От тринадцатого этажа остался только остов. Вверху было видно небо, разрисованное оранжевыми отблесками. Однако налево уходил все тот же коридор из разбитых теперь кристаллических стен, который упирался в зал, где одной стены не было вообще… А в углу — королевское ложе… Похолодевшей от ужаса Талестре смутно показалось, что она даже различает на подушках сероватые останки…
Она не стала задерживаться здесь, вернулась и поднялась на террасу — единственное место дворца, за которым, очевидно, еще следили. Здесь был геликодром: взлетно-посадочная полоса, ангар и несколько аппаратов типа Любеллюль, которыми, казалось, еще пользовались. Отсюда Талестра могла видеть всю метрополию, объятую морем пламени. Густые клубы черного дыма расстилались над огромным озером, которое образовалось на месте большого канала и собора Первых Астронавтов, Желтые круги уже поднимались по окрестным холмам. На территории космодрома поднимались высокие переливающиеся колонны: запасы пряностей и благовоний горели, словно в гигантских курительницах. И тяжелый запах, нежный и плотский, примешивался к тонкому и грустному дыханию ночи и смерти…
И вдруг Талестра с безграничным ужасом увидела: как раньше Антигону, Сигму засасывало в зону гигантского черного смерча. Итак, притяжение это перемещалось из Бездны Лебедя, оно проникало в великое созвездие…
С помощью «маленьких чудес» девушка вывела из ангара гелико, стремительно взлетела и быстро облетела обреченный город. Она увидела «операции по очистке», жестикулирующие массы, которые в панике покидали затопленные подземелья, изуродованные трупы, которые падали с башен, женщин, прижимающих к себе детей…
Но все было еще хуже, чем на Антигоне или на Земле, — эти сигмийцы не боролись, они даже не кричали! Талестра возмутилась: ведь как раз в это время и следовало подумать о «достойной смерти»!.. А на площадях вода уже растворяла легкие кости арктурианцев…
И она послала вызов, который, казалось ей, был похож на грохот Щита с Антигоны, вызов, который должен был пересечь любые бездны и световые века:
«Твой народ, Лес! Твоя планета, Лес! Они гибнут… На помощь, на помощь!»
Позволив себе эту слабость, она вновь стала Талестрой. Другие могли прийти или не прийти. Она же будет делать то, что нужно.
Прямо под ней находился адмиральский дворец — величественное здание из черного мрамора и аквамарина, одно крыло которого тоже горело. Лес довольно подробно описывал дворец, поэтому ей не составило труда сориентироваться. Мраморная эспланада, колонны с золотыми фризами, херувимы из розового мрамора при входе — ей казалось, что она узнает все это. Ее гелико спикировал пряна террасу дворца. Охранники у стены окликнули ее, но стрелять не стали, пораженные, очевидно, ее наглостью. Прибежал офицер в земной форме с дезинтегратором наперевес, но тотчас остановился как вкопанный, при виде этого прекрасного и сурового лица и глаз, похожих на живые хризопразы, на водоросли, на змей…
— Я должна увидеть принца Валерана, — сказала она. — Он здесь?
— Но…
— Никаких «но». Отдайте мне ваш дезинтегратор и следуйте за мной.
Она его просто-напросто загипнотизировала.
Пластик окна разлетелся вдребезги от сильного удара снаружи, и сердце Виллис перестало биться. Предыдущее усилие, которое должно было способствовать прохождению пространства-времени и притяжению к ней человека, было таким яростным, что она в изнеможении опустилась прямо на пол в зале, где ирисы и мозаика приняли свой прежний вид после ухода Астрид. Снаружи яростно бушевал пожар. Пробковые деревья и столетние эвкалипты пылали, потрескивая, как солома. Ей казалось, что она здесь уже века, думает и стремится только к одной цели. И незримая огненная и кровавая нить связывала ее с той самой площадкой в тюремном дворе, с тремя столбами, с тенями казненных на земле…
Когда она смогла, наконец, подняться, Айрт бросился к ней и страстно прижал ее к груди. Он был здесь, целый и невредимый. Ничего больше не существовало для нее, в самом деле, ничего.
— Вот видишь, — сказала она, слегка отстраняя его, чтобы лучше видеть, — ты здесь…
Он осматривался с таким видом, будто только что родился, как будто видел мир новыми глазами — видел все, что в нем было прекрасного и ужасного — ночь, омытую пожарами, ирисы в водоеме и бледную до синевы Виллис на фоне пурпурных и серебряных отблесков.
Он сказал:
— И ты жива! О космос! В первый раз я чувствую, что ты живая, и что между нами ничего нет, ни «Летающей Земли», ни Антигоны, ни смерти. Твои волосы пахнут медом, розами. Всем тем, о чем я только мечтал…
— И ты жив, — сказала она. — Это ты. Видишь ли, в то время, когда я звала, я ни в чем не была уверена. Ты мог быть лучом или архангелом. И это было бы вполне достаточно для Сигмы. Но для меня — нет! У тебя такие странные ресницы, они загибаются чуть ли не к вискам, а в глазах загораются такие зеленые искорки, когда тебе кажется, что ты что-то понял и за тобой никто не следит…
— У меня зеленые искорки?
— Следует заметить, — сказала она многозначительно, — что это я их там зажгла… Но ты ранен, у тебя кровь на руке.
— А, это? — отвечал он рассеянно. — Да, я сорвал магнитные оковы в тот момент, когда…
— Замолчи, я видела.
Она видела три столба…
— Знаешь, Виллис, после всего, что мы пережили, ничто больше не имеет значения: ни гордость, ни упрямство…
Наступило продолжительное молчание.
В аллее гигантская мимоза рухнула на крышу лаборатории нейрохирургии, которая тотчас взорвалась…
И голубой ирис осыпался в водоеме.
Странная и шумная эскадра Леса Кэррола только что легла на орбиту Сигмы. Отсюда, с высоты, картина была впечатляющей: казалось, что планета, разрисованная в оранжево-красную полоску, катилась в необъятную бездну тьмы…
— Как шарик в рожок, — сказал один из «кузнечиков». А Морозов дополнил после короткой паузы:
— Кажется, мы прибыли с некоторым опозданием…
Снизу на коротких волнах доносились стоны и призывы на помощь:
«SOS! Мы гибнем!»
«Сигма завоевана!»
«Плотины прорваны! Континенты пришли в движение!»
«Самарра горит! Совет Пяти перерезан!»
«Тревога! Свободные планеты!
«Они отбирают наших детей и куда-то их уводят! Они не щадят ни женщин, ни стариков. Толпы, скопившиеся на космодромах, уничтожаются огнеметами. Они говорят о чуме, но на Сигме нет никакой чумы…»
«Всем! Всем! Всем! Говорит адмиральский дворец! Мы заявляем: законное правительство Сигмы обращается к здравому смыслу и к благоразумию свободных планет. Сигма выбрала свой путь развития и свою эмблему: МРАК. Эпидемия, которая началась в результате катаклизмов, будет ликвидирована, все необходимые меры уже приняты. Неконтролируемые элементы, распускающие панические слухи, будут наказаны должным образом. Всякое сопротивление будет беспощадно подавлено. Подписано: Валеран Еврафриканский».
— Последний земной принц, — сказал Морозов удрученно.
И Лес возразил сурово:
— Иуда был апостолом.
— Все-таки, садимся?
— Садимся.
Слегка касаясь рыжеватых, казавшихся живыми прядей на лбу Айрта, Виллис