– Барбара!!! – вдруг услышала я могучий и жуткий рев.

Состояние, в котором я находилась привело к тому, что я чуть было не загремела с лестницы. Хоть Барбара и не ассоциировалась со мной, но рев меня очень испугал. В голове пронеслось, что он скорее просто сумасшедший, чем фальшивый, и я замерла, судорожно вцепившись в перила. Муж высунул голову из-за двери.

– Барбара!!! – опять заревел он и, увидев меня рядом, понизил голос, в котором слышалось эмоциональное оживление. – Слушай, это великолепно! Прекрасный узор! Немедленно начинай это делать!

Мне удалось обрести дыхание и способность разговаривать.

– Сейчас, – на всякий случай сказала я, потому что не имела понятия, что ему нужно. – Я принесу сигареты. Сейчас вернусь.

Когда я осторожно и испуганно опять заглянула в мастерскую, муж стоял над измазанным листком бумаги, очень возбужденный, полный необычайной энергии. Он уже успел позачеркивать карандашом фрагменты моих художеств.

– Нарисуй это! – потребовал он. – Соедини это с этим, здесь немного пореже. Бросай эту дрянь и делай этот узор, он у тебя получился здорово. Уж я-то смогу на нем заработать. Прекрасный узор!

Я стояла рядом, молча, неспособная ни на что. О том, что самые лучшие узоры выходили у меня из бессмысленного мазюкания, я знала не первый год, его эйфория меня совсем не удивила. Но кое-что другое поразило меня, как гром среди ясного неба, в мгновение ока превратив смутные подозрения в твердую уверенность.

Он мог проглядеть все что угодно. Мог страдать от потери памяти и любых других недугов, мог не заметить разницы между мной и Басенькой, мог не найти нитки, утюг и метр, мог не знать шефа. Но, в любом случае, он не мог не понять, что мой узор похож на узоры его жены, как кулак на нос!

Басенька, как любой человек, имела свою манеру рисования, отличную от моей, ее многочисленные эскизы и наброски узоров лежали в ящике под столом. Произошло именно то, чего я старалась избежать любой ценой, зная что это неминуемо меня деконспирирует. Я сделала узор по-своему. Рисунки отличаются друг от друга, как и почерки, профессионал узнает руку с первого взгляда, а муж несомненно был профессионалом. С текстильным производством он должен быть связан уже много лет, перед ним проходили сотни и тысячи узоров. Если он не заметил, что этот не имеет ничего общего с творчеством Басеньки, это могло означать только одно…

Этот человек ни разу в жизни не видел лежащих в ящике рисунков и не имел материала для сравнения. Этот человек вообще не знал настоящую Басеньку. Из него был такой же муж, как из меня жена!!!

Я онемела от страха. Через несколько минут мне удалось зажечь сигарету и кивнуть головой. Случайно созданный узор был трудным, сложным и трудоемким, но в тот момент я была готова рисовать фрески на потолке, лишь бы он от меня наконец отцепился, оставил меня в покое и дал сосредоточиться. После такого страшного открытия ситуация представала в совершенно новом свете.

Что за идиотская идея, играть роль Басеньки пред мужчиной, который играет роль ее мужа? Что общего это имеет с большой любовью пана Паляновского? Что произошло с ее настоящим мужем, куда он подевался?.. В голове пронеслось – может, в пакете для шефа? Но если и так, целиком он туда не поместился, где тогда остальное?..

И вообще, зачем это все? Какого черта я должна так старательно подделываться под Басеньку, если он, скорее всего, ее и в глаза не видел, и какого черта пан Паляновский платит за это такие деньги?! Какое отношение к этому имеет роман, что ему мои любовники, если он не муж?! Не мои, а Басеньки… Все равно. Чему может служить такой странный, неожиданный поворот? Не впуталась ли я в какое-то свинство, существа которого понять не в состоянии, которое грозит мне огромной и неизбежной опасностью?..

За что, собственно, пан Паляновский заплатил пятьдесят тысяч злотых?..

Поздно ночью я закончила обыскивать ящики, полки и шкафы, так и не достигнув поставленной цели. Целью были фотографии. Любые фотографии, любительские или на документы, такие, которые каждый делает хотя бы пару раз в жизни. Невозможно, чтобы у хозяина дома не было ни одной фотокарточки!

