премии. Вот если бы ей удалось застраховать этого отлетавшего за границу пассажира на максимальную сумму, она сразу получила бы двадцать пять очков и тогда набрать остальные очки не составило бы труда. Теперь вопрос был в том, на какую сумму намерен застраховаться этот пассажир и удастся ли ей, Банни, уговорить его на максимальную.
Обычно ей это удавалось. В таких случаях Банни действовала без затей: она просто пускала вход свою самую обольстительную улыбку, придвигалась поближе к клиенту, давая ему возможность вдоволь налюбоваться на её пышный бюст, и разъясняла, какую выгоду извлечёт он из этой страховки, если повысит её на сравнительно небольшую сумму. В большинстве случаев эта тактика достигала желанной цели и завоевала Банни репутацию весьма удачливого страхового агента.
Как только Герреро продиктовал Банни по буквам свою фамилию, она спросила:
— Какого рода страхование имеете вы в виду, сэр?
Герреро судорожно глотнул слюну.
— Я хочу застраховать свою жизнь… на семьдесят пять тысяч долларов.
Едва он произнёс эти слова, как во рту у него пересохло. Его внезапно охватил страх: ему показалось, что он привлёк к себе внимание всех стоявших в очереди и все глаза теперь прикованы к нему. Он чувствовал, как его пробирает дрожь, и был уверен, что это не может остаться незамеченным. Чтобы скрыть свой испуг, он попытался закурить, но руки у него так тряслись, что и это удалось ему с трудом. К счастью, девушка-агент, уже державшая шариковую ручку над графой «сумма страховки», по-видимому, ничего не заметила.
Она сказала:
— Это будет стоить два доллара пятьдесят центов.
— Что?.. Ах да, понимаю. — Герреро справился наконец со спичками и сигаретой и полез в карман за последними остававшимися у него деньгами.
— Но это же слишком незначительная сумма. — Банни медлила проставить цифру. Она ещё больше наклонилась вперёд, бюст её ещё ближе придвинулся к клиенту. Она заметила, что он опустил глаза и обалдело смотрит в одну точку. Все мужчины одинаковы. Некоторых — она это просто чувствовала — так и тянет пустить в ход руки. Этот клиент, однако, не такого сорта.
— Незначительная? — с сомнением переспросил Герреро. — Я полагал… Мне казалось, что это максимальная сумма.
Клиент явно нервничал — теперь даже Банни это бросилось в глаза. Должно быть, трусит перед полётом, рассудила она и одарила его своей ослепительной улыбкой.
— Что вы, сэр! Вы можете застраховаться на триста тысяч долларов. Большинство пассажиров так и страхуются, а стоить это будет десять долларов. Право же, это совсем небольшие деньги за такую страховку. — Её улыбка продолжала сверкать: ответ клиента мог принести ей лишних двадцать очков; от его ответа зависело, станет она обладательницей электрической зубной щётки или нет.
— Как вы сказали?.. Десять долларов?..
— Да, всего только. За страховку в триста тысяч долларов.
«Этого я не знал», — пронеслось в голове у Герреро. Он всё время считал, что семьдесят пять тысяч долларов — самая крупная сумма, на какую можно застраховать свою жизнь в аэропорту с билетом на заокеанский рейс. Он почерпнул эти сведения из страхового бланка, взятого им месяца два назад в другом аэропорту. Сейчас он припомнил, что тот бланк был из страхового автомата. А ему и в голову не пришло, что агенты страхуют на значительно более крупные суммы. Триста тысяч долларов!..
— Да, конечно, — взволнованно сказал он. — Да, пожалуйста…
Банни сияла.
— На максимальную сумму, мистер Герреро?
Он уже готов был кивком выразить согласие, как вдруг сообразил, что судьба вновь сыграла с ним злую шутку. А наберётся ли у него десять долларов?
— Обождите минутку… мисс! — воскликнул он и принялся шарить по карманам, извлекая из них всю мелочь.
В очереди начали проявлять нетерпение. Уже выражавший прежде недовольство пассажир обратился к Банни:
— Вы же говорили, что это займёт всего минуту!
Герреро удалось наскрести четыре доллара семьдесят центов.
Два дня назад, когда Герреро и Инес сложили вместе все оставшиеся у них деньги, Герреро взял себе восемь долларов и немного мелочи. После этого он заложил кольцо Инес и приобрёл билет на самолёт, в результате чего у него осталось ещё несколько долларов, сколько именно — он не помнил, к тому же их этих денег ему пришлось платить потом и за еду, и в метро, и в автобусе, который вёз его сюда… Он твёрдо знал, одно: нужно будет заплатить за страховку два с половиной доллара, и эти деньги он тщательно берёг, спрятав их в отдельный карман. О прочих деньгах ему не приходило в голову беспокоиться: он считал, что как только сядет в самолёт, они станут ему не нужны.
— Если у вас не хватает наличных, — сказала Банни, — можете выписать чек.
— Я оставил свою чековую книжку дома. — Он лгал: чековая книжка лежала у него в кармане. Но он не мог выписать чек — банк опротестует его, и страховка погорела.
А Банни не отступалась:
— Вы можете заплатить в итальянской валюте, мистер, Герреро. Я пересчитаю ваши лиры на доллары по паритетной таблице.
Герреро растерянно пробормотал:
— У меня нет итальянских денег… — И тут же проклял себя.
Но Герреро тут же приободрился, сообразив, что эти два обстоятельства — регистрация багажа и страховка — никак не связаны одно с другим, связь между ними существует только в его мозгу. Даже если когда-нибудь и свяжут их воедино, это уже не будет иметь значения, будет слишком поздно.
Он сказал себе — уже в который раз с тех пор, как покинул дом: никакие подозрения ничего не изменят. Всё решает одно — бесследное исчезновение самолёта, а стало быть, полное отсутствие каких- либо улик. И, как ни удивительно, невзирая на свой последний промах, он вдруг почувствовал себя увереннее.
Он прибавил ещё несколько мелких монет к лежавшей перед ним кучке денег, и вдруг произошло чудо: в одном из внутренних карманов нашлась пятидолларовая бумажка.
Уже не пытаясь больше скрыть волнение, Герреро воскликнул.
— Вот, пожалуйста! Теперь должно хватить!
Оказалось даже, что остаётся ещё почти на доллар мелочи сверх требуемой суммы.
Однако теперь и Банни начали одолевать сомнения. Клиент ждал, надо было проставить на страховом бланке сумму в триста тысяч долларов, а Банни колебалась.
Пока Герреро лихорадочно шарил по карманам, она внимательно наблюдала за ним и видела его лицо.
Странно, конечно, что человек улетает в Европу без гроша в кармане, но, в конце концов, это его личное дело — мало ли какие могут быть тому причины. Значительно больше насторожили Банни его глаза. Она уловила в них что-то, граничащее с отчаянием или безумием, а когда с человеком творится такое, Банни вполне могла это распознать. Она видела, как это бывает с людьми. Да и сама не раз находилась на грани отчаяния, хотя теперь ей и казалось, что годы бедствий отодвинулись куда-то в необозримую даль.
В компании, где работала Банни, существовали строгие правила, обязательные для всех сотрудников: если пассажир, страхующий свою жизнь перед полётом, казался неуравновешенным, был неестественно возбуждён или пьян, страховой агент должен был сообщить об этом администрации соответствующей авиакомпании. Теперь перед Банни стоял вопрос: принадлежит данный случай к тем, о которых говорится в правилах, или нет?