол возле тюфяка и проверил, как он делал это каждую ночь, все ли на месте. Мешок со сменой белья, вода в металлической фляге и немного хлеба. Примерно каждые пару дней Пинч сменял хлеб и воду на свежие, хотя Джаспер никогда не обсуждал содержимое мешка со своим слугой. И еще там были небольшой нож, огниво и кремень. Опустившись на колени, он набросил на голые плечи одеяло и лег на жесткий тюфяк, спиной к стене, С минуту он смотрел на колеблющиеся тени, отбрасываемые свечой на потолок, а потом закрыл глаза.

Реншо-Хаус был самым роскошным местом, которое когда-либо видела Салли Сачлайк, и ей все еще было немного страшно. Боже! Полы из розового и черного мрамора, резная мебель на изящных ножках, чуть толще зубочистки, и повсюду ярды и ярды богато расшитых шелков, парчи и бархата, намного больше, чем требовалось для штор на окнах, покрывал для кресел и прочей драпировки. О, дом мистера Флеминга был хорош, здесь было как в королевском дворце: так красиво, так красиво!

Совсем не похоже на квартал Севен-Дайалс, где она родилась и жила. Если только можно назвать жизнью ежедневную работу от восхода до захода солнца, сбор навоза, собачьего и прочего дерьма, которое отец продавал потом за ломоть хлеба или кусок жилистого мяса. Она жила так до двенадцати лет, пока ее отец не заговорил о том, что хорошо бы выдать ее замуж за своего друга Пинки, большого вонючего типа, у которого не было ни одного переднего зуба. Она понимала: если она выйдет за Пинки, ее ожидает жизнь, полная грязи и горя, и она будет надрываться, пока не умрет молодой там же, где и родилась.

В ту же ночь Салли сбежала и отправилась искать счастья в качестве кухонной прислуги. Она была ловкой и сообразительной, и когда кухарка нашла лучшее место — в доме мистера Флеминга, — она забрала Салли с собой. И Салли трудилась очень усердно. Она старалась не оставаться наедине с кем-нибудь из лакеев или рассыльным мясника, ибо меньше всего ей хотелось оказаться с ребенком на руках. И все это время она следила за собой и приглядывалась к тому, что происходило рядом с ней. Она слушала, например, как говорят Флеминги, и по ночам, лежа на узкой кровати рядом с Алисой, горничной нижнего этажа, которая храпела, как старик, она шепотом повторяла слова и их произношение, пока ее речь не стала почти такой же, как у мисс Флеминг.

Когда однажды лакей Боб ворвался в кухню и, задыхаясь от возбуждения, сообщил, что мисс Флеминг, с таким некрасивым унылым лицом, как-то умудрилась подцепить виконта, Салли была уже готова. Она сложила белье, починкой которого занималась, и тихо выскользнула из кухни, чтобы обратиться к мисс Флеминг со своей просьбой. И вот она здесь! Камеристка виконтессы! Теперь, если бы только она смогла запомнить бесчисленные коридоры, этажи и двери этого внушительного красивого дома, все было бы прекрасно. Салли расправила передник и распахнула дверь в коридор, которым пользовались слуги. Если она правильно рассчитала, так она попадет в холл перед апартаментами хозяина. Она заглянула в холл — большой, с темными деревянными панелями на стенах и длинным красно-черным ковром. К сожалению, он был немного похож на другие холлы этого дома, но когда она повернула голову вправо, увидела непристойную статуэтку из черного мрамора, изображавшую джентльмена, пытающегося овладеть голой леди. Она видела эту скульптуру и раньше — ее трудно было не заметить. Теперь она знала, что стоит у дверей комнаты хозяина. Салли удовлетворенно кивнула и, прежде чем рассматривать мраморные фигурки, закрыла за собой скрытую деревянной панелью дверь.

Обе фигурки были голыми, и леди совсем не выглядела испуганной. Она даже обняла пухлой ручкой шею джентльмена. Салли склонила голову набок. У джентльмена покрытые шерстью ноги очень походили на козлиные, а на голове виднелись коротенькие рожки. Разглядывая его вблизи, она неожиданно подумала, что этот неприятный каменный человек был немного похож на камердинера виконта, мистера Пинча… если бы у мистера Пинча на голове были волосы, рожки и покрытые шерстью бедра. Ее взгляд скользнул по телу мраморного джентльмена, и она подумала, если и у мистера Пинча такой же длинный…

Позади нее кашлянул мужчина.

Салли вскрикнула и резко обернулась. Словно вызванный ее мыслями, перед ней стоял мистер Пинч. Одна бровь была у него приподнята, а лысая голова тускло светилась в слабо освещенном холле.

Она почувствовала, как горячая волна заливает ее шею и лицо. Она уперлась в бедра сжатыми в кулаки руками.

— Господи! Вы хотели напугать меня? Разве вы не знаете, что так можно человека убить? Я когда-то