всё ещё закрыт — все взлётно-посадочные полосы заметены снегом. В Детройтском аэропорту все взлётно-посадочные полосы закрыты для регулярных рейсов, но в случае крайней нужды и экстренной посадки снегоуборочные машины могут расчистить полосу три, левую. На полосе — пять-шесть дюймов снега, под ним — лёд. Видимость в Детройте — шестьсот футов и перемежающийся шквальный снегопад. В аэропорту Линкольна все взлётно-посадочные полосы расчищены и могут быть использованы, кроме полосы три-ноль, которая заблокирована и потому временно закрыта. Видимость — одна миля; ветер северо- западный, порывистый, тридцать узлов в час.

Энсон Хэррис сказал Димиресту:

— Я не намерен выливать горючее.

Димирест понял ход мыслей Хэрриса и утвердительно кивнул. Даже если им удастся довести самолёт до аэропорта, посадка неизбежно будет трудной и опасной из-за большого запаса горючего, которое они должны были израсходовать в полёте до Рима. Тем не менее при наличии повреждения выливать горючее ещё рискованнее. В результате взрыва и поломок в хвосте могло возникнуть короткое замыкание или трение металла о металл, вызывающее искры. При сливе горючего в полёте одной искры будет достаточно, чтобы лайнер превратился в пылающий жертвенный костёр. Оба пилота рассуждали так: лучше не рисковать в воздухе и пойти на тяжёлую посадку.

Однако по тем же соображениям посадку в Детройте — ближайшем крупном аэропорту — можно было производить лишь в самом крайнем случае. При большом весе самолёт приземлится на повышенной скорости. Нужна длинная посадочная полоса, чтобы за время пробежки успеть затормозить. А полоса три, левая, — самая длинная в Детройтском городском аэропорту, — покрыта снегом и обледенела, условия — хуже не придумаешь.

Было и ещё одно обстоятельство: где бы ни совершил посадку повреждённый самолёт, нельзя было предугадать, в какой мере он будет управляем при неисправности руля направления — а то, что он неисправен, пилоты знали, хотя не знали — насколько.

Наиболее безопасные условия посадки мог предложить только аэропорт Линкольна. Но до него оставалось ещё по меньшей мере час лёта. Они летели со скоростью в двести пятьдесят узлов, то есть значительно медленнее, чем на большой высоте, и Энсон Хэррис продолжал снижать скорость, чтобы не усугублять повреждений. К несчастью, и это не облегчало их положения. На десяти тысячах футов самолёт начало трясти и появилась вибрация в хвостовой части. На этой высоте всё ещё бушевала снежная буря, для которой в более высоких слоях атмосферы самолёт был недосягаем.

Таким образом, основным и решающим был сейчас вопрос: смогут ли они продержаться в воздухе ещё час?

Трудно было поверить, но с момента взрыва и начала разгерметизации прошло меньше пяти минут.

А тем временем воздушный диспетчер запрашивал снова:

— «Транс-Америка», рейс два, сообщите ваши намерения.

Вернон Димирест ответил, запросил курс на Детройт и добавил, что размеры повреждений ещё уточняются. А где они будут садиться — в Детройте или где-либо ещё, — он сообщит через несколько минут.

— «Транс-Америка», рейс два, вас понял. Детройт освобождает от снегоуборочных машин полосу три, левую. Впредь до дальнейших указаний там будут готовиться к экстренной посадке.

Звякнул телефон внутренней связи. Говорил Сай Джордан, стараясь перекричать рёв ветра:

— Капитан, здесь большая пробоина, примерно в шесть футов, позади задней двери. Кухня, туалеты и всё вокруг завалено обломками, но, насколько я могу судить, машина пока не рассыпается. Бустер оторвало к чёрту, но тросы управления как будто в порядке.

— А плоскости оперения как? Видно вам что-нибудь?

— Похоже, сорвало обшивку, она попала на стабилизатор, и его заклинило. Помимо этого, я вижу снаружи несколько дыр и вмятин, — по-моему, от обломков. Но так вроде ничего не болтается — по крайней мере, на виду. Основная сила взрыва, должно быть, пошла вбок.

Этого-то и не предусмотрел Герреро. Он с самого начала ошибся в расчётах. Его и тут постигла неудача.

Он не учёл — и в этом заключался его главный просчёт, — что, как только фюзеляж будет пробит, взрывная волна устремится наружу и разрежённая атмосфера сразу ослабит силу взрыва. Кроме того, он не знал, как прочно сконструирован современный воздушный лайнер, и в этом был его второй просчёт. В пассажирском лайнере предусмотрено такое дублирование всех систем, при котором повреждение одной из них не может вывести из строя всю систему управления. Лайнер может быть уничтожен бомбой, но лишь в том случае, если взрывом — случайно или преднамеренно — будут выведены из строя все наиболее важные его узлы. Всего этого и не учёл Герреро.

— Сможем мы продержаться в воздухе ещё час? — спросил Димирест Сая Джордана.

— Самолёт, мне кажется, выдержит. Насчёт пассажиров — не уверен.

— Пострадавших много?

— Трудно сказать. Я прежде всего обследовал, как вы велели, повреждения. Пока что весёлого мало.

Димирест распорядился:

— Оставайтесь там, сколько потребуется. Сделайте всё, что в ваших силах. — Он помедлил, не решаясь задать следующий вопрос, страшась возможного ответа; потом всё же спросил: — Гвен не попадалась вам на глаза? — Он ведь до сих пор ничего не знал о судьбе Гвен; её могло унести за борт взрывной волной. Такие случаи бывали, и даже если этого не произошло, Гвен так или иначе находилась ближе всех к месту взрыва.

— Гвен тут, но, признаться, в тяжёлом состоянии, — ответил Сай Джордан. — На борту оказалось трое врачей, и они занимаются ею и остальными ранеными. Я сообщу, как только что-нибудь прояснится.

Вернон Димирест повесил трубку. Хотя он и позволил себе задать мучивший его вопрос, однако по- прежнему старался гнать прочь все сугубо личные мысли и чувства. Всё это потом. Сейчас надо принимать решения, спасать самолёт, экипаж, пассажиров. Он коротко пересказал Энсону Хэррису сообщение второго пилота.

Хэррис размышлял, взвешивая все «за» и «против». Вернон Димирест не проявлял желания взять на себя управление самолётом и, по-видимому, одобрял его действия. Даже сейчас он предоставлял Хэррису самому решать вопрос о посадке.

Несмотря на критическую ситуацию, капитан Димирест вёл себя так, как положено пилоту- контролёру.

— Попробуем дотянуть до Линкольна, — сказал Хэррис. Главное — спасти самолёт; что же до пассажиров, то в каком бы тяжёлом положении они ни находились, оставалось надеяться, что они выдержат перелёт.

Димирест кивнул в знак согласия, вызвал КДП Торонто и сообщил о принятом решении. Ещё несколько минут — и заботу о них возьмёт на себя Кливленд. Димирест попросил, чтобы аэропорт Детройта на всякий случай был готов принять их самолёт, хотя намерения у них вряд ли изменятся. И пусть предупредят международный аэропорт Линкольна о том, что самолёт, выполняющий рейс два, потребует аварийной посадки.

— «Транс-Америка», рейс два, вас понял. Детройт и Линкольн оповещаются.

После этого самолёт несколько изменил курс. Они приближались к западному берегу озера Гурон, недалеко от границы между США и Канадой.

Оба пилота знали, что там, на земле, всё внимание теперь сосредоточено на их самолёте. Диспетчеры и старшие по смене в соответствующих центрах наблюдения за воздухом напряжённо работают, согласовывая свои действия, убирая все машины с их пути. Центры передают их самолёт друг другу и расчищают ему путь следования. Любое требование, поступившее с рейса два, будет мгновенно выполнено.

Когда они пересекали границу, диспетчер Торонтского центра, расставаясь с ними, радировал:

— Счастливого пути, желаю успеха.