как-то неуверенно.

— Многие смогли окончить медицинский институт, имея семью, детей и множество таких же проблем.

— Я ему все время это твержу, — с чувством сказала Элизабет. — Я очень рада, что вы разделяете мое мнение.

Коулмен посмотрел на Джона. Он был уверен, что его первое впечатление о нем было правильным. Джон оказался добросовестным специалистом, любящим свою работу.

— Знаете, Джон, если не поступите в медицинский институт, пока у вас есть такая возможность, я уверен, вы будете жалеть об этом всю жизнь.

Джон молчал, но Элизабет наивно спросила:

— Правда, ведь нужно много врачей-патологоанатомов?

— Конечно. Пожалуй, даже больше, чем врачей каких-либо других специальностей.

— Почему?

— Во-первых, нужны исследователи, чтобы двигать медицину вперед и заполнить оставшиеся в ней пробелы. В медицине как на войне. Бывают рывки вперед, и тогда врачи устремляются к новым рубежам, оставляя позади много брешей. Их-то и предстоит потом заполнить тем, кто идет следом. В медицине еще множество белых пятен, неразработанных проблем.

— И все это должны сделать патологоанатомы? — спросила Элизабет.

— Нет, это долг всех медиков, но у нас, патологоанатомов, иногда больше возможностей для этого. — Коулмен задумался, и затем продолжал:

— И еще. Исследовательская работа в медицине подобна возведению здания. Каждый кладет по кирпичу, и в результате вырастает стена. И наконец кто-то кладет последний кирпич. — Он улыбнулся. — Правда, не всем удастся сделать столь эффективные вклады в медицину, как, скажем, Флемингу или Солку. Но каждый патологоанатом может и должен сделать свой скромный вклад.

Джон Александер с интересом слушал.

— Вы собираетесь посвятить себя исследовательской работе? — спросил он.

— Да, если мне это удастся.

— В какой области?

Коулмен ответил не сразу.

— Ну, например, липомы, доброкачественные опухоли из жировой ткани. Мы о них знаем так мало. — Его обычное хладнокровие и сдержанность исчезли. Он говорил с воодушевлением. Вдруг он испуганно умолк.

— Миссис Александер, что с вами?

Элизабет вскрикнула от боли и закрыла лицо руками.

— Что с тобой, Элизабет? — Перепуганный Джон бросился к ней.

Элизабет на мгновение закрыла глаза.

— Ничего, ничего. Какая-то боль и головокружение. Но уже все прошло. — Она выпила воды. — Да, прошло, но это было ужасно — какие-то горячие иголки внутри, потом закружилась голова, и все куда-то поплыло.

— С вами это раньше бывало? — заботливо спросил Коулмен. Она покачала головой:

— Нет.

— Ты уверена, дорогая? — Джон все еще не мог успокоиться.

— Не волнуйся. Маленькому слишком рано. По меньшей мере еще два месяца.

— И все же я советую вам показаться врачу, — озабоченно сказал Коулмен.

— Я обязательно это сделаю. — Элизабет улыбнулась. — Обещаю вам.

Обращаться к доктору Дорнбергеру по такому пустяку! Если повторится, тогда конечно. Она решила подождать.

— Что-нибудь известно? — Сидя в кресле-каталке, Вивьен вопросом встретила доктора Люси Грэйнджер. Прошло уже четыре дня после биопсии и три дня с тех пор, как Пирсон послал срезы в Нью-Йорк и Бостон.

Люси покачала головой:

— Я немедленно скажу тебе, Вивьен, как только что-нибудь узнаю.

— Когда… когда же это будет?..

— Может быть, сегодня. — Люси старалась казаться спокойной. Она не хотела показать, что задержка ответов ее тоже беспокоит. Вчера вечером она снова разговаривала с доктором Пирсоном.

Самой ужасной была эта неизвестность. Ожидание угнетало не только Вивьен, но и ее родителей, немедленно приехавших из Орегона.

Убедившись, что ранка на колене у Вивьен после биопсии заживает хорошо, Люси ласково сказала девушке:

— Постарайся думать о чем-нибудь другом, если можешь. Девушка слабо улыбнулась.

— Но это так трудно.

Уже у самой двери Люси сказала:

— Кстати, к тебе гость.

Майк проскользнул в палату, как только Люси вышла.

— Я минут на десять. И все они твои, — целуя ее, шепнул он. — Нелегко тебе… ждать?

— Это ужасно, Майк. Я готова к худшему, только бы поскорее кончилось, чтобы больше не ждать, не думать… Он пристально посмотрел на нее.

— Как бы я хотел что-нибудь сделать для тебя, Вивьен. Помочь тебе…

— Ты и так мне помогаешь, Майк. Тем, что ты есть, что приходишь ко мне. Я не знаю, что бы я делала, если бы… Он легонько прижал палец к ее губам.

— Не надо, не говори так. То, что я здесь, с тобой, учти, было давным-давно предопределено там, в космосе. — И он улыбнулся своей широкой мальчишеской улыбкой. Но он-то знал, какой страх и какое отчаяние терзают его самого. Майк, так же как и Люси Грэйнджер, прекрасно понимал, что означает задержка с ответом.

Однако он был рад, что Вивьен хотя бы улыбнулась. Он принялся болтать разную чепуху веселым беспечным голосом и почти развеселил Вивьен.

— Какой ты хороший, Майк. И я так люблю тебя.

— Еще бы! — Он поцеловал ее. — И мне кажется, я твоей маме тоже понравился.

— Да, я совсем забыла спросить. Все в порядке? Что было, когда вы ушли вчера?

— Я проводил их в отель. Мы посидели еще немножко, поболтали о том о сем. Твоя матушка все больше молчала, а вот отец прощупал меня как следует: а ну посмотрим, кто собирается отнять у меня красавицу дочь?

— Я скажу ему сегодня.

— Что скажешь?

— О, я сама еще не знаю. — Она взяла Майка за уши и притянула к себе. — Скажу, что у моего любимого рыжие вихры, в которые так приятно запускать пальцы, они мягкие, как щелк… — И она ласково растрепала его шевелюру.

— А еще?

— Еще скажу, что хотя он и неказист на вид, но у него золотое сердце и он обязательно будет блестящим хирургом.

— Может, лучше сказать «выдающимся»?

— Хорошо, скажу так.

— А дальше?

— А дальше поцелуй меня.