— Почему?

— Так никогда не делается.

— Видимо, мне с самого начала следовало все четче объяснить. — Мигель начал понимать, что дело это не такое простое, как он думал. — Мои родители хотят иметь гробы сейчас и поставить их дома, чтобы каждый день видеть. Они хотят привыкнуть к своему, с позволения сказать, будущему жилищу.

Филд явно растерялся.

— То, что вы говорите, невозможно. Мы здесь, если можно так выразиться, занимаемся всем “пакетом” услуг. Ваши родители могут приехать и взглянуть на гробы, в которых потом будут покоиться. Но гробы должны оставаться у нас до тех пор, пока в них не возникнет необходимость, — так уж у нас заведено.

— А вы не могли бы…

— Нет, сэр, об этом не может быть и речи. Мигель почувствовал, что вместо заинтересованности у собеседника возникает подозрительность.

— Хорошо. Я все обдумаю и, возможно, приеду еще.

Филд проводил Мигеля до дверей. А у Мигеля не было ни малейшего намерения возвращаться. Он видел, что и без того произвел ошеломляющее впечатление.

На следующий день Мигель побывал еще в нескольких похоронных бюро. Однако ответ был один и тот же. Никто не соглашался продать ему гробы без “пакета” услуг.

Тогда Мигель понял, что совершил ошибку, пытаясь действовать без чьей-либо помощи, и вернулся в Куинс, к своим связным из “Малой Колумбии”. Через несколько дней его направили в небольшое, обшарпанное похоронное бюро в Астории, неподалеку от Джэксон-Хейтс. Так он познакомился с Альберто Годоем.

Заведение Годоя по сравнению с заведением Филда было все равно что дешевый супермаркет по сравнению с магазином Тиффани. Да и сам владелец казался каким-то облезлым и потертым.

Годой был толстый, лысый, насквозь прокуренный и обрюзгший от пьянства. Его черный пиджак и брюки в серую полоску были в пятнах от еды. Говорил он скрипучим голосом, то и дело задыхаясь от присущего курильщикам кашля. В течение разговора с Мигелем, который начался в маленьком, тесном кабинете Годоя, он выкурил три сигареты, прикуривая одну от другой.

— Моя фамилия Новак, и я пришел, чтобы кое-что выяснить, — сказал Мигель. Годой кивнул:

— Знаю.

— У меня двое престарелых родителей…

— А-а, это, значит, так называется?

Мигель все же довершил свой рассказ — Годой слушал со смешанным чувством скуки и недоверия. Когда Мигель закончил, Годой задал единственный вопрос:

— Как будете платить?

— Наличными.

Годой стал чуть дружелюбнее.

— Пойдемте со мной.

Здесь образцы гробов были тоже выставлены в подвале, только ковер был темно-коричневый и потертый, да и выбор не то что у Филда. Мигель быстро нашел два подходящих гроба — один среднего размера, другой поменьше.

— За гроб обычного размера, — объявил Годой, — три тысячи долларов. За детский — две пятьсот.

Хотя слово “детский” не упоминалось в легенде и было близко к истине, Мигель пропустил его мимо ушей. Он был убежден, что общая сумма — 5500 долларов — по крайней мере вдвое превышала реальную стоимость гробов, но безоговорочно согласился. Наличные были при нем, и он расплатился стодолларовыми банкнотами. Годой потребовал еще 454 доллара на налог городу Нью-Йорку, Мигель добавил эту сумму, хотя сомневался, что городская казна когда-либо получит эти деньги.

Мигель задним ходом подал недавно купленный фургон фирмы “Дженерал моторе” к месту погрузки, где под бдительным оком Годоя гробы вкатили в кузов. Затем Мигель отвез их на конспиративную квартиру, где они и дожидались своего часа.

С тех пор прошел месяц, и сейчас, в поисках третьего гроба, он вернулся в заведение Альберто Годоя.

