разверстой пасти Оманского залива в Аравийское море и Индийский океан. Но мы не можем бросать Рашада, самого молодого и наименее опытного члена нашей команды. Его родители будут в отчаянии, если мы сообщим, что «потеряли» его и даже не представляем себе, где искать.

Дау — оманская, и, чтобы попасть в родной порт, Маскат, ей надо пройти Ормузский пролив. Сторонясь пароходной трассы, она будет прижиматься к скалам оманского побережья. Стало быть, выход один: ждать здесь, в защищенных водах, не слишком близко к суше, чтобы нас не выбросило на камни, если ветер переменится, но и не слишком далеко, чтобы видеть идущие вдоль берега суда.

Мы опустили на место левое рулевое весло и затянули ослабевшие узлы. Держать нужный курс не составляло никакого труда. До утра был еще не один час, и остальные легли спать, а мы с Карло поднялись на мостик. Наша вахта была с двух до четырех, и мы сошлись с ним в том, что это лучшие часы, какие нам когда-либо доводилось испытать в море. Задник, образованный зубчатыми силуэтами прикрывших нас от ветра могучих гор, поражал своим величием. С южной стороны эти горы выглядели еще живописнее. Казалось, их грани намеренно изваяны так, чтобы радовать душу человека. И они перехватывали ветер, усмиряя волны, которые так бесновались на северной стороне. Дежурить на мостике в чудесно преобразившейся обстановке было все равно что увидеть приятный сон после дикого кошмара. Нам удалось вырваться на волю через дыру в ограде, стены залива остались позади. Мы очутились в другом мире, с другими волнами, другими ветрами. Где-то еще дальше к югу простиралась полоса муссонов. Муссоны дуют над Индийским океаном с регулярностью часового механизма, каждые полгода ветровой маятник поворачивает в обратную сторону. Зимний муссон дует от северо-востока, из Азии в Африку; летний муссон — от юго-запада, из Африки в Азию. Идеальные условия для примитивных судов.

Даже большие современные корабли, наводившие на нас такой страх в заливе, здесь казались куда дружелюбнее. Ярко освещенный пассажирский лайнер с гирляндами цветных лампочек на всех палубах, пройдя мимо «Тигриса», заставил и нас почувствовать себя участниками увеселительного плавания. Надо думать, судовые бары и в этот поздний час не пустовали. Но мы никому не завидовали, мы отлично чувствовали себя на борту шумерского ма-гур.

После завтрака Асбьёрн накачал резиновую шлюпчонку, и Тору с Норрисом отошли на ней от ладьи, чтобы поснимать. Проверка показала, что черешки пальмовых листьев, которыми мы залатали нос «Тигриса», такие же тугие и крепкие, как перед нашим выходом с Бахрейна. Большинство ребят попрыгали в воду у борта, чтобы поплавать, держась рукой за веревки на бунтах.

Около полудня кто-то крикнул с мостика, что из-за скал, а точнее, из-за островков, принятых нами за скалы, показалось какое-то суденышко. Изменив курс, оно направилось в нашу сторону, и стало очевидно, что это дау! Потянулись напряженные минуты, наконец Норрис, вооруженный биноклем, крикнул, что вроде бы узнает Рашада. Бинокль переходил из рук в руки. В самом деле, Рашад! И капитан Саид рядом с ним, и вся команда. Наша шлюпчонка еще качалась на волнах, и Эйч Пи не замедлил подойти к дау, чтобы забрать потерявшегося товарища домой, на камышовую ладью. Взбираясь на борт «Тигриса», Рашад был готов буквально целовать бунты. Объятия, рукопожатия... Мы не могли нарадоваться на Рашада, и нам не терпелось услышать подробности его приключений. Он как раз подоспел к столу. Карло подал дымящийся рисовый пудинг и салями. Герман открыл бутылку текилы, Юрий — водку, я — норвежский аквавит. У нас был тройной повод для празднества, и первый тост мы провозгласили за возвращение Рашада, который был рад-радешенек столь праздничной встрече, увенчавшей благополучное окончание его невольного плена.

Шестерка на дау потеряла контакт с нами после острова Сирри, когда Саид, очутившись в запретных для него иранских водах, бросился наутек. Боясь за свою хлипкую дау, он уже не стал возвращаться к нам против ветра и разгулявшихся волн. Мало того, что корпус дал течь, — один за другим летели болты на единственной помпе, и она только разбрызгивала воду. От жестокой качки под ударами изнутри разошлись швы квадратной цистерны с питьевой водой, и четыре пятых запаса вылилось в трюм. Вода плескалась взад-вперед, и амплитуда качки возросла настолько, что винт половину времени вращался вхолостую над волнами, отчего поршни принимались сердито стучать и вся машина барахлила. В довершение всего лопнула металлическая обшивка баллера и начала вихляться деревянная сердцевина. Все эти беды постигли капитана Саида, когда мы еще шли вместе. В тот вечер у Сирри Саид не собирался вовсе уходить от нас, но на другой день волны разбушевались пуще прежнего, и у него не оставалось выбора. Сколько ни убеждал Рашад Саида и его товарищей ориентироваться на нас, им приходилось думать прежде всего о том, чтобы спасать свои шкуры. К тому времени, когда дау поравнялись с нефтяными вышками, команда совершенно выбилась из сил, и они без всяких карт направились полным ходом к мысу Шаих. Капитан Саид говорил при этом, что правит «по памяти». Сперва они вроде нас подошли к гористому берегу. Следуя вдоль него, отыскали расщелину в стене, свернули туда и оказались в зажатом скалами рукаве, где дул такой ветрище, что «Тигрис» был бы там совершенно неуправляем. Еще один поворот — и они очутились в бухточке, которая показалась Рашаду настоящей сказкой. В небольшой выемке на подгорном берегу примостилась на террасах овеянная ароматом древности обитаемая деревушка. Здесь тоже дул неистовый ветер, однако они отдали якорь рядом с рыбацкими суденышками. Естественно, в таком убежище дау была совершенно скрыта от наших глаз, когда мы высматривали огни, идя к Шаиху. С помощью проволоки и деревянных брусков команда починила руль и произвела еще кое-какой ремонт, но сварить разошедшиеся швы можно было только в Маскате. Сегодня в шесть утра дау отправилась на поиски «Тигриса». Не увидев нас, капитан Саид взял курс на север и вышел из залива по более короткой дуге, чем та, которую образует пароходная трасса. Увидев наконец нашу ладью, они подивились тому, какой ход мы сумели развить. Ели на дау рыбу и рис с острым соусом, и ребята все были славные, только очень уж вымотались, откачивая воду и мучаясь с ремонтом.

Вернуться на борт камышового крепыша было для Рашада все равно что из плавучей ванны перебраться на не подвластный качке роскошный лайнер. А когда солнце скрылось за горами Омана, начался небывалый по своему великолепию пир: Юрий извлек из своего рундука советское шампанское и икру, космический хлеб, орбитальную индейку, лунный сыр и тюбики «Спутник», из которых мы прямо в рот выдавливали паштеты, кремы, джемы, соки и прочие лакомства. Все эти концентраты входят в меню соотечественников Юрия, когда они отправляются в плавание вокруг планеты Земля. Юрий Александрович Сенкевич — научный работник, занимается вопросами жизнедеятельности космических экипажей, когда не плавает вместе с нами по морю на древних лодках-плотах. А впрочем, что ма-гур, что космический корабль — в эту ночь никто из нас не стал бы отрицать, что есть еще чему радоваться на родной планете. Любуясь узким серпом шумерской луны, мы прикладывались к космическим тюбикам и произносили тосты за три выдающихся события, которые обязывали нас как следует отметить этот вечер:

Рашад снова с нами.

Мы благополучно выбрались из залива.

И мы провожали последний день уходящего года!