– Завтра, – ответила Фиалка. – Очень хорошо для рекламы спектакля.

– О чем, Фиалка, пишут нынче? – осведомился Хьюго. – О жизни, любви и уходе за кожей?

– В основном. Они, естественно, пытались вытянуть из меня что-нибудь о Филипе, но после всего этого бреда в желтой прессе на прошлой неделе я отказалась отвечать на вопросы о нем.

Бульварные издания несколько дней обсуждали смерть Филипа Кэнтли. Писали о Фиалке и инсулине, хотя, не имея никаких доказательств, они не могли напрямую связать друг с другом разрозненные факты. В театре многих развеселили такие заголовки, как «Значит, именно так сексуальной Фуксии удается сохранять фигуру?» или «Убийца, влюбленный в теледиву Фиалку».

Фиалка благоразумно отказывалась от интервью, поэтому репортеры попытались с максимальной многозначительностью связать убийство Ширли Лоуэлл со смертью Филипа Кэнтли. Немаловажно и то, что Филип Кэнтли сыграл роль злодея в последних сериях «Основного подозреваемого», и теперь читатели таблоидов смутно узнавали его лицо. Из разрозненных фактов – отношений Кэнтли с Фиалкой, ее склонности появляться на публике в платьях, больше подходящих для девочек легкого поведения, – журналисты слепили историю и бесконечно обсасывали ее с разных сторон.

Эти спекуляции, естественно, были проиллюстрированы кадрами из сериала с Фиалкой в роли Фуксии. Там она выглядела не старше шестнадцати – огромные глаза, кудряшки и надутые губки. Элизабет Ботт в роли строптивого подростка, как я кисло заметила Хьюго. Надо отдать ему должное – он счел мое замечание смешным. Однако затем газеты пустились во все тяжкие и начали печатать смелые фотографии – Фиалка утверждала, что их много лет назад сделал человек, которому она доверяла, а он воспользовался ее наивностью. На самом деле на них ее тело было прикрыто ничуть не меньше, чем сегодня, однако позы были более рискованными, чем те, на которые она отваживалась в последнее время. Почему-то я сомневалась, что в завтрашней «Мэйл» появится фотография Фиалки, лежащей на спине, с раздвинутыми ногами и рукой на груди.

– Знаешь, мы скоро начинаем репетировать «Кукольный дом», – сообщила Фиалка.

Хьюго изогнул бровь:

– Уже?

– Это очень сложная пьеса, дорогой, – беспечно ответила Фиалка. – Мы решили, что в этой суматохе лучше взяться за нее как можно раньше. Пока только я и Джереми.

Джереми звали актера, которому досталась роль Торвальда.

– Кто ставит? Бен? – спросила я. Фиалка кивнула:

– Я так рада, что смогу поработать с ним. Он полностью согласился с тем, как я вижу Нору, а это крайне важно. Мне кажется, что она – манипулятор, – задумчиво добавила Фиалка. – А порой Нора откровенно груба. Знаете, как бывает: люди полностью полагаются на собственное обаяние и не вполне отдают себе отчет в том, что говорят. Нора безобразно поступает с несчастной Кристиной. Я хочу все это показать.

Я была не на шутку потрясена. В Фиалке-то, оказывается, есть нечто, чего я прежде не замечала! Если начинает серьезно говорить о работе, слушать ее интересно…

– Кристину играет Хэзел Даффи, да? – Джейни прекрасно это знала. Уж не пытается ли она поддеть Фиалку? – Слышала, вы здорово с ней подрались.

– Ох господи! Ты слышала, что я чуть не выцарапала бедной Хэзел глаза? – воскликнула Фиалка. – Да, Хелен, конечно, тебе рассказала, – несколько ядовито добавила она. – Слава богу, Хэзел совершенно на меня не сердится, а ведь это было очень опасно. Я рада, что тебе понравилось, потому что сегодня я была ужасно аккуратна и боялась, что сцена не получится эффектной.

Я и сама часто пользовалась этой техникой – заранее признаться в своих прегрешениях и не дать другим возможности заговорить о них первыми. Фиалка, судя по всему, оправилась от растерянности, мучившей ее с тех пор, как она чуть не покалечила Хэзел. А ведь ее при этом каждые две минуты вызывают на допрос в полицию; понятно, что временами она на взводе. Я вдруг поняла, что защищаю Фиалку. Что ж, похоже, начинаю к ней проникаться сочувствием.

