Вильерс, протягивая ему руку.

— Рад видеть вас, Бакингем. Остается только удивляться, что вы узнали меня.

Монтгомери крепко пожал ему руку.

— Конечно, узнал! — Герцог расплылся в улыбке. — Разве можно забыть ваш пронизывающий взгляд?! Иногда кажется, что вы способны прожечь в собеседнике дыру своим взглядом!. Такому бродяге и негодяю, как я, надо постоянно иметь это в виду.

Грейстил тоже улыбнулся:

— Боюсь, все мы здесь в каком-то смысле бродяги и негодяи…

— Я приехал сюда, чтобы лично взглянуть на великого человека, — со смехом продолжал герцог.

Грейстил тут же догадался, что Вильерс имел в виду отнюдь не короля Карла.

— Хотите взглянуть на Монка? Я вас ему представлю. Уверен, что он тоже будет не прочь познакомиться с вами поближе.

— Вы его знаете? — удивился герцог Бакингем.

— Как-то раз он взял меня в плен, — признался Грейстил.

Почти все придворные Карла уже собрались в Большом зале Дуврского замка, когда в Дувр прибыл сэр Джордж Картерет, губернатор острова Джерси. Губернатор появился в порту на своем «Гордом орле», всю команду которого Грейстил знал лично. В Большом зале присутствовали также глава Адмиралтейства Эдвард Монтегю, командовавший кораблем «Король Карл», доставившим венценосца к родным берегам, и секретарь флотоводца Сэмюел Пипе. А генерал Монк привел с собой несколько сотен солдат для охраны короля, и теперь все эти солдаты тоже оказались в зале, где перемешались со старыми заслуженными роялистами. Корабли же весь день доставляли в Дувр сторонников Карла из Лондона, а также тех, кто находился с ним в изгнании, и теперь все они прохаживались по залу, с нетерпением ожидая выхода монарха.

Когда Карл в сопровождении братьев вошел наконец в Большой зал, его тут же окружила толпа приверженцев. Солдаты делали все возможное, чтобы держать людей на некотором расстоянии от венценосной особы, но у них мало что получалось. Очень медленно, останавливаясь буквально на каждом шагу, чтобы поздороваться с очередной группой своих приверженцев, король наконец-то добрался до помоста во главе стола и опустился в предназначавшееся ему кресло. Джорджа Монка усадили между Карлом и канцлером Хайдом, в то время как Монтегю воссел по левую руку от короля, между герцогом Йорком и герцогом Глостером.

Потом бокалы наполнили вином, и зазвучали тосты в честь короля, причем тост «За здоровье его величества!» провозглашался чуть ли не каждые пять минут.

В какой-то момент Карл вдруг устремил на Монка пристальный взгляд и, понизив голос, спросил:

— Почему вы решили помочь мне, генерал?

— Ваше величество, я сражался за вашего отца при осаде Нантвича, — ответил Монк. — Но роялисты потерпели поражение, и солдаты армии парламента взяли меня в плен. Когда я сидел в Тауэре и страдал от голода, ваш отец прислал мне сто фунтов, и я поклялся, что никогда этого не забуду.

— Да, понимаю… — кивнул Карл.

«Без сомнения, это было лучшее вложение капитала, когда-либо сделанное моим несчастным отцом», — подумал он с грустной улыбкой.

После окончания пиршества король поднялся в свои личные апартаменты, оборудованные в верхнем этаже замка. Именно туда были приглашены люди, считавшиеся его ближайшими друзьями. Среди них был, конечно же, и Грейстил Монтгомери. Хлопнув его по плечу, Карл сказал:

— Ты ведь знаешь, чем я обязан тебе, мой друг. По моему разумению, ты заслуживаешь… по меньшей мере графства.

— У меня уже есть одно, сир, — тихо ответил Грейстил.

— О… прими мои соболезнования, — пробормотал король, немного смутившись. — Очень жаль, что твой отец нас покинул. — Взглянув на сидевшего здесь же Джорджа Вильерса, он вдруг улыбнулся и добавил: — Вы, Эглинтон и Бакингем, — самые лучшие друзья, какие только могут быть у короля. У вас полный набор благородных титулов, и вам ничего от меня не надо.

— На вашем месте, сир, я бы не стал говорить об этом с такой уверенностью. Наверняка я что-нибудь придумаю, — ухмыльнулся Бакингем.

Король весело рассмеялся.

— Насколько я тебя знаю, Джордж, ты уже придумал! — Сделав глоток из своего бокала, Карл окинул взглядом ближайших друзей, собравшихся в его покоях, и уже с серьезным видом продолжил: — Меня поражает странная ирония судьбы… Год за годом я всеми силами старался вернуть себе корону, но все мои попытки реставрации заканчивались кровопролитием и поражением. И вот теперь мне предложено вернуться безо всякого насилия и кровопролития. Причем народ сам объявил меня своим законным монархом. Выходит, я не сыграл в этом спектакле никакой роли?

— Нет, сир, вы ошибаетесь, — возразил Грейстил. — Просто сегодняшний день — итог того, что было сделано за все предыдущие годы.

— И теперь будущее в ваших руках, сир, — подхватил Бакингем. — Поэтому предлагаю устроить торжественный въезд вашего величества в Лондон.

— Пусть это предложение как следует обдумают Дигби, Джермин, Хайд и мои братья, — ответил Карл. — Хотя и у меня есть кое-какие соображения на сей счет. Ведь через четыре дня мне исполнится тридцать… Думаю, было бы неплохо въехать в Лондон в день моего рождения.

— Это очень просто устроить, сир, — кивнул Грейстил, сосчитав дни по пальцам. — Если ваш кортеж будет останавливаться на ночь в Кентербери, Рочестере и Дептфорде, вы въедете в Лондон как раз двадцать девятого мая.

— Мы бы хотели видеть тебя при дворе, Монтгомери, если, конечно, тебе не захочется продолжить службу в армии.

— Такого желания у меня нет, сир. Я, что называется, навоевался.

— А как ты посмотришь на мою просьбу создать и возглавить королевскую гвардию?

Грейстил ни о чем таком прежде не думал, однако без колебаний ответил:

— Почту за честь для себя, ваше величество.