Ретт был бы удивлен, если бы от Николсона услышал другой доклад.
А Джедд продолжал с воодушевлением:
– Мистер Батлер, наши дела в общем-то не плохо подвигаются… Акции подскочили на три пункта, но при этом активно скупаются…
Ретт усмехнулся. Он опять почувствовал бешеный напор юности, который исходил от молодого управляющего даже тогда, когда тот просто общался со своим шефом по телефону. Николсон не утратил энергичности в зарабатывании денег, а сам Батлер давно уже ощущал почти полное охлаждение к вопросам бизнеса.
Зачем зарабатывать деньги, которых и так более чем достаточно? Когда-то давно Ретт получил немало приятных минут, тратя золото на свою Скарлетт, на Бонни, Кэт… Сейчас же у него личные потребности были весьма ограниченны. Суета из-за денег наскучила Ретту. Как это не парадоксально, теперь наслаждение приносила затворническая жизнь, она не требовала каждодневных звонков, контактов с людьми, единственное занятие которых состояло в том, чтобы урвать побольше… Конечно, неугомонная память подсовывала Ретту воспоминания о своих не очень честных делишках, на которых были нажиты миллионы.
Он вспомнил калифорнийские золотые прииски 1849 года, Южную Америку, Кубу, Атланту, где «прославился» как профессиональный игрок, контрабандные операции, спекуляции хлопком во время войны, золото Конфедерации, случайно застрявшее у него, когда замкнулось кольцо блокады…
Капитан Батлер пользовался славой лучшего лоцмана на всем Юге. Он не потерял ни одного корабля и ни разу не выбросил за борт свой груз. Текстильные фабрики Англии простаивали, рабочие-текстильщики мерли с голоду, и каждый контрабандист, которому удавалось обвести вокруг пальца флот северян, мог назначать свои цены на ливерпульском рынке. А судам Ретта в равной мере сопутствовала удача – и когда они вывозили из Конфедерации хлопок, и когда ввозили оружие, в котором Юг испытывал отчаянную нужду. Доставляя грузы по морю, он постоянно рисковал быть подстреленным то артиллерией Севера, то Юга.
Такая торговля приносила огромные барыши, и тогда молодой Ретт Батлер просто не мог жить иначе. Он зарабатывал деньги, которые рассчитывал приумножить в будущем.
Позднее, когда молодость прошла, Ретта потянуло в общество, которое когда-то отвергло его и которое он привык шокировать. Сначала ради будущего Бонни, а потом ради своих матери и сестры и себя самого, Ретту вновь пришлось завоевывать свет. Вот тогда и появились респектабельные фосфатные шахты на побережье, которые позволили ему вернуться в высшее общество родного Чарльстона…
И хвала Господу, что так все обошлось, что он получил возможность не только не потерять заработанное, но и достичь, так сказать, обеспеченной старости.
Будущее наступило. Ретт Батлер смог причислить себя к наиболее богатым людям страны.
Но как надоело Ретту Батлеру ежедневно смотреть в глаза старых и молодых, маленьких и больших акул и разного рода авантюристов! Эти глаза загорались только тогда, когда речь заходила о деньгах… И огонь был тем ярче, чем более крупной суммы касался разговор. Это был алчный нечеловеческий блеск!
Нет, сейчас Батлер явно предпочел бы иметь дело только с людьми, глаза которых загораются, когда речь идет не о финансах, а, скажем, о картинах, музыке, поэзии… Такие люди, думал Батлер, должны вызывать гораздо больше уважения к себе. «Однако, кажется, я стал похож на Эшли Уилкса к старости, – с удивлением заметил Ретт. – Все-таки, мы получили сходное воспитание и образование, и кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы отец не выгнал меня из дома в юности, едва мне исполнилось двадцать лет, без гроша в кармане…»
Беда была в том, что, всю жизнь проведя среди «саквояжников», дельцов, стремящихся к наживе, Ретт почти не видел других людей. Ближе к старости он все стремился встретить кого-то из таких, как он сам, пресыщенных деньгами и размышляющих о смысле жизни, но все более и более разочаровывался. И с течением времени понял, что таких людей нет вокруг него. Это было ужасно, и эта была еще одна из многих причин, из-за которых Батлер начал вести затворнический образ жизни. Теперь ему остро захотелось покоя.
В определенном смысле слова даже Джедда Николсона старый Батлер только терпел, избегая приглашать его, например, к себе домой.
Дома Ретт Батлер скрывался от всей этой сумасшедшей суеты, связанной с постоянной заботой о приумножении богатств. Правда, он мог уехать в какое-нибудь далекое путешествие: в Европу, в Азию… Забыть про все, раствориться, стать зевакой, думающим о своем здоровье и о красотах окружающего мира. Но…
Еще одна причина держала его дома. Его дети и внуки. Дети, которые, казалось, забыли его, старого Батлера, и приезжали очень редко.
Ретт боялся себе признаться в этом, но он постоянно ждал, почти бессознательно надеялся на неожиданный звонок или приезд.
Ретт понимал, что в старости надо было больше заботиться о душе, а не о делах. С другой стороны, он ловил себя на мысли, что ему было просто жалко расставаться с хорошо налаженным производством, дающим неплохой доход. Несколько заводов, пресловутые фосфатные шахты, целая сеть торговых залов по всему тихоокеанскому побережью… В последнее время Ретт стал появляться на бирже, занялся игрой на повышение или понижение.
Его душа постоянно требовала покоя. Дома у него были картины, книги и такой желанный покой. И Ретт начинал метаться между давними своими привязанностями и теперешними. Он нашел выход, постепенно перекладывая каждодневные заботы о бизнесе на более молодые плечи. Этими плечами стали плечи Джедда Николсона. И слава Богу, что молодому человеку можно было доверять. Ретт считал, что ему, несомненно, повезло с управляющим, которого он перетянул из одной разоряющейся фирмы на свою сторону, пообещав юноше большую зарплату и вхождение в долю в будущем.
Ни разу Батлер не пожалел о принятом решении. Джедд тянул лямку не только за себя и за постепенно отходящего от дел хозяина, его энергии хватило бы еще, как минимум, на десятерых человек.
– Как ваше здоровье, шеф? – спросил Николсон. – Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, Джедд, прекрасно. Должен тебе заметить, мое здоровье задает мне меньше вопросов о себе, чем ты о нем… Но почему ты интересуешься моим самочувствием? Хочешь сказать что-то такое, от чего со мной может случиться сердечный приступ?
