золотистая.

— Скорее смуглая.

— Вот и у тебя такая же. Она еще жива?

— Нет, умерла. Отца тоже не стало.

Он фыркнул и сказал:

— Они, наверное, так и не привыкли к твоим выходкам?

— Не привыкли, — негромко засмеялась она. — Приходилось держать их под каблуком. Ты мне лучше вот что скажи, Джин… — она снова откинулась на спинку, на лице у нее появилось задорное, озорное выражение, — ты такой же заядлый языковед?

— Что-о?

— Ты что, глухой? Не слышал, что я сказала?

— Слышал… Прости, я немного растерялся. Конечно, я теперь хуже слышу, но не настолько…

— Ртом, спрашиваю, работаешь?

Порху пожал плечами, вздохнул.

— Не знаю, давно не пробовал.

— Хочешь попробовать?

— Что?

— Опять «что»?

— Когда?

— Сейчас.

— Ты хочешь, чтобы я попробовал? — перешел он в наступление.

Она улыбнулась.

— Не знаю. Я тоже давно не пробовала. Ну как, хочешь?

— Если хочешь.

— А ты хочешь?

— Ты хочешь, чтобы я попробовал? Я всегда делал, что ты хотела. Вместо ленча почти полгода пил твои паршивые дрожжи. Я даже на спиритический сеанс за тобой потащился. Глупая была затея, глупая и опасная. А ты, видите ли, не соизволила сказать, что тебе заказали статью о медиуме.

— Я и сама не знала, правда… Но ты не захотел оставить жену.

— Да, на все был готов, кроме этого.

— А потом все равно ее оставил.

— Нет, не оставлял. Мы расстались. Я не хотел. Это была ее инициатива. И не из-за другой женщины.

— А теперешнюю можешь оставить — ради меня?

— Ни в коем случае.

— Не бойся, я не рассержусь. Я знаю, что со мной будет.

— Адель, дорогая, ты меня оскорбляешь. Это не самая веская причина, сама знаешь. Как ты думаешь, долго ли мы протянули бы вместе, я — твоим любящим мужем, а ты — моей верной женой?

— Думаю, не слишком долго. Ты быстренько нашел бы себе другую девочку, и та стала бы подговаривать бросить меня.

— Нет, погоди, ты о себе скажи, о своих мужиках… Хотя, как я понимаю, ты тоже давно замужем, верно?

— Люблю выходить замуж, правда. Люблю рожать девочек и воспитывать их. Так люблю, что приходится напоминать себе об этом, когда вдруг почувствую, что ненавижу замужество и все остальное. Мои девочки увлеклись сексом куда раньше, чем я, хотя я начала совсем молоденькой.

— И увлечение поощрялось мамой?

— Во всяком случае, не возбранялось.

— Мне это интересно. Знаешь, я взялся за роман о сексе с точки зрения женщины.

— Я давно такой написала. Никто не берет.

— У меня возьмут. Но движется пока плохо. Я очень многого не знаю.

— Прочти мой.

— Это вряд ли поможет. Понимаешь, я рассчитывал, что получится что-нибудь острое, пикантное, но вот изюминки нет. Думаю, копаюсь в разных материалах — все не то. Конечно, я могу отложить эту книгу и взяться за другую. Масса замечательных замыслов… — Она выжидательно смотрела на него. — Например, роман о Марке Твене или вообще о жизни американского писателя.

— Мои книги не имели такого успеха, как его.

— Его книги тоже не очень-то расходились. В этом и соль. Надеюсь, что доведу до конца, вставлю кое-что из своей жизни, какие-нибудь светлые моменты.

— То есть меня?

— Само собой. Итак, что у тебя в перспективе?

— Замнем для ясности.

— Одолевает жажда знаний.

Она переменила тему.

— У тебя руки немного дрожат.

— Знаю, — кивнул он.

— Это называется тремор.

— Сам бы я ни за что не догадался.

— Годы?

— Кофе, виски, но главное — да, годы.

— У меня тоже дрожат. По-прежнему любишь Шуберта?

— Больше чем когда-либо.

— Несмотря на волнение и боль в его музыке?

— За его волнение и боль. Что ты вдруг погрустнела, милая?

Она вздохнула, опустила голову.

— Все так старятся… И еще потому, что мы скоро надоедим друг другу. Мы, кажется, обо всем уже поговорили, да?

— Нет, не обо всем, — возразил Порху. Он понимал, что впадает в такую тоску по прошлому, что может от всей души сказать ей то, что хочет сказать. — Я никогда не забывал тебя, во всяком случае, надолго не забывал. Не переставал любить тебя. У меня было такое к тебе чувство, какого я не знал ни до, ни после. И я сохранил его, это чувство, до сих пор и сохраню до конца.

Она молча слушала его, потом сказала, похлопав по дивану:

— Сядь со мной рядом.

Он поднялся со стула и, тяжело ступая негнущимися ногами, подошел к ней. Она подала ему руку, когда он повернулся, чтобы сесть возле нее. Его ладонь попала к ней между колен. Он слегка пожал их, погладил, не убирая. Несколько секунд она не отрывала глаз от его руки, потом повернулась к нему и обняла, уткнулась в плечо. Они медленно опустились на спинку дивана, и она заплакала — беззвучно, без слов, без жалоб.

«Я и сам бы расплакался, — подумал он, — если бы она не заплакала первая».

— Я и сам бы расплакался, если б ты не заплакала первая, — тихо сказал Порху немного погодя, когда она взяла себя в руки и попросила прощения за то, что распустилась.

Улыбаясь, она смотрела ему в глаза.

— Скажи, Джин, ты когда-нибудь задумывался, почему тебя любят женщины?

— Нет, — улыбнулся он и покачал головой.