жестикулировать оживленнее, пока не добивался понимания. Он сторговал рулон голубого шелка за небрежно брошенную на прилавок горсть монет и умчался дальше, оставив Седрика завершать покупку, а потом догонять его. Рулон лазурной ткани болтался и подпрыгивал на плече. Позже в тот же день они посетили мастерскую портного неподалеку от постоялого двора, и Гест распорядился, чтобы из этого шелка для них с Седриком были сшиты по три рубашки. На следующее же утро рубашки были готовы.

«Ну как тут не полюбить Калсиду! — восклицал Гест, когда они забирали заказ. — В Удачном я заплатил бы втрое больше, и мне пришлось бы ждать неделю».

Кстати, сидели рубашки идеально.

А теперь, два года спустя, последняя из голубых шелковых рубашек Геста была испорчена небрежно выбитым пеплом. Последнее напоминание об их первом совместном путешествии. В этом весь Гест! Для него существуют страсти, но не существует сантиментов. Все три голубые шелковые рубашки Седрика были целы, однако он сомневался, что будет теперь их носить. С чуть заметным вздохом он в последний раз сложил рубашку. Было жаль отправлять ее в груду вещей, предназначенных на выброс.

— Если хочешь мне что-то сказать, то скажи. А не броди здесь и не вздыхай, как влюбленная девица в дурной джамелийской пьесе.

Похоже, все расчеты Геста шли вкривь и вкось. Он отшвырнул листы с такой силой, что несколько из них даже упали на пол.

— Ты слишком напоминаешь мне Элис с ее укоризненными взглядами и вздохами украдкой. Эта женщина неблагодарна. Я дал ей все, абсолютно все! А она только ходит с кислым видом или вдруг заявляет, что ей нужно что-то еще.

— У нее кислый вид, только когда ты ее обижаешь.

Слова сорвались с языка Седрика едва ли не прежде, чем он понял, что хочет сказать. Взгляд Геста посуровел. Чуть прищуренные глаза предвещали грозу, губы были неодобрительно поджаты. Слишком поздно извиняться или объясняться. Ссора неизбежна. Остается только высказать все сейчас, пока Гест своей ледяной логикой не разнес в клочья все его возражения.

— Ты обещал Элис, что она увидит драконов. Это прозвучало в вашей брачной клятве. Ты сказал это вслух и подписался под этим. Я был там, Гест, ты помнишь, и ты знаешь, что это значит для нее. Это не девичий каприз, а дело всей ее жизни. Изучение драконов и поиск сведений о них — единственное, что доставляет ей радость, Гест. Ты неправ, что запрещаешь ей ехать. Это нечестно по отношению к ней. И ты позоришь себя, притворяясь, будто не помнишь своего обещания. Такое поведение бесчестно и недостойно.

Он прервался, чтобы сделать вдох. И напрасно.

— Бесчестно? — Тон Геста вызывал озноб. — Бесчестно? — повторил он, и Седрик услышал, что его дыхание участилось. Затем Гест расхохотался, и этот смех словно окатил Седрика потоком ледяной воды. — Ты так наивен. Нет, даже не наивен, ты по-детски одержим идеей честности. «Нечестно по отношению к ней», — говоришь ты. А что тогда честно по отношению ко мне? Мы с Элис заключили сделку. Она должна была выйти за меня замуж и родить мне наследника. В обмен на разрешение свободно пользоваться моим состоянием и моим домом для своей науки. Ты посвящен в мои дела, Седрик. Ограничивала ли она себя в поисках ценных свитков и манускриптов? Думаю, нет. Но где ребенок, который мне обещан? Где наследник, рождение которого положит конец брюзжанию моей матери и косым взглядам отца?

— Женщина не может заставить свое тело зачать, — осмелился заметить Седрик.

Он никогда не отличался храбростью и потому не добавил: «И в одиночку зачать дитя она тоже не может». Он знал, что такое Гесту говорить не следует. Но хотя эти слова не были произнесены, Гест словно услышал их.

— Быть может, женщина и не способна заставить себя зачать, но существует множество способов, чтобы предотвратить зачатие. Или избавиться от ребенка, которого она не желает вынашивать.

— Не думаю, что Элис стала бы так поступать, — тихо возразил Седрик. — Мне она кажется очень одинокой. Она обрадовалась бы появлению ребенка. К тому же она поклялась подарить тебе наследника. И не станет нарушать свое слово. Я знаю Элис.