Ситуация казалась мне настолько невероятной, что поверить в нее без вещественных доказательств я не могла. Мне было трудно представить, что пан Паляновский сошел с ума настолько, что кроме меня оплатил и подставного мужа, представив ему обстоятельства романа. Засомневавшись в фальшивости мужа я решила найти настоящее лицо пана Романа Мачеяка и сравнить его с шатающейся по квартире личностью.

Найти я нашла, и даже целый альбом, но не из того периода. Любовно приклеенные и снабженные подписями типа: «Ромочка, Пабяницы 1938», снимки представляли одного и того же младенца, то сражающегося с гигантским мячом, то ползающего по ковру в компании зайца сверхъестественных размеров. Из фотографий удалось сделать только один вывод – родители пана Романа пытались привить своему отпрыску гигантоманию.

Из бумажек, в большей или меньшей степени наполняющих каждый дом, я нашла почти все. Разные документы, счета, страховые полисы, квитанции и свидетельства. Не хватало только фотографий. Вывод был простым, фотографии спрятали специально. Их спрятали от меня, значит, это не настоящий муж. А если это не настоящий муж, фотографии Басеньки спрятали от него, чтобы он не догадался, что я не настоящая жена. Словом, сплошная каша.

Возбужденный мозг не мог остановиться, подсовывая мне все более страшные гипотезы. Я легла спать, даже погасила свет, но разволновалась и не смогла заснуть. Я лежала и думала, разрабатывая рискованный способ деконспирации фальшивого мужа, пока от эмоций и сигарет не пересохло горло. Я решила попить чая. Включив лампу у дивана, я надела халат, тапочки и тихо открыла дверь.

И тут же услышала внизу какой-то звук.

Я застыла, схватившись за дверную ручку, у меня сразу перехватило дыхание. Этого еще не хватало, как раз подходящий момент для звуков!.. Муж, неизвестно, настоящий или фальшивый, спал в своей комнате мертвым сном, храпя как иерихонская труба. Странно, как у него стекла не вылетели, потому что у двери можно было оглохнуть. Раз он храпел здесь, там его быть не могло. Внизу звуки издавал кто-то чужой.

Еще немного, и я бы задохнулась. Я стояла неподвижно, сдерживая дыхание и вслушиваясь так долго, пока не перестало хватать воздуха. Тогда я вздохнула, пытаясь сделать это бесшумно, отпустила ручку, схватилась за перила и осторожно, на цыпочках, спустилась на несколько ступенек вниз.

Внизу кто-то был и что-то делал. Из-за двери был виден слабый свет, скорее всего, от фонарика. Я сразу поняла, что он не закрыл дверь от того, что она жутко скрипит. В перерывах между храпом я слышала какие-то слабые звуки, трудные для определения и очень тихие. В этот момент слух у меня был острым, как бритва.

Отупляющий испуг вдруг забурлил во мне с такой силой, что я сама удивилась. Я вообще-то не трусиха, в своем доме, в обычных обстоятельствах, я повела бы себя иначе, возможно умнее, но здесь на меня свалилось слишком много сразу. Я ощутила, что с меня хватит. В этом идиотском положении еще и взломщик, с которым вообще непонятно, что делать… За долю секунды я подумала обо всем сразу: что какой-то негодяй обкрадет супругов Мачеяк, а потом все свалят на меня; что внизу ничего ценного нет, он придет наверх, испугается и грохнет меня; что неизвестно, сколько их там, может быть – сорок; что под рукой у меня нет никакого оружия; что этот кретин спит, а я тут боюсь за себя и за него…

Последняя мысль привела к тому, что в меня вселился дух воеводы. Протест против одиночества вдруг взорвался с силой воздушного шара и почти заглушил вялую деятельность уставшего мозга. Одним прыжком я оказалась наверху, дернула за дверную ручку комнаты мужа, комната оказалась закрытой. В голове пронеслось, что он может спать как убитый, что надо избегать шума, чтобы не спугнуть бандитов, после чего я заколотила кулаками в дверь.