Мигель понимал, что появляться здесь лишний раз опасно. Он вспомнил, что Годой, как бы между прочим, назвал “детским” второй гроб. “Не мог ли Годой догадаться, — раздумывал Мигель, — что вчерашнее похищение женщины и мальчика каким-то образом связано с покупкой гробов? Едва ли”. Но Мигель был до сих пор жив только благодаря тому, что взвешивал все “за” и “против”. Однако решение перевезти третьего пленника в Перу было принято, и стало быть, кроме Годоя, обращаться все равно не к кому. Приходилось идти на риск.

Приблизительно через час после того, как они отъехали от здания ООН, Мигель велел Луису припарковать катафалк в квартале от похоронного бюро Годоя. Мигелю снова пришлось раскрывать зонт — шел проливной дождь.

В приемной похоронного бюро секретарша поговорила с Годоем по селектору, затем предложила Мигелю пройти в кабинет владельца.

Толстяк настороженно смотрел на Мигеля сквозь облако сигаретного дыма.

— Опять вы. Ваши друзья не извещали меня о вашем приходе.

— О нем никто не знал.

— Что вам угодно? — Какими бы мотивами ни руководствовался Годой при заключении первой сделки, было ясно, что сейчас он насторожен.

— Один пожилой друг попросил меня об услуге. Он увидел гробы, которые я приобрел для моих родителей, и ему так понравилась идея, что он поинтересовался, не мог бы я…

— Ну хватит! — Рядом со столом Годоя стояла старомодная плевательница. Он сплюнул в нее, вынув сигарету изо рта. — Слушайте, любезный, давайте не будем понапрасну терять время: мы оба знаем, что все это сказки. Еще раз спрашиваю, что вам угодно.

— Один гроб. Плачу, как в прошлый раз.

Глазки Годоя перестали бегать и впились в Мигеля.

— У меня тут неплохое дело. Да, иногда я оказываю услуги вашим друзьям, а они — мне. И вот что я хотел бы у вас выяснить: не окажусь ли я потом по уши в дерьме?

— Все будет чисто. При условии, что вы не станете упрямиться. — Мигель постарался, чтобы в его голосе прозвучали угрожающие нотки, и это возымело должный эффект.

— Ладно, он ваш, — произнес Годой уже более миролюбиво. — Но с прошлого раза цена выросла. За гроб для взрослого теперь четыре тысячи.

Мигель молча вскрыл конверт из толстой бумаги, который дал ему Хосе Антонио Салаверри, и стал отсчитывать сотенные. Отсчитав сорок, он протянул их Годою, который сказал:

— Плюс еще двести пятьдесят — на налог Нью-Йорку. Мигель ответил, заклеивая клейкой лентой конверт:

— Обойдетесь и вы, и Нью-Йорк. — И добавил:

— У меня там снаружи машина. Пусть гроб доставят к месту погрузки.

Стоя на погрузочной платформе, Годой слегка удивился, увидев катафалк. Он вспомнил, что в прошлый раз гробы увез фургон. Клиент вызывал у Годоя сильные подозрения, и он запомнил номер и буквы нью- йоркского номера на катафалке и, вернувшись в кабинет, записал их, хотя и сам не знал зачем. Он сунул клочок бумаги в ящик стола и вскоре забыл о нем.

У Годоя было ощущение, что он оказался втянутым в нечто такое, о чем лучше не знать, однако он так и лоснился от удовольствия, пряча в сейф четыре тысячи долларов. В том же сейфе хранились остатки денег, которые клиент заплатил месяц назад: у Годоя не было ни малейшего желания платить подоходный налог с каждой сделки в казну Нью-Йорка, более того, он даже не собирался заявлять о них в своей налоговой декларации. Три гроба с легкостью исчезнут из его книг — голова-то у него варит неплохо. Эта мысль подняла ему настроение, и он решил наведаться в ближайший бар, куда частенько заглядывал, и пропустить стаканчик.

Его приветствовали несколько завсегдатаев бара. Быстро размякнув от виски “Джэк Даниэле”, он поведал честной компании, как какой-то прощелыга купил у него два гроба и поставил их, по его словам, в