по его виску, но Бедфорд упал как подкошенный.
Джорджина бросилась к его одежде и стала лихорадочно рыться в карманах, пока не нащупала ключ. Зажав его в руке, она подбежала к двери и отперла ее. Джорджина уже хотела выскочить из комнаты, как вдруг осознала, что она голая. Вернувшись к кровати, она закуталась в пуховое одеяло, сунула ноги в домашние туфли и бросилась бежать.
Прибежав в крыло, где помещались слуги, Джорджина крикнула:
— Тоби! Тоби! Мне нужна твоя помощь! Где ты?
Она добежала до конца коридора, когда дверь открылась и вышел Тоби со свечой в руке.
— Что-нибудь случилось, миледи?
Она толкнула его обратно в комнату.
— Одевайся, мы уезжаем.
— Вы хотите уехать прямо сейчас? Среди ночи?
— Да… Сейчас же… Сию минуту.
Поскольку никто из слуг не отозвался на ее отчаянный крик, она поняла, что они получили соответствующие указания.
Тоби быстро оделся, застегнул сапоги и накинул тяжелый кучерский плащ.
— Вы озябнете на улице, миледи.
Она сорвала одеяло с его кровати и бросила ему в руки:
— Скорее, Тоби. Ты единственный, кому я доверяю и кто может мне помочь.
В темноте они добрались до конюшни. Помощник конюха зажег фонарь и в изумлении уставился на сестру герцогини Манчестер, закутанную в пуховое одеяло.
— Пожар, что ли?
— Помогите Тоби заложить карету. Мы должны уехать.
Джорджина забралась в карету и откинулась на подушки. Когда лошади были запряжены, Тоби подошел к дверце кареты.
— Отвезите меня в Шотландию.
— Я не посмею увезти карету в Шотландию, леди Джорджина. Я потеряю место. Герцогиня ждет карету и лошадей к завтрашнему дню. Лучше уж я доставлю вас домой в Лондон.
— Нет! Я не поеду домой!
«Меньше всего на свете я хочу видеть мать. Мы же с ней убьем друг друга!» Она отчаянно соображала, куда ей ехать.
— Отвезите меня к моей сестре Луизе. Она живет в Броум-Холле в Суффолке. Вы ведь не побоитесь съездить в соседнее графство?
Подковырка подействовала.
— Я отвезу вас в Броум-Холл, миледи.
Когда карета отъехала от замка и стала набирать скорость, Джорджина подобрала под себя ноги и плотнее закуталась в одеяло. Сидя в темноте кареты, она снова и снова переживала последние часы.
Джорджина вытерла слезу на щеке и коснулась при этом рукой своего уха. И поняла, что на ней все еще надеты серьги. Жемчуг — к слезам. Эта старая поговорка усилила ее решимость. «Провалиться мне на этом месте, если я пролью хотя бы одну слезу из-за этой похотливой свиньи».
Когда небо начало светлеть, Тоби остановил карету на развилке, не зная в точности, куда ехать.
Джорджина открыла дверцу и прочла дорожный указатель.
— Поезжайте по той дороге, которая, ведет к деревне Ай. Там вам кто-нибудь скажет, как попасть в Броум-Холл. Это на реке Доув.
Прошел еще час, прежде чем карета выехала на аллею, ведущую к дому. Джорджина выпрямила затекшие ноги и стала растирать. Наконец карета остановилась. На дворе и возле конюшни было несколько слуг. Тоби спустился с козел и открыл дверцу.
— Объясните конюхам, что эти лошади принадлежат герцогине Гордон. Позаботьтесь, чтобы их накормили и почистили.
По ступеням спустился управляющий, одетый в ливрею, и когда он заглянул внутрь кареты, его глаза широко раскрылись при виде женщины, закутанной в пуховое одеяло.
— Могу я быть вам чем-то полезен, сударыня?
— Что, маркиз Корнуоллис все еще во Франции?
Судя по виду, управляющий страшно испугался.
— Боюсь, что так, сударыня.
— Хорошо! Тогда ступайте и скажите леди Броум, что приехала ее сестра Джорджина. Можете любезно принести мне один из ее плащей.
Через пару минут по ступеням парадного крыльца сбежала Луиза, за ней следом управляющий с бархатным плащом, перекинутым через руку.
— Боже мой, Джорджи, неужели в дороге было так холодно, что понадобилось закутаться в одеяло?
— На мне ничего нет под ним, и у меня нет ничего, во что я могла бы одеться.
Луиза, привыкшая к выходкам Джорджины, взяла плащ и отослала слугу в дом. Когда сестра развернула одеяло, она воскликнула:
— У тебя вся грудь в синяках!.. Кто это сделал?
Джорджина закуталась в плащ и вышла из кареты.
— Тоби нужно отвести место, где он мог бы поспать. Мы ехали из Кимболтона не останавливаясь. А мне прежде всего нужна ванна.
— Неужели на вас напали по дороге? — испуганно спросила Луиза.
— Напали на меня, да еще как. Но это был не разбойник с большой дороги, а английский герцог.
Луиза отвела Джорджину в свою комнату, попросила экономку распорядиться, чтобы приготовили ванну. Пока сестра была в ванной, Луиза открыла гардероб и достала одно из своих самых красивых дневных платьев. Она положила платье на кровать и добавила к нему белье, чулки и подвязки.
Наконец Джорджина вышла из ванной и вернулась в комнату сестры.
— Я едва не соскоблила с себя кожу, пока не поняла, что это бессмысленные попытки.
Она надела нижнюю юбку, потом натянула чулки и подвязки.
— Скажи же, что случилось, — проговорила Луиза приглушенным голосом.
— По предложению матушки я поехала в Кимболтон отпраздновать день рождения Сьюзен. Могла ли я знать, что это был мерзкий заговор, цель которого — бросить меня в объятия Френсиса Расселла!
Луиза опустилась на кровать. Широко раскрыв глаза, она ждала, что будет дальше.
— Просто не могу поверить, какой я была наивной. Когда герцог появился на праздничном обеде, я была неприятно удивлена. Я упрекнула Сьюзен, она переложила вину на Уильяма. А потом я пережила самое сильное потрясение в своей жизни. Бедфорд вошел в мою комнату и запер дверь. Ключ, по его словам, дал ему Уильям.
— Герцог тебя изнасиловал! — прошептала Луиза.
— Он накинулся на меня и чуть было не изнасиловал. А как ты догадалась?
Луиза побледнела как мел.
— Он… он… он принудил меня.
— Он что?!
— Френсис Расселл принудил меня. Я… я не сопротивлялась. Я думала, он хочет на мне жениться.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Мне было очень стыдно. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Этот мерзавец тут же потерял ко мне всякий интерес, и моя репутация погибла бы навсегда, скажи я что-нибудь.
— Когда это случилось? — Джорджина была просто потрясена.
— Это случилось в доме Сьюзен и Уильяма… но не в Кимболтоне… в их лондонском доме в Уайтхолле. Матушка заручилось поддержкой Манчестера в своих матримониальных планах. Мне не нравится Уильям Монтегю.
Голос ее надломился; она закрыла лицо руками и расплакалась.