– Думаю, пора раздобыть еще выпивки, – сказал Хьюго, допивая. – Стойте здесь, дамы. Я все сделаю.

Он скрылся в толпе. Фиалка проводила его восторженным взглядом.

– Я так рада, что ты с Хьюго, – сказала она мне.

– Правда? – Я старалась быть осторожной. По моему личному опыту, бывшие подружки любовников не бывают искренни, делая подобные заявления; это лишь предварительный шаг к другому замечанию, которое они стараются сделать как можно более неприятным. – Почему?

Фиалка в упор посмотрела на меня своими огромными сиреневыми глазами. Нельзя в них не утонуть, когда она так смотрит.

– Ну, ему нужен кто-нибудь… – Она замолчала. Либо искала нужное слово, либо пыталась усилить воздействие заготовленного оскорбления. Я приготовилась к худшему. – Умный, – закончила наконец она. – Тот, кто в состоянии его переносить. Я, конечно, не дура, но Хьюго чересчур умен. И обладает, как это называют, широким кругозором. А ты, Сэм, всегда понимаешь, о чем он говорит. И потом, ты не воспринимаешь его слишком всерьез, а это невероятно важно. Хьюго становится чудовищно чванливым, когда к нему относятся излишне уважительно.

Такого я совсем не ожидала. И потому, разинув рот, уставилась на Фиалку. Она не только совершенно права в своем анализе Хьюго, но еще и комплимент мне сделала. Неслыханно! Либо все, что говорил Хьюго – мол, они с Фиалкой старинные друзья и любят друг друга как брат с сестрой правда, либо Фиалка просто дьявольски хитра.

– И тебе тоже повезло, – продолжала Фиалка, шкодливо улыбаясь. – В постели он был сказочно хорош уже много лет назад, и я не сомневаюсь, что с годами он прогрессирует.

К моему изумлению, это сработало. Я захохотала, решив, что Фиалку невозможно не любить. Она тоже захихикала.

– Девочки! Девочки! Вы не в женском общежитии после отбоя! Прекратите это недостойное ржание! – отчитал нас Хьюго, вернувшийся с еще одной бутылкой шампанского. Вдруг он заволновался, посмотрел на меня, на Фиалку, потом на Джейни. – Эй, о чем это вы хихикаете, если позволительно спросить?

– Мы с Сэм только что обсуждали, каков ты в постели, Хьюго, – весело ответила Фиалка.

– О, чудесно, – с уничтожающим сарказмом сказал Хьюго. – Только, пожалуйста, не надо касаться болезненных тем – сколько кусков сахара я кладу в кофе и на каком боку сплю. Можете сколько угодно обсуждать размеры моего члена. При мне. Не стесняйтесь, дорогуши мои.

И он открыл бутылку с яростным хлопком. Я подмигнула Фиалке. Мы уже стали практически Тельмой и Луизой[81].

– Привет! – крикнула Софи, протискиваясь между двумя высокими мужчинами. По сравнению с ними она казалась крошечной жительницей Изумрудного города.

На ней было трикотажное платье в яркую полоску, вдоль длинных рукавов тянулся ряд выпуклых треугольников – как на позвоночнике у динозавра. Странно, но платье было ей к лицу. Ради вечеринки Софи побрилась наголо, и ее глаза стали похожи на гигантские блюдца.

– Я углядела Хьюго с бутылкой и шла по его следам, как собака, – призналась она, протягивая бокал.

– В очередь, – кисло сказал Хьюго, наполняя ее бокал. – Желающих много.

Посмотрев на бритую голову Софи, я вспомнила об одном важном деле.

– Фиалка, – я вытащила из прически одну из многочисленных заколок. – Это не твоя?

Фиалка просияла:

– Как здорово! Я ее просто обыскалась! Это одна из пары. Я думала, что потеряла ее в гримерке.

– Какая красивая! – Джейни потрогала бриллиант. – Откуда она у тебя?

– От «Харви Никс», – спокойно ответила Фиалка. – Где ты ее нашла, Сэм?

Я внимательно наблюдала за ней:

– Мэттью нашел на галерее над сценой и отдал мне. Я подумала, что, возможно, твоя.

– Все равно спасибо, – Фиалка бросила заколку в сумочку. – Ума не приложу, как я могла ее потерять. Они никогда не выпадают. На галерее над сценой? – озадаченно добавила она. – Странно.

Софи побледнела. В отличие от Фиалки она прекрасно поняла, что это значит. Софи потрясенно