— Старые времена прошли. Сейчас это займет от силы несколько месяцев, может быть, даже недель.

Я улыбнулся недоверчиво. Выходя из офиса, помахал рукой новой секретарше, которая кивнула мне в ответ так же холодно, как это делала в свое время Лэкси. Заметив, что одна из ее длинных ресниц отклеилась и повисла, как уховертка, на румяной щеке, я чуть не прыснул от смеха. В ту ночь мне снился жуткий сон, в нем было все: и эта ресница, и контора Теккерея, и невероятная история Хьюби. Последние месяцы были заполнены, как обычно, рутиной и острыми ощущениями вперемежку — всем тем, из чего состоит работа сотрудника отдела расследований. Но во сне я видел только дело Хьюби. Я пересказал свой сон Элли: «Это чувство вины, — заключила она. — Ты обожаешь чувствовать себя виноватым. Именно такие люди, как ты, делают возможными репрессивные религиозные режимы. Ты готов принять всю ответственность на себя, когда думаешь, что упустил что-то». Она была, конечно, права. Она всегда права. Это одна из ее самых непривлекательных черт. Но она компенсирует ее тем, что жутко ошибается, когда пытается быть умной.

— Уховертка на румяной щеке — это ключ, — сказала Элли в своей лучшей фрейдистской манере. — Понимаешь, это червь в бутоне. Совесть, странная родинка, нерешительность, что-то, что ты не довел до конца.

— Чушь собачья! — сказал я уверенно, потому что внезапно понял все об уховертке на румяной щеке. Или мне казалось, что понял. Чтобы увериться в своей правоте, на следующее утро я послал за Сеймуром. Он решил, что я спятил, однако ему достало такта не дать мне этого понять. Когда я надавил на него, оказалось, что у него к тому же прекрасная память. Мне доводилось отмечать это и раньше, читая его рапорты. Я сделал Сеймуру неискренний комплимент, и он ушел, обескураженный, но довольный.

Теперь у меня была теория, но проверить ее не представлялось возможным. Позже, месяца три спустя, я прочитал в «Пост», что суд лорда-канцлера действительно вынес решение очень быстро, как и предсказывал Теккерей. Решение гласило, что отсрочка, указанная в завещании миссис Хьюби, является необоснованной. Общество защиты животных, Организация помощи родственникам военнослужащих и «Женщины за Империю» могут, таким образом, получить деньги немедленно.

Элли тут же разразилась возмущенной речью о том, что несправедливо давать такие огромные суммы кошкам, офицерским вдовам и фашистам. Я сделал несколько телефонных звонков и неделю спустя сидел в маленькой душной комнате рядом с кабинетом Джорджа Хатчинсона, генерального управляющего филиалом Йоркширского коммерческого банка в Лидсе.

На душе было неспокойно, и, как только приоткрылась дверь, я немедленно вскочил на ноги, как двадцатилетний юнец, пришедший за кредитом на покупку мотоцикла.

— Не могли бы вы заглянуть сюда на минутку, мисс Бродсворт? — сказал Хатчинсон. — С вами хотят поговорить.

Войдя в комнату, молодая женщина равнодушно взглянула на меня холодными голубыми глазами. Хатчинсон за ее спиной делал мне какие-то знаки, но, чтобы никто не мог мне помешать в эту минуту, пришлось захлопнуть дверь перед его носом.

Я остался наедине с Сарой Бродсворт. Белокурые тугие локоны, розовые губы, высокая грудь — девушка могла показаться весьма привлекательной, но только не мне.

Протянув руку, я слегка сжал ее грудь.

— Хэлло, Лэкси! — сказал я.

Грудь на ощупь показалась настоящей, и на мгновение я подумал, что непоправимо ошибся. В моем мозгу уже мелькали картины того, как я извиняюсь перед Бродсворт, объясняюсь с Элли и прошу судью смягчить мне наказание. Но услышал в ответ:

— Хэлло, мистер Паско, чем могу быть вам полезна?

— Давайте сядем, — предложил я.

Мы сели лицом друг к другу за маленьким столиком.

— Извините меня, Лэкси! — неизвестно почему произнес я, но был вполне искренен.

— Как вы догадались? — спросила она.

— Мне следовало додуматься до этого уже два года назад, но я пренебрег уликами.

