Анна почувствовала, как он отдаляется, видела, как замыкается его лицо. Она потянулась к нему и взяла его за руку, помня слова Эммелины о том, что они позволяли ему отдаляться вместо того, чтобы приближать к себе.

- Я не позволю тебе отгораживаться от меня. Я люблю тебя и мы с тобой заодно.

В глазах Саксона ничего нельзя было прочесть, но его вниманием она завладела.

- Если бы у меня была проблема, захотел бы ты помочь, или бросил бы меня расхлебывать все самой? – нажимала она.

У него мелькнуло какое-то выражение, слишком быстрое, чтобы она успела его расшифровать.

- Я бы позаботился о тебе, - и он сжал ее руку. – Но у меня нет проблем.

- Думаю, что есть.

- И ты настроена помочь мне решить их, независимо от того, считаю ли я, есть они или их нет, не так ли?

- Вот именно. Так и строятся близкие отношения. Люди встревают в дела других людей, потому что заботятся о них.

Когда-то он посчитал бы такое вмешательство в его личную жизнь невыносимым. И хотя ее настойчивость все еще раздражала его, но, как ни странно, в то же время заставляла чувствовать себя защищенным. Она была права: именно так и строятся отношения. Он понимал это, хотя такое происходило с ним впервые. Так или иначе, их «соглашение» превратилось в «отношения», полные сложностей, запросов и обязательств, но возврата к прежнему он не хотел. Впервые в жизни его принимали таким, каким он был. Анна знала о нем все, что только можно было знать, все отвратительные детали его рождения и детства. Она знала все самое худшее, но не бросила его.

В неожиданном порыве он посадил ее верхом себе на колени, так, чтобы видеть ее лицо, когда будет говорить. И физически, и эмоционально это была в высшей степени интимная поза для разговора, но он чувствовал, что так надо.

- Это было не лучшее время в моей жизни, - попытался объяснить он. - И я не хочу вспоминать его или снова там оказаться.

- То, что ты помнишь, искажено тем, что произошло с тобой до них. Ты вспоминаешь о них как о черствых людях, которые сторонились тебя, потому что ты не был их сыном, но они чувствовали совсем не это.

- Анна, - терпеливо сказал он. - Я там был.

Она обхватила его лицо руками.

- Ты был напуганным мальчиком. Не думаешь, что, может быть, ты настолько привык быть отвергаемым, что ждал этого и поэтому это и видел?

- А ты теперь психиатр-любитель?

- Для того, чтобы делать умозаключения, степень не требуется. - Она наклонилась вперед и сорвала быстрый поцелуй. – Она говорила часами, рассказывая мне о тебе.

- И теперь ты считаешь себя экспертом.

- Я эксперт по тебе, - фыркнула она. – Я годами изучала тебя. С той самой минуты, как стала на тебя работать.

- Ты так прелестна, когда психуешь, - заметил он, вдруг начиная наслаждаться их беседой. Он с удивлением понял, что, забавляется, дразня ее. Он мог ее разозлить, но, тем не менее, она будет его любить по-прежнему. Оказывается, обязательства имеют свои преимущества.

- Тогда я стану еще прелестнее, - предупредила она.

- С этим я как-нибудь справлюсь.

- Ты так думаешь, большой парень?

- Да, мэм. – Он подсунул руки под ее бедра и провокационно подвигал ее. - Вполне уверен.

На мгновение ее веки тяжело опустились в ответ, но затем она широко раскрыла глаза и впилась в него взглядом.

- Не пытайся отвлечь меня.

- Я и не пытаюсь.

О нет, он без малейших усилий добился своего. Хотя Анна не продвинулась в своих усилиях убедить его, она попыталась встать. Его руки сжали ее бедра и усадили на место.

- Сиди, где сидишь! – скомандовал он.

- Мы не можем разговаривать в таком положении. Ты переводишь все на секс и куда мы так придем?

- Вероятно, прямо сюда, на эту кушетку. Между прочим, не впервые.

- Саксон, пожалуйста, будь серьезнее! – простонала она, и замолчала, поразившись тому, что сама только что сказала. Она не могла поверить, что умоляла его стать серьезнее. Он был очень серьезным человеком, редко смеющимся и даже просто улыбающимся. Однако за последнюю неделю она видела больше его улыбок, чем за все три года их знакомства.

- Я совершенно серьезен, - ответил он, - и насчет нашего положения, и насчет Эммелины. Я не хочу возвращаться назад. Я не хочу вспоминать.

- Она любит тебя. Она называла тебя «мой мальчик» и сказала, что наш малыш будет ее внуком.

Она завладела его вниманием, и он слегка нахмурился.

- Она так и сказала?

- Ты должен поговорить с ней. Твои воспоминания однобоки. Они понимали, что после того скверного обращения, которое тебе пришлось перенести, ты не любишь, когда взрослые приближаются к тебе. И именно поэтому они старались не трогать тебя. Они считали, что так тебе будет легче.

Его взгляд становился пустел по мере того, как всплывали воспоминания.

- Хотел бы ты, чтобы они обнимали тебя? – спросила она. – Позволил бы ты им сделать это?

- Нет, - медленно выговорил он. – Я этого не выносил. Даже тогда, когда я стал заниматься сексом, в колледже, я не хотел, чтобы девушка обнимала меня. Так продолжалось до… - Он прервался, его взгляд стал рассеянным. Только Аннины руки он хотел чувствовать на своем теле, только ей позволял прижимать его к себе. Руки всех других женщин он удерживал у них над головой, или же устраивался на коленях, не давая им коснуться себя. И это был только секс. С Анной же, с самого начала, они занимались любовью. Только ему понадобилось два долгих года, чтобы понять это.

Он никогда не позволил бы Эммелине или Гарольду обнимать себя, и они это знали.

Может он ничего не осознавал и поэтому его воспоминания были так искажены прежним жизненным опытом? Если то, что он видел, было отражением в кривом зеркале его разума, тогда ничто не являлось тем, чем казалось. Он всегда ждал, что его отвергнут. К этому его приучили побои и постоянные издевательства, которые он терпел в других приемных семьях, а он был слишком мал, чтобы все это анализировать.

- Ты действительно сможешь продолжать жить, не зная ничего наверняка?– спросила она, поближе наклоняясь к нему. Ее темно-медовые глаза были озерами, в которых он мог утонуть, и вдруг он крепко прижал ее к себе.

- Я пытаюсь жить дальше, - бормотал он ей в волосы. – Я пытаюсь строить жизнь с тобой. Позволь прошлому уйти. Бог знает сколько лет мне потребовалось, чтобы все забыть, и теперь, когда это удалось, зачем ворошить все снова?

- Потому, что ты не можешь его отпустить! Ты не можешь забыть свое прошлое. Оно часть того, что сделало тебя таким, какой ты есть. И Эммелина любит тебя. И это не только для тебя, но и для нее тоже. Она осталась одна на целом свете. И не жалуется, не плачется, что ты исчез почти двадцать лет тому назад и с тех пор ни разу не вернулся повидать ее. Ей только хочется знать, что с тобой все хорошо. Она так гордилась, услышав, что ты преуспеваешь.

Саксон закрыл глаза, чтобы помешать образам предстать перед мысленным взором, но это было бесполезно. Эммелина всегда была сильной личностью, Гарольд – мягче и спокойнее. Он все еще представлял себе ее костистое лицо, невзрачное, как скудный пустынный пейзаж. Она никогда не злилась, но была строгой и прямой. И еще у нее были высочайшие стандарты чистоты. Впервые за всю его жизнь у него была хорошая, чистая одежда. Одежда, в которой ему было не стыдно пойти в школу.

Ему не хотелось задумываться о том, что она прожила двадцать лет, задаваясь вопросом, как там он, и волнуясь за него. Никто и никогда прежде не волновался за него, так что возможность этого просто не