— Вправду знаешь? — Гест словно выплюнул эти слова. — Тогда ты бы очень удивился, если бы слышал наш сегодняшний разговор! Она практически отказалась выполнять свой супружеский долг до тех пор, пока не съездит в эти дурацкие Дождевые чащобы. Лепетала какую-то чушь насчет того, что не желает путешествовать беременной. А затем возложила на меня всю вину за то, что все еще не понесла! И угрожала публично опозорить меня за это! Будто это моя неудача!

Он схватил со стола сделанную из слоновой кости подставку для перьев и швырнул ее об пол. Хрустнула резная кость, и Седрик слегка вздрогнул. Ярость Геста вырвалась наружу, а завтра, когда он вспомнит, как сломал дорогую вещь, снова разозлится.

Гест злобно выдохнул сквозь зубы:

— Я не потерплю этого! Если мой отец прочтет мне еще одну нотацию или даст еще один совет, как сделать этой рыжей корове теленка, я…

Он задохнулся от гнева и досады. В последнее время стычки Геста с отцом стали чаще, и каждая из них портила ему настроение на несколько дней.

— Это не похоже на ту Элис, которую я знаю.

Седрик постарался увести разговор в сторону. Он понимал, что вступает на зыбкую почву. Гест хорошо умел преувеличивать или преподносить происходящее так, чтобы выгородить себя, но редко лгал напрямую. Если он сказал, что Элис угрожала ему, значит, так она и поступила. И все-таки Седрику это казалось странным. Элис, сколько он ее знал, была мягкой и застенчивой. Впрочем, временами она становилась очень упрямой. Простиралось ли ее упрямство до того, чтобы шантажировать мужа? Седрик не был уверен. Гест прочел эту неуверенность на его лице и покачал головой.

— Ты по-прежнему считаешь ее девочкой-ангелочком, которая дружила с тобой, когда никто больше не хотел? Может быть, когда-то она такой и была, хотя лично я в этом сомневаюсь. Я подозреваю, что она была добра к тебе просто потому, что сама была такой же неуклюжей неудачницей-изгоем. Вы были не более чем товарищами по несчастью. Или родственными душами, если тебе так больше нравится. Но сейчас она не такова, друг мой, и ты не должен позволять старым воспоминаниям сбивать тебя с толку. Она выжала все, что могла, из наших отношений за столь малую цену, какую только можно представить.

Седрик молчал. Неуклюжий неудачник, с которым никто не желает дружить. Изгой. Эти слова звенели у него в ушах, царапая, словно камешки с острыми краями. Да, он был именно таким.

Гест, как всегда, сказал правду. Но как ловко он облекал ее в мелкие, но болезненные и при этом неоспоримые оскорбления! Непрошеные воспоминания вновь нахлынули на Седрика. Жаркий летний день в Калсиде. Они с Гестом приглашены на послеполуденный отдых в купеческий дом. Для развлечения им показали дикого вепря, посаженного в круглую яму. Гостям раздали маленькие дротики и трубки, чтобы выдувать эти дротики. Все от души веселились, доводя до неистовства пойманное животное и стараясь вонзить дротики в самые уязвимые места. В финале представления в яму спустили трех огромных псов, дабы прикончить зверя. Седрик хотел встать со скамьи и уйти. Гест крепко схватил его за руку и прошипел: «Останься. Или нас обоих сочтут не только слабыми, но и невежами».

И он остался, хотя зрелище было ему отвратительно.

Нынешние колкости напомнили Седрику те издевательства над вепрем. Тогда у Геста был точно такой же взгляд — бесстрастный и расчетливый. Ранить побольнее в самое чувствительное место. Изящный рот сжат в прямую линию, зеленые глаза прищурены и холодны, словно у охотящегося кота.

— Я не был изгоем, — негромко сказал Седрик. — Элис была моим другом. Она приходила в гости к моей сестре, но всегда находила время поговорить и со мной. Мы обменивались любимыми книгами, играли в карты, гуляли в саду. — Он вспомнил себя тогдашнего: изгой среди сверстников в школе, головная боль для отца, объект насмешек для сестер. — Я больше ни с кем не дружил, — признал он, ненавидя себя за эти предательские слова. — Мы помогали друг другу.

Это тихое замечание, казалось, тронуло и отчасти смягчило Геста.

— Уверен, так оно и было, — согласился он. — И маленькой девочке, какой она тогда была, наверняка льстило внимание старшего мальчика. Может быть, она даже была влюблена в тебя. — Он улыбнулся Седрику и добавил: — Разве я могу ее винить? Это было неизбежно.

Седрик смотрел на него, затаив дыхание. Гест ответил ему твердым взглядом. Теперь его глаза