— Какими уликами?

— Ну, прежде всего тем, что бросалось в глаза. Первый раз, когда я увидел вашу сестру Джейн, на ней был свитер с низким вырезом и то, что выглядывало из-под свитера, было настоящим! Потом мой констебль нашел парик и накладные груди…

— Он был в моей комнате? Конечно, незаконно?

— Будем говорить, случайно. Он был уверен, что попал в комнату Джейн. Но Сеймур ошибся — я должен был это понять, когда он доложил, что нашел все эти вещи за книгами Джейн! По вашей сестре не скажешь, что она читает взахлеб.

— Не слишком ли вы высокомерны? — воскликнула Лэкси. — Книги читают все!

— Мильтона? Байрона? Вордсворта? «Историю „Гранд-опера“»? Мой констебль был изумлен, что смог вспомнить эти названия, когда я стал приставать к нему с вопросами. Конечно, я мог бы проверить это у Джейн, но не хотелось ее волновать.

— Вместо этого вы подкараулили меня, чтобы ущипнуть за грудь? Очень храбрый поступок, ничего не скажешь!

— Может быть, вы хотите мне что-нибудь рассказать, Лэкси?

— Если угодно, — пожав плечами, вяло отозвалась она. — Я стала совать нос в дела Теккерея вскоре после того, как поступила к нему на службу. Все вокруг держали меня за идиотку, поэтому не придавали значения тому, что время от времени я вдруг оказывалась в разных подозрительных местах — они думали, что я просто заблудилась. Так мне удалось изучить папку с документами тети Гвен. Всю свою жизнь я слышала о ее завещании, и наконец подвернулся случай узнать, о какой же сумме идет в нем речь. Должна признаться, я была ошарашена! Мне казалось, что в завещании могла быть обозначена какая-нибудь сотня тысяч, а тут меня как обухом по голове ударили: тетя Гвен оставила более миллиона! Потом я прочитала, кому достанется ее миллион. Эти три организации! Почему-то мне показалось это нечестным, больше того — несправедливым. Особенно что касается «Женщин за Империю»! Я слышала, как тетя Гвен рассуждала о них, и знала, что они из себя представляют.

Я долго об этом думала. Потом позвонила миссис Фолкингэм. Назвавшись Сарой Бродсворт, сказала, что учусь, что наслышана о «Женщинах» и считаю это интересным. Старуха пришла в восторг от того, что кто-то вспомнил о ней, и пригласила меня на чай. Я решила изменить свою внешность. Что, если тетя Гвен когда-то показывала миссис Фолкингэм мою фотографию? Это представлялось маловероятным, но зачем рисковать? В первый раз я лишь нацепила темные стекла на очки, сильно намазалась, надела берет и набила тряпками бюстгальтер. Вид у меня был довольно-таки нелепый. Но по мере того, как развивались мои отношения с миссис Фолкингэм, я стала маскироваться более тщательно. Приобрела даже цветные контактные линзы. Как я поняла потом, это было смешно, так как в них я хуже видела. Но зато можно было почти не опасаться, что кто-нибудь меня узнает.

— Что верно, то верно, — согласился я. — Итак, вы проникли в эту организацию?

— Я бы не употребляла этого слова. Я вступила в нее и начала помогать старой леди. Она мне нравилась. Это была чокнутая, но безвредная старуха, гораздо более приятная, чем тетя Гвен. Да, она мне нравилась. Мне было жаль, когда год назад она умерла. Но после ее смерти многое пошло легче.

— Стало легче прикарманивать ее деньги, вы это хотите сказать?

— Никто не собирался ее грабить, — терпеливо продолжала Лэкси. — Деньги не должны были отойти миссис Фолкингэм, да она и сама была слишком щепетильна, чтобы истратить хоть пенни на себя. Нет, я только хотела сказать, что после ее смерти все управление «Женщинами за Империю» перешло исключительно ко мне, и никто уже не мог посягнуть на эти деньги.

— Вы имеете в виду Генри Волланса и его «Белый огонь»?

— Да, именно их.

— А вы знали, кто такой Волланс?

— Сначала я думала, что он просто любопытный журналист. Уже одно это меня насторожило. Потом почувствовала, что ему нужна не только история для газеты. Его интересовала моя персона. Пришлось разузнать кое-что и о нем.