— Зачем же отвергать? — проскрежетал прокурор, рухнув в свое кресло. — Естественно, вас не надуют. Вас просто бросят в кратер. У нас так принято, и это вполне законно. Каждый обвиняемый автоматически приговаривается к смерти. Все остальное является собственным развлечением восхитительного…
— Кого?
— Глопы. Конечно же, дама Бюветт была надута давно, при спуске с Крайних гор. К тому же и взять-то с нее было нечего, и толку никакого. Но Глопе это нравится: чем достойнее землянин, тем с большим удовольствием его раздирают в клочья… в ничто. Но это не значит…
— Это значит, — сказал Ральф (которому этот спектакль уже достаточно надоел) после того, как ему удалось-таки снова завладеть своим оружием, — что все вы немедленно поднимете лапы вверх.
Аудитория так и поступила с удивительным единодушием, когда Валеран направил короткий ствол своей пушки на «святого Глопу».
— А теперь ты, пухлый, — скомандовал Валеран, — подойди и развяжи меня. Да ползком, а то я превращу в ничто вашего любимого идола!
— Стрельба по мне не может быть в состояньице осуществленьица, — проблеял Глопа, хотя и старался, чтобы его голос звучал твердо. — Вы прилетели на корабле для медицины. Чтобы лечить, не чтобы убивать.
— Ты, дрянное насекомое, а играешь в Нерона! Молчать! Всем лечь на пол! Предупреждаю — моя пушка дезинтегрирует на десять километров.
И все покорно улеглись. Валеран, как только его развязали, построил перед собой обвинителя, адвоката и «его глопство». Теперь он развлекался.
— А теперь, — сказал он, — вы поведете меня к экипажу арктурианского корабля «Летающая Игла».
— В Красные горы?! — воскликнул Глопа. — Бяка! Заразненько!
И он сделал вид, что падает в обморок. Секретарша, формой напоминающая гусыню, сделала ему компресс.
Это путешествие было незабываемым по многим причинам. Сначала Валеран хотел вернуться к кораблю-госпиталю с типично арктурианским намерением «спасти все, что еще можно спасти». Но глопатисты знали толк в разрушении — все было превращено в пыль. Тем не менее ему удалось найти несколько видов антибиотиков в стальных капсулах и небольшой контейнер с консервированными продуктами. Он нагрузил всем этим своих новых спутников, направив на них — на всякий случай — ствол своего дезинтегратора. Глопа помогал привязывать мешки на спины бывших подданных, а сам жаловался на «неудобную посадку на трех точках». Наконец, Валеран связал в одну цепочку моллинезию, паука и Глопу, и странная процессия направилась в Красные горы. Естественно, все они были недовольны — Глопа снова попытался упасть в обморок. Двое других сначала тащили его, бормоча свои псалмы, но поскольку их святейшество весило немало, они стали приводить его в чувство ударами лап и крыльев. Зыбучие пески вынудили Валерана обогнуть равнину. Пейзаж принимал мрачный вид Маре Майор и Сырта на Марсе — песчаные впадины и дюны цвета крови. «Точная граница» между полушариями были близко — в воздухе потемнело.
В пути Глопа начал делать Валерану различные признания — он считал, что это создает атмосферу доверия. Он рассказал, что земляне с «Летающей Иглы» частенько мешали ему заниматься его «профессиональными обязанностями на Гефестионе», но он повстречал там «чувствительненькую самку по имени Бюветт», которая «постаралась обучить его тайнам красивого языка».
— Я не отрицаю, что у нее были ко мне и более легкомысленные чувства, — добавила животина. — Но от нее пахло… как бы это сказать?.. чесноком, и у нее было слишком много завитушек. Тем не менее, она проводила в жизнь принципы равенства с обезьяноподобными и всеми другими животными.
Оказалось, что когда они высадились в Красных горах, дама Бюветт взбунтовалась при поддержке своего любимого трипода и дюжины сумасшедших женщин. Она объявила, что настало время самоопределиться. Так как никто ничего не понял, она объяснила, что Атенагорас Зизи всегда выступал за уединение, поэтому она со своими женщинами и своим Глопой отделяется от группы и требует свою часть офи… офа… Тут Глопа запнулся.
«Официальнейшую и гражданственнейшую, — подсказала птица-обезьяна-гриб, — часть груза звездолета».
«У нас нет никакого груза, — сухо отрезал командир. — Вы получите вашу долю пропитания. Но предупреждаю, что она весьма невелика».
«Позвольте, мой господин, — прокудахтало невероятное животное. — Остаток штук жратвы не должен быть разделен между всеми членами. „Кузнечики“ являются бесполезными ртами».
Лес ответил, глядя поверх его головы и обращаясь к Атенагоре:
«У вас собственный зверинец, — сказал он. — А у меня — беспризорные. К тому же, я хозяин на борту.»
Анг'Ри сделал незаметный знак, и «кузнечики» сомкнулись вокруг «Летающей Иглы».
Диссиденты покинули лагерь в тот же вечер, унося свои личные вещи и «официальнейшие» порции. На самом деле все это объяснялось очень просто: дама Бюветт не хотела испытывать общие трудности. Сразу же у подножия холма начался весьма принципиальный спор: каждый хотел командовать.
— Это было довольно трудно, — сказал Глопа, задумчиво поглаживая красным пальцем нечто похожее на подбородок. — Она была очень жилистая, прямо как старая курица. Я немного сдавил шею, и она затихла. А потом я ее надул. Газовым насосом.
В тот момент черная туча укрыла подножие холма, и неожиданно все три носильщика бросились на землю. С некоторым опозданием Ральф заметил нечто вроде черного столба, состоящего из песка и молний, который приближался с другого конца равнины. Казалось, он соединяет небо и землю, словно смерч или атомный гриб. Казалось, это — слепая, безжалостная и неодушевленная сила, но было в ней, в то же время, что-то страшно живое. Путешественники только успели прыгнуть в какую-то расселину, когда эта штука пролетела над равниной со странным свистом, с глухим звуком, похожим на тот, который издает банка, отдираемая со спины больного… В каком-то фиолетовом, абсолютно фантастическом освещении принц увидел кратер на том месте, которое они только что покинули. Его спутники дрожали, а Глопа что-то прокудахтал.
— Врата бездны, — с трудом различил Валеран. — Возвращается. Засасывает все.
Теперь было слишком опасно продолжать путь вдоль гребня: вся равнина была покрыта легкой зыбью, то тут, то там возникали черно-синие вихри. Открывшаяся перед ними расселина в скалах казалась более безопасным местом. И они направились туда.
Перед ними открылся город, построенный все теми же гигантами в середине горной цепи. Удивительно, что такая могущественная (если судить по сказочной архитектуре) раса исчезла, не оставив других следов. Подземный комплекс казался особенно сложным: огромные массы камня были удалены, пробуравлены, как соты в ульях. Валеран включил свой фонарь: странные колоннады раздваивались, переплетались. Сквозь стены из прозрачного кварца были видны другие причудливые строения, площади в форме звезд и удивительные конструкции выступали из горного массива. И напрасно пытался он отнести их к какой-то определенной стадии или к определенному стилю в развитии цивилизации. Казалось, что эти древние познали все: пирамиды и зодиакальный круг, террасы на усеченных столбах, акведуки и мосты-туннели. Сами стены были украшены скульптурами, менее изысканными, чем в городе-библиотеке, но сохранившими удивительную отделку: эрозия совсем не затронула их. Горельефы являли целый мир гигантских существ, чаще всего гуманоидов. Это были картины жизни, эпопеи, истории исчезнувшего мира, который возникал на этих стенах с невиданной силой и яростью. Гармоничные существа со сложенными крыльями и другие, бесформенные и расплывчатые, и еще другие, похожие на облака, строили свои города, засевали поля, завоевывали планеты. Фантастическая цивилизация оставила здесь свое описание: географические и астрономические карты, схемы прекрасных механизмов. Когда Валеран прикоснулся к одной из ниш, она запела. Это была далекая мелодия, как будто ее стерли века, грустная и медленная. По мере того как отряд углублялся в подземные лабиринты, фрески становились более хаотичными и противоречивыми. Среди них было изображение, которое Валеран легко узнал, и которое повторялось сотни раз: нечто похожее на небесную воронку, спираль, напоминавшую столб из песка и молний. Это изображение появлялось чаще всего среди ужасного месива из разбегающихся, расчлененных, летящих по воздуху тел, среди рушащихся
