— Конечно, не видел. Ничегошеньки.
— А теперь выметайся отсюда со своим паршивым самолетом, — рявкнул Мигель, — и прикуси язык. Если потреплешься, из-под земли достану и убью, даю слово. Понял?
Вздрогнув от облегчения и осознав, что впервые он был на волосок от смерти и что Мигель пригрозил ему не шутя, Андерхилл кивнул, что все понял. Затем повернулся и зашагал к взлетной полосе.
Утренний туман и рваные облака висели над джунглями. Прорезая их, самолет набирал высоту. Солнце, поднимавшееся в туманной дымке, предвещало знойный, влажный день для тех несчастных, что остались на земле.
Андерхилл автоматически выполнял то, что требовалось, поглощенный мыслями о будущем.
Он был уверен, что Фолкнер, сидевший рядом, не видел похищенных Слоунов и ничего не знает о роли Андерхилла в этом деле и о том, что произошло несколько минут назад. Пусть так все и будет. Тогда Фолкнер сможет присягнуть, что и Андерхилл не знал.
А это чрезвычайно важно: когда Андерхиллу учинят допрос — а этого ему наверняка не избежать — он будет утверждать: “Я ничего не знал!” С начала до конца он ничего не знал о Слоунах.
Поверят ли ему? Возможно, и не поверят, но это не важно, — Андерхилл начал постепенно успокаиваться. Покуда не отыщется свидетель, способный доказать обратное, это не будет иметь никакого значения.
Он вспомнил про обратившуюся к нему женщину. Кажется, по радио сообщали, что ее зовут Джессика. А вот она не вспомнит его? Не сумеет ли потом опознать? Судя по тому, в каком она была состоянии, — вряд ли. Да и живой-то ей из Перу, пожалуй, не выбраться.
Он подал знак Фолкнеру сменить его у пульта. И откинулся в кресле — на лице его появилось слабое подобие улыбки.
Андерхиллу ни на секунду не пришла в голову мысль, что Слоунов могут спасти. Не собирался он и сообщать властям, кто и где их держит.
Глава 3
Не прошло и трех дней, как группа поиска на Си-би-эй добилась существенных результатов.
В Ларчмонте в качестве одного из похитителей семьи Слоуна, возможно, даже возглавившего операцию, был опознан известный колумбийский террорист Улисес Родригес.
В воскресенье утром, как и было обещано накануне, карандашный портрет Родригеса, сделанный двадцать лет назад его однокашником в университете Беркли, был доставлен в Си-би-эй. Карл Оуэне, раскрывший имя Родригеса благодаря своим связям в Боготе и в Иммиграционной службе США, получил рисунок в руки и отправился с ним в Ларчмонт. С ним была операторская группа и срочно вызванный корреспондент из Нью-Йорка.
Оуэне попросил корреспондента показать перед камерой шесть фотографий бывшей учительнице Присцилле Ри, свидетельнице похищения на автомобильной стоянке у супермаркета. Одна из них была фотокопией изображения Родригеса, остальные пять были изъяты из досье сотрудников телестанции, имевших внешнее сходство с Родригесом. Мисс Ри без колебаний указала на Родригеса.
— Вот он. Это он крикнул, что они снимают фильм. Здесь он выглядит моложе, но это он. Я узнаю его где угодно. — Затем добавила:
— Мне показалось, что он у них главный.
Пока что этой информацией владела только Си-би-эй. (Разумеется, никому не было известно, что Улисес Родригес использовал псевдоним Мигель, а во время перелета в Перу назвался Педро Паласиосом. Однако это не имело значения, поскольку в арсенале любого террориста было несколько имен.) В воскресенье поздно вечером четверо из группы поиска — Гарри Партридж, Рита Эбрамс, Карл Оуэне и Айрис Иверли — провели совещание. Оуэне, справедливо гордившийся своей заслугой, настаивал, чтобы сообщить об открытии в выпуске “Вечерних новостей” в понедельник.
Партридж колебался, но Оуэне с жаром доказывал:
— Слушай, Гарри, пока этой информацией владеем только мы. Мы же всех переплюнули. Если мы выйдем в эфир завтра, все остальные лишь подхватят эстафету, и им, в том числе “Нью-Йорк тайме” и “Вашингтон пост”, придется скрепя сердце воздать нам должное. Но если будем тянуть, весть о Родригесе просочится наружу, и мы упустим первенство. Ты не хуже меня знаешь — у людей языки длинные. Эта женщина из Ларчмонта, Ри, может рассказать кому-нибудь, и пойдет, и пойдет! Даже наши могут проболтаться, и тогда информацию может перехватить другая телестанция.
— Я того же мнения, — сказала Айрис Иверли. — Гарри, ты же хочешь, чтобы я завтра с чем-то выступила. А кроме Родригеса, у меня ничего нового нет.
— Знаю, — сказал Партридж. — Я и сам склоняюсь к этому, но есть несколько причин, чтобы повременить. Я определюсь к завтрашнему дню.
Остальным пришлось этим довольствоваться. Про себя же Партридж решил: Кроуфорд Слоун обязательно должен узнать о том, что им удалось выяснить. Кроуф испытывал такую душевную муку, что любой шаг вперед, пусть и не давший пока конкретного результата, послужит ему утешением. Несмотря на поздний час — а было около десяти вечера, — Партридж отправился к Слоуну домой. Звонить он, разумеется, не мог. Все телефонные разговоры Слоуна прослушивались ФБР, а Партридж еще не был готов предоставить ФБР новую информацию.
Из своего временного личного кабинета Партридж вызвал машину с шофером к главному входу здания.
— Спасибо, что приехал и рассказал, Гарри, — сказал Кроуфорд Слоун, после того как Партридж все ему выложил. — Вы собираетесь выйти с этим завтра в эфир?
— Не уверен. — Партридж высказал все свои соображения “за” и “против”, добавив:
— Утро вечера мудренее.
Они сидели в гостиной со стаканами в руках, где всего четыре вечера назад, подумал Слоун, и сердце его сжалось, он, вернувшись с работы, разговаривал с Джессикой и Николасом.
Когда Партридж входил, агент ФБР вопросительно на него посмотрел. Сегодня он подменял Отиса Хэвелока, проводившего вечер с семьей. Но Слоун решительно закрыл дверь из гостиной в холл, и двое коллег разговаривали приглушенными голосами.
— Каково бы ни было твое решение, — сказал Слоун, — я его поддержу. Как ты думаешь, тебе еще не пора вылетать в Колумбию?
Партридж отрицательно покачал головой:
— Пока нет. Пойми: Родригес наемник. Он орудует по всей Латинской Америке и Европе. Поэтому я должен еще кое-что выяснить, в частности, где проводится эта операция. Завтра я опять засяду за телефон. Остальные тоже.
В первую очередь Партридж намеревался позвонить адвокату, связанному с организованной преступностью; Партридж говорил с ним в пятницу, но тот до сих пор не перезвонил. Интуиция подсказывала Партриджу, что Родригес, как и всякий, кто действует подобным образом на территории США, должен непременно войти в контакт с преступными кругами.
Когда Партридж уходил, Слоун положил ему руку на плечо.
— Гарри, дружище, — сказал он взволнованно, — я убедился, что ты моя единственная надежда вернуть Джессику, Никки и отца. — Он с сомнением помолчал, затем продолжал:
— Да, было время, когда мы с тобой разошлись, и если в том есть моя вина, прости. Но как бы то ни было, я просто хочу, чтобы ты знал: все, чем я дорожу в этом мире, в твоих руках.
Партридж хотел сказать что-нибудь в ответ, но не нашел подходящих слов. Он лишь несколько раз кивнул, тронул Слоуна за плечо и пробормотал:
— Спокойной ночи.
— Куда ехать, мистер Партридж? — спросил шофер Си-би-эй.
Было около полуночи, и Партридж устало ответил:
— В отель “Интер-континентл”, пожалуйста. Откинувшись на спинку сиденья, Партридж вспомнил прощальные слова Слоуна и подумал: “Да, я тоже знаю, что такое терять или бояться потерять любимого человека”. В его жизни сначала — давным-давно — это была Джессика, хотя обстоятельства, при которых это случилось, не шли ни в какое сравнение с нынешней отчаянной ситуацией Кроуфа. Потом Джемма…
Он отогнал эту мысль. Нет! Он ни за что не будет думать сегодня о Джемме. Последнее время
