Хорхою назвать отчимом человека моложе себя на два года? Так и не определят няргинцы, кем приходится Хорхой Кирке.

— Почему не ездить? — спросил удивленный Кирка.

— Первый раз прошу тебя, послушайся.

И непонятно было самому Кирке, почему он послушался ее. С наступлением темноты в большом доме все улеглись спать. Кирка лежал до полуночи с открытыми глазами и видел перед собой Лену в городском русском платье, облегчающем ее тонкий стан, смуглые ноги. Почему она вспомнилась сейчас, ночью? Ведь он ходил с ней рядом весь день, разговаривал, наблюдал, как она ведет себя в беседе с охотниками, и не обращал на нее осебого внимания. Почему она сейчас появилась перед глазами? Понравилась? Она хотела его разговорить, разузнать о нем все. Интересная она девчонка, не так красива, как Мима, но хорошая.

— Он,[4] выслушай, — прошептала Исоака.

Кирка с первого дня женитьбы со стыдливой жалостью относился к Исоаке, он никогда не грубил ей, относился как к старшей; может, все это происходило потому, что всегда чувствовал он чуть ли не материнское отношение Исоаки к себе. Но она была его законной женой, присужденной на совете большого дома!

— Впервые я попросила тебя, не сердись. Поговорим…

— О чем говорить?

— Много есть о чем поговорить. Он, хватит, не терпи больше людских насмешек, оставь меня. Тебе ведь стыдно со мной, я старше твоей матери…

— Как, бросить?

— Уезжай куда-нибудь, теперь все молодые уезжают учиться.

— Как я поеду, когда буквы плохо знаю, язык русский плохо знаю.

— Может, тогда отец Миры поможет, может, есть новые законы, не разрешающие молодым охотникам жить со старухами…

— Он сам был на совете, сам нас поженил.

— Что же тогда нам делать? Мне жалко тебя, я понимаю, тебе хочется жить с молодой, хочется иметь детей… А я что могу? Ты бросай меня, это лучше, все поймут. Если я откажусь от тебя, то тебе в сто раз хуже будет, люди станут над тобой смеяться, будут говорить, что даже старуха от тебя ушла. Все девушки отвернутся от тебя, нехорошо будет. Потому ты бросай меня. Придумай что-нибудь, ну, хотя бы с этой учительницей походи…

Кирка молчал. Что он мог сказать, когда Исоака, сама не ведая того, раскрывала его душу. Но боли прежней он не чувствовал, Исоака своей опытной рукой будто накладывала свежую повязку на его рану. Благодарный Кирка впервые без стыда обнял жену…

— Это последний раз, — прошептала счастливая Исоака. — Спасибо тебе… последний раз…

Потом они долго молчали.

— Мне жалко тебя, — наконец промолвил Кирка.

— Не жалей, я как-нибудь… А прокормить Хорхой сможет. Ты уговори эту учительницу, она хорошенькая, пусть выходит за тебя замуж.

— Как уговоришь, она грамотная…

— Какая бы ни была, прежде всего она женщина, а мы, женщины, все одинаковые, ласки просим.

— Может, она замужем.

— Спроси. Ты же целыми днями с ней бываешь, только я думаю, ты с ней не разговариваешь. Верно?

— Да.

— Какой же мужчина молча ходит с девушкой? Разговаривай, весели ее. Расскажи о нашей женитьбе, скажи, что не можешь жить со старухой. Женщины всегда сердобольные, она сжалится над тобой.

Всему научила жизнеопытная Исоака своего молодого мужа, только Лена оказалась не очень-то сострадательной. От хозяйки, у которой она жила, узнала историю женитьбы Кирки на своей тете-старухе и утром встретила его такими словами:

— Доброе утро, молодожен!

— Я не молодожен, я давно женат, — ответил Кирка.

— Знаю, больше четырех лет живешь с молодой женой.

Теперь только понял Кирка насмешку. Он насупился и отвернулся.

— Не отворачивайся, стыдно, что ли?

— Какое твое дело? Тебе-то с какого боку припекает?

— Ого, да ты человек с характером, а я все считала тебя тихоней.

— Чего ты надо мной издеваешься? Я сам, что ли, женился? Меня на совете большого дома женили.

— Такого совета не может быть. У нас есть один совет, сельский Совет. И этот Совет, если бы ты не захотел жениться, не заставил бы.

— Как не заставил бы? Много понимаешь. Сам отец Миры в совете большого дома, он заставил.

— Председатель сельсовета? Пиапон?

— Да.

Лена решительным шагом направилась в сельсовет. Кирка плелся сзади, и горькое предчувствие беды перехлестнуло ему горло: эта девчонка разбередила боль — он ведь почти привык к Исоаке, притерпелся, примирился с судьбой! А теперь достанется еще и отцу Миры.

Пиапон встретил посетителей широкой улыбкой.

— Товарищ председатель, — обратилась Лена, голос ее звенел от напряжения.

— Ты разговариваешь со мной, как районный начальник, — усмехнулся Пиапон, — обращаешься ко мне, как они обращаются.

— Товарищ председатель, — повторила Лена, не принимая шутки Пиапона. — Хочу спросить, сколько в этом стойбище советов?

— Один совет, — ответил Пиапон. Он почувствовал, что девчонка, его помощница, приезду которой он так радовался, сейчас ему что-то преподнесет. Но что она узнала, в чем ошибся он?

— А совет большого дома? Есть такой совет?

«Вот в чем дело! Всплывает дело Кирки. Какие неприятности!»

Сколько ночей Пиапон не спал из-за этого несправедливого брака, несправедливость, глупость которого он осознал только в Хабаровске, на первом туземном съезде. Вернувшись из Хабаровска, он стал приглядываться к жизни Кирки с Исоакой, но жили они мирно, только Кирка перестал смеяться, начал сторониться сверстников. Поговорил тогда Пиапон с его отцом, и Калпе заверил его, что сын доволен всем, а что стал молчальником — это признак превращения юноши в мужчину. Пиапон не знал, как поступить, чтобы расторгнуть несправедливый брак.

— Да, Лена, есть такой совет, — ответил он.

— Так вы председатель того и другого совета?

— Ты, дочка, говори прямо, собралась меня бить, так бей. Жертву не мучают, должна знать — дочь охотника.

— Два совета в стойбище. На совете большого дома вы решаете так, а в сельсовете по-другому.

— Нет, не так. Ты видела дерево, когда два ствола растут из одного корня? Я никогда не походил на такое дерево, никогда не разделялся. Если ты говоришь о Кирке, так скажу тебе. На совете большого дома я сказал, пусть женится. Потом как председатель сельсовета тоже сказал, пусть женится.

— Вы не должны были соглашаться на брак.

— Да, не надо было соглашаться, это я понял позже, но ничего уже не мог сделать.

— Но у вас же власть.

— Власть? Ею как палкой пользоваться?

— Нет, зачем же, — Лена растерялась.

— Ничего я не мог придумать. Ему самому надо было что-нибудь предпринять. — Пиапон кивнул в сторону Кирки. — Сейчас тоже не знаю, что сделать. У меня лицо горит от стыда, когда подумаю, какую глупость мы совершили, старым законам подчинились.