нам почти ничего не удалось собрать с опустошенных полей. Тогда свирепствовали демоны болезни. Многих погубили они. – Тени замолчала, глядя прямо перед собой. – Остальные мои дочери, обе младшие, убежали, когда начались беспорядки. С тех пор я ничего о них больше не слышала.

– И о братьях моих тебе ничего не известно?

– Нет, ничего! Со времени смерти твоего отца. «А ведь она родила четырнадцать детей, – думает потрясенный Тутмос, – четырнадцать детей! И теперь осталась совсем одна!» Он снова принялся объяснять матери, что намерен забрать ее отсюда и заедет за ней на обратном пути.

– Но я же не могу уехать… я не могу оставить Эсе одну! – сказала мать, и голос ее сразу же изменился, слово с нее слетела усталость.

– Эсе? Кто такая Эсе? Это имя я ни разу не слышал.

Тени не сразу ответила. Она смерила сына строгим взглядом, в котором чувствовались и недоверие и осторожность. Тутмос в это время неумело гладил ее руки старые, морщинистые, рабочие руки с набухшими венами. «Я обязательно вылеплю эти руки, – подумал он, – руки матери, такими, какие они есть».

– Эсе, – ответила старуха, неожиданно заговорив быстрее, – Эсе – моя внучка. Дочь твоей сестры Ренут!

«Значит, она еще совсем ребенок, – подумал Тутмос. – Ну конечно же, я заберу и ребенка».

И сердце его охватывает радость. Он собирается спросить еще что-то, но в это время до него донесся крик: «Те-е-е-ни!»

– Тебя зовут, – сказал он. – Будет лучше, если я сейчас же поговорю с управляющим имением. Мне придется оставить вас здесь еще на несколько недель, а может быть, даже и месяцев. Это будет зависеть от того, как быстро я сумею управиться со своими делами в каменоломнях. Но управляющий должен знать, что ты мать главного скульптора царя! Теперь тебе не придется больше работать!

– Не надо будет работать? – пробормотала старуха. – Но что же я буду делать с утра до вечера, если не буду работать?

Тутмос не ответил ей. Он шагал торопливо, и Тени с трудом поспевала за ним.

Они поравнялись с колодцем. Большой камень лежал все на том же месте. Возле него, как и в те далекие времена, стояла девушка с кувшином на плече. Вот она поставила его на землю, перегнулась через край колодца и начала опускать кожаное ведро. Но прежде чем вытянуть его обратно, она внезапно замерла, выпрямилась и обернулась. Вероятно, она услышала звук приближающихся шагов.

– Эсе! – позвала мать. – Подойди сюда, Эсе! Это мой сын, Тутмос, он твой… твой дядя.

Девушка поправила рукой свои черные волосы, упавшие ей на лоб, и осталась стоять на месте, как прикованная.

Тутмос тоже не мог сделать ни шагу. «Конечно же, это другая девушка, думает он. – Это тот же колодец, та же смоковница, но не та девушка». И все же он с трудом убеждает себя в этом, хотя уже много лет прошло с той памятной встречи.

Так вот какая она, Эсе! Она уже не ребенок, как он думал! Она уже в том возрасте, когда выходят замуж! Ей по крайней мере четырнадцать лет!

Он подошел к ней и взял колодезный журавль из ее рук. Достал кожаное ведро, налил воду в кувшин и помог девушке поднять его на плечо.

– Идем с нами! – сказал он и пошел вперед. Тени между тем взяла за руку девушку, которая словно приросла к месту.

– Ну, пойдем же! – повторила старуха и стала что-то шептать на ухо Эсе.

Внезапно лицо девушки озарилось улыбкой. Взяв бабушку за руку, она пошла за молодым скульптором.

Прежде чем Тутмос встретился с Абой, управляющим поместьем, конфискованным у жрецов Амона, Тени рассказала сыну, как он здесь появился.

С отрядом наемников, в основном состоящим из людей презренной земли Куш, Аба ворвался в Он, перебил жрецов Амона и Монта, тех, кто не успел сбежать. Не пощадил он даже царских чиновников, которые пытались приостановить его злодеяния. Старший управляющий всеми угодьями Она, которому Аба подчинен, действует с ним заодно и позволил ему распоряжаться по своему усмотрению. Бот Аба и старается как может! Поля не дают и половины прежнего урожая, поголовье скота значительно сократилось. Большинство земледельцев, работающих в поместье, или отдыхают от своих трудов, уснув навеки, или просто сбежали отсюда. Люди же, которых Аба привел с собой, ленивы и развращены.

– Ну, а Панефер? – спросил Тутмос.

– Панеферу удалось спастись, только его жену и детей…

– Неужели ты хочешь сказать, мама, что люди царя убивали женщин и детей?

Эсе внезапно вскрикнула. Лицо ее побледнело, она пошатнулась. – Тутмос едва успел подскочить и удержать кувшин, чтобы он не упал с ее плеча. Вода, конечно, вылилась. Ноги и сандалии Эсе стали мокрыми. Тутмос неестественно улыбнулся и сказал:

– Начего, это хорошо при такой жаре!

– Теперь придется возвращаться. – На глазах Эсе появились слезы. – С пустым кувшином я не могу…

– Ты пойдешь со мной! – возразил Тутмос немного грубовато, поставив кувшин у порога дома, к которому они только что подошли. Он даже слегка подтолкнул ее к двери. «Какие же ужасы пришлось ей пережить, – подумал он, если одно напоминание причиняет ей такие муки!»

В доме управляющего главному скульптору предложили присесть. Но он продолжал стоять, хотя около него специально поставили табуретку. Стоял он до тех пор, пока мать не села первой. Эсе забилась в угол.