проронил ни слова, не удивляет лейтенанта так, как удивляет его самого.

Все внимание лейтенанта было сконцентрировано на Хьюго, которому наконец удалось произнести сквозь смех:

— Э-э-э, извините. Конечно, смешного тут мало, но… О господи! Только не это! Только не это! — Он в последний раз вытер слезы, да так, что у него глаза покраснели, посмотрел на Оттершоу, вздохнул и сказал умоляюще: — Не смотрите на меня так. Или я опять начну смеяться. Пойдемте со мной и я… покажу, что вы натворили. — Он встал, широко улыбаясь. — Наверное, вам тоже лучше пойти, Винсент, но больше ни в чьей компании мы не нуждаемся. — Он увидел, что лорд Дэрракотт тяжело поднимается на ноги, и сказал: — Нет, оставайтесь здесь, сэр. Ричмонд меня убьет, если узнает: я донес вам, что он выпил лишнюю рюмку.

— Я пойду! — раздраженно бросил его светлость и, отмахнувшись от него, нетвердой походкой направился к двери.

— Да, и я тоже! — объявила миссис Дэрракотт.

— Одну минуточку, Эльвира! — вмешалась леди Аурелия, крепко схватив ее за запястье.

— Уф-ф-ф! — выдохнул Хьюго, выходя из гостиной следом за сержантом и прикрывая за собой дверь. — Остается надеяться, что вашей матушке удастся удержать ее, Винсент.

— Моя мать не глупее остальных, уверяю вас. В каком он состоянии?

— Ну, когда я уходил, он был на удивление в превосходном состоянии, — признался Хьюго. — Постарайтесь как-нибудь отвлечь его светлость. Не хочу, чтобы мальчишке досталось.

— Попытаюсь, но надежды на успех мало, — ответил Винсент.

И когда он легко побежал вниз по лестнице за своим дедом, Хьюго остановил лейтенанта, положив руку ему на плечо.

— Подождите, — сказал он. — Дайте Винсенту возможность отвлечь деда. Уверяю, для вас же будет лучше. Хотя я и не могу удержаться от смеха, но дело дрянь.

Сержант был с ним согласен, но ничего не сказал. В какой-то момент казалось, что подозрения лейтенанта Оттершоу вот-вот оправдаются, но хохот майора убил последнюю надежду на это. По мнению сержанта Хула, ни один здравомыслящий человек, стоящий на пороге разоблачения в пособничестве преступлению, не смог бы так искренне смеяться. К тому же майор разговаривал со своим кузеном так, словно не придавал ни малейшего значения тому, слушают его или нет. Остается лишь надеяться, что этот болван, офицер береговой охраны, под началом которого он был вынужден служить, не усугубит их и так незавидное положение и что надменному молодому джентльмену удастся все-таки нейтрализовать милорда.

Лейтенант Оттершоу, в отличие от сержанта, все еще не оставил надежду, однако его положение вызывало больше сочувствия, поскольку он не знал, что и думать, а еще меньше — что делать. Лейтенант был известен тем, что умел прекрасно владеть ситуацией, и, несмотря на то, что это было довольно нелегко, дело все же оставалось понятным. Но с появлением майора в мгновение ока ситуация переменилась, моментально зайдя в тупик, выскользнув из крепких рук лейтенанта. У него возникло неприятное чувство, что он сбился с прямой дороги и попал в туман и как бы он ни пытался обдумать свое положение и понять, что именно он упустил, он не мог выдвинуть разумных доводов, чтобы переложить за это вину на майора. Майор же, конечно, старался прибегнуть ко всевозможным уловкам, какие только мог выдумать, лишь бы избежать необходимости показать Ричмонда, хотя все его усилия были чрезвычайно неумелыми, в результате чего ему пришлось бросаться из одной крайности в другую и в конце концов капитулировать. По крайней мере, именно так и казалось до момента крушения его планов, когда, вместо того чтобы сдать свои позиции, майор совершенно неожиданно разразился хохотом. Оттершоу, уже сбитый с толку его противоречивыми выходками; пережил настоящий шок, от которого до сих пор никак не мог оправиться. Мысли лейтенанта были в полном смятении, у него в голове постоянно вертелось одно навязчивое и неприятное опасение: если Ричмонд действительно напился и не ранен, то в поведении майора нет ровным счетом никаких противоречий. Он все время просто пытался защитить Ричмонда от его матери и деда, а не от мстительной руки закона.

— Возможно, это сэкономит нам время, сэр, — резко сказал лейтенант, спускаясь по лестнице рядом с майором Дэрракоттом, — если я сообщу вам, что видел собственными глазами кровь на ступенях, ведущих к черному ходу в этом самом доме.

Его взгляд приник к профилю майора в надежде заметить малейшие признаки беспокойства.

— Не знаю, как насчет ступеней, — ухмыльнулся майор, — по видели бы вы кладовую! — Ухмылка исчезла, и он покачал головой. — Нет, все в порядке, но вы натворили дел, лейтенант! Теперь один бог знает, какие могут быть последствия, поскольку… Но лучше я начну с самого начала. Я изо всех сил старался дать вам намек, но вы не обращали на меня ни малейшего внимания. — Хьюго повернул голову, осмотрел лейтенанта с головы до ног и сказал с загадочной улыбкой: — Знаете, у меня есть, что сказать любому моему подчиненному, который очертя голову бросился в неприятности, как и вы. Может быть, у нас и получится замять это дело, но между нами, если только я сумею заставить вас разобраться в происходящем. Но поскольку это настоящий скандал, как спустить его на нет, выше моего понимания. — Он печально вздохнул. — Во всяком случае, я бы сделал все, чтобы его светлость не увидел, что наш Ричмонд пьян как сапожник, если бы вы, как последний болван, не настаивали на необходимости увидеть его. Вы можете сказать, что это я виноват в том, что позволил ему перебрать лишнего, но дело в том, что я и сам довольно сильно нализался. Знаете, как это бывает, когда играешь в карты! На остальное просто не обращаешь внимания. Лично я считаю, что мальчишка опьянел не столько от бренди, сколько от возбуждения, — добавил Хьюго задумчиво, — но убедить в этом милорда — чертовски трудная задача. Но что меня больше всего беспокоит, так это то, что парню приходится бог весть сколько упрашивать деда разрешить ему осуществить его заветное желание и пойти служить в армию, а если милорд рассердится, то о том, чтобы он дал на это свое согласие, не может быть и речи.

— Собирается пойти служить в армию! — воскликнул лейтенант, словно громом пораженный.

— В Седьмой конногвардейский полк, — сказал Хьюго. — Похоже, как только Ричмонд вырос из коротких штанишек, он с ума сходил по кавалерии. Конечно, это не имеет к вам ни малейшего отношения — за одним только исключением: если парень получит отказ от его светлости, то, возможно, от сумасшедшего разочарования он действительно может примкнуть к контрабандистам.

У сержанта больше ни в чем сомнений не было. Спускаясь по ступенