только что прибыли в Лиму. Одним из них был Бенгт Даниельссон из Упсальского университета, собиравшийся изучать быт горных индейцев Перу.

Я вырезал из газеты заметку и принялся писать Герману письмо относительно места для постройки плота, когда кто-то постучал в дверь моего номера. В комнату вошел высокий загорелый парень в костюме для тропиков, и когда он снял свой белый шлем, то мне показалось, что его огненно-рыжая борода обожгла ему лицо и опалила волосы на голове. И хотя я знал, что он прибыл из глуши джунглей, казалось, что настоящее его место не там, а в читальном зале.

'Бенгт Даниельссон', - подумал я.

- Бенгт Даниельссон! - представился вошедший. 'Наверно, узнал о нашем плоте', - подумал я и предложил ему сесть.

- Я только что узнал о ваших планах путешествия на плоту, - сказал швед.

'И пришел, чтобы разгромить мою теорию - ведь он этнограф', - снова подумал я.

- Я пришел просить вас, чтобы вы взяли меня с собой в экспедицию, - миролюбиво сказал швед. - Теория переселения меня интересует.

Я знал о нем, что он ученый и прибыл сюда прямо из джунглей. Но если швед решил отправиться в экспедицию на плоту в компании пяти норвежцев, то он явно был не из трусливых. А кроме того, даже внушительная борода не могла скрыть его мирный характер и веселый нрав.

У нас не хватало одного человека, и Бенгт стал шестым членом команды. Он был единственным среди нас, говорившим по-испански.

Через несколько дней пассажирский самолет с рокотом летел на север вдоль побережья, и я снова с уважением смотрел вниз, на бескрайное голубое море. Казалось, что оно свободно парило в мировом пространстве. Скоро мы, шестеро, как микробы на маленькой соринке, будем на плоту здесь, где так много воды, что казалось - она затопила все, что было за горизонтом на западе. Мы будем в нашем узком мирке, не имея никакой возможности уйти друг от друга. В настоящий момент нас разделяли большие пространства. Герман был в Эквадоре, где ожидал прибытия плотов. Кнут Хаугланд и Турстейн Раабю только что прибыли в Нью-Йорк. Эрик Хессельберг плыл на пароходе из Осло в Панаму. Я летел в Вашингтон, а Бенгт сидел в гостинице в Лиме и ожидал нашего прибытия.

Участники экспедиции не знали друг друга. У всех были разные характеры. Поэтому очень не скоро надоедят нам на плоту те истории, которые мы будем рассказывать друг другу. Никакие штормовые облака и никакое давление, сулящее ненастье, не были для нас так опасны, как подавленное моральное состояние. Ведь мы, шестеро, в течение многих месяцев будем совершенно одни на плоту, и при таких условиях хорошая шутка зачастую не менее ценна, чем спасательный пояс.

В Вашингтоне все еще стояла зима, шел снег и было страшно холодно. Я приехал туда в феврале. Бьерну удалось полностью разрешить вопрос о радиосвязи. Оказывается, он заинтересовал американских радиолюбителей, и они согласились принимать наши сводки и донесения с плота. Кнут и Турстейн тем временем готовили радиоаппаратуру. Радиосвязь мы должны были поддерживать с помощью специально для нас сконструированных коротковолновых передатчиков, а иногда посредством портативных аппаратов, которыми пользовались во время войны тайные агенты. Надо было сделать тысячу дел - больших и малых, - чтобы подготовить все к путешествию.

Наш архив разбух от бумаг. В нем были документы военных и гражданских организаций на белой, желтой и голубой бумаге, на английском, испанском, французском и норвежском языках. В наши дни путешествие на плоту обходится бумажной промышленности по крайней мере в половину большой ели. Законы и положения валились на нас со всех сторон, и мы терпеливо и методично распутывали один узел за другим.

- Клянусь, что наша переписка весит не менее десяти килограммов, - сказал однажды Кнут, обреченно согнувшись над своей пишущей машинкой.

- Двенадцать, - сухо возразил Турстейн. - Я взвешивал.

Моя мать прекрасно понимала те трудности, которые вставали перед нами в эти полные драматизма дни подготовки к путешествию. В одном из своих писем она писала: '...сейчас мне хочется лишь получить от тебя весточку, что вы все шестеро уже находитесь на плоту'.

Вдруг пришла срочная телеграмма из Лимы. Сильная волна подхватила Германа и выбросила его на берег; он сильно разбился и повредил себе шею. Его положили в Лиме в больницу.

Мы немедленно отправили в Лиму самолетом Турстейна Раабю и Герду Вулд, которая во время войны была популярным лондонским секретарем норвежского парашютно-десантного отряда имени Линга, а сейчас помогала нам в Вашингтоне в наших сборах. Германа они нашли уже выздоравливающим. Его обвязали вокруг головы ремнем и подвесили на тридцать минут, и врачи за это время вправили сместившийся позвонок. Рентгеновский снимок показал, что верхний шейный позвонок дал трещину и сдвинулся с места. Германа, благодаря его прекрасному здоровью, удалось спасти, и вскоре он, весь в синяках, прямой, как палка, и мучимый ревматизмом, вернулся на военно-морскую верфь, где строился плот, и снова приступил к работе. Все же ему пришлось еще в течение нескольких недель находиться под наблюдением врача, и мы сомневались, сможет ли он отправиться с нами в экспедицию. Сам он в этом ни минуты не сомневался, несмотря на то что Тихий океан при первой встрече обошелся с ним грубовато.

Но вот Эрик прилетел из Панамы, Кнут и я - из Вашингтона, и все мы собрались в Лиме, откуда должны были начать свое путешествие. На военно-морской верфи уже лежали могучие бальзовые бревна, доставленные сюда из джунглей Киведо. Зрелище было волнующее. Среди грозных серых подводных лодок и эсминцев лежал наш строительный материал - свежесрубленные круглые бревна, желтый бамбук, камыш и зеленые банановые листья. Шесть светлокожих жителей севера и двадцать коричневых матросов, в чьих жилах текла кровь индейцев-инков, дружно размахивали топорами и ножами мачете, закрепляли тросы, вязали узлы. Иногда появлялись подтянутые морские офицеры в синей с золотом форме и озадаченно смотрели на светлокожих иностранцев и на этот растительный материал, который вдруг появился на военно-морской верфи.

Впервые за многие сотни лет в бухте Кальяо снова строили плот из бальзовых бревен. Здесь, по преданию, бесследно исчезнувшие люди Кон-Тики впервые научили прибрежных индейцев ходить по морю на плотах, и здесь же запретили пользоваться плотами современным индейцам люди белой расы. Путешествие на таком примитивном и неустойчивом плоту может, видите ли, стоить людям жизни. Потомки индейцев-инков не отстают от времени: сейчас они носят отутюженные брюки со складкой и синие матроски. Бамбук и бальзовое дерево отошли в прошлое. Их место заняли броня и сталь.

Военно-морская верфь, оснащенная новейшим оборудованием, оказалась для нас исключительно полезной при постройке плота. С помощью Бенгта, выступавшего в качестве переводчика, и Германа, руководившего работами, мы получили доступ в столярную и парусную мастерские; в наше распоряжение были предоставлены половина склада для хранения нашего имущества и небольшой понтонный мост, с которого мы спускали бревна в воду, когда приступили непосредственно к постройке плота.

Девять самых толстых бревен мы отобрали для основы плота. Затем вырубили в них глубокие пазы для канатов, которыми связывались между собой бревна. Мы строили плот без единого шипа, гвоздя, без стальных тросов. Сперва мы спустили девять бревен на воду одно возле другого, чтобы они, прежде чем мы их свяжем накрепко вместе, приняли свое естественное положение на плаву; для середины мы выбрали самое длинное, 14-метровое, бревно, концы которого выступали как на носу, так и на корме.

По обе стороны от центрального бревна мы уложили симметрично все более и более короткие бревна с таким расчетом, что по борту длина плота равнялась 10 метрам, а нос выдавался в виде тупого сошника. Корму плота мы срезали по прямой линии; несколько выступали лишь три средних бревна, сверх которых мы укрепили короткий толстый чурбан из бальзового дерева. Он лежал поперек плота и имел уключину для длинного рулевого весла. Связав девять бревен основы крепко-накрепко пеньковыми тросами толщиной в 30 миллиметров, мы снайтовили с ними еще девять более тонких бревен, уложенных сверху поперек на расстоянии примерно в один метр один от другого. Итак, плот фактически был готов. Он был тщательно связан почти тремястами концами различной длины с внушительными найтовыми[14] на каждом узле.

Палубу мы настелили из расщепленного бамбука, прикрепленного к бревнам в виде отдельных планок, а сверху положили бамбуковые цыновки. Посередине плота, немного ближе к корме, мы поставили небольшую, открытую сбоку хижину из бамбуковых стволов; стены ее были покрыты цыновками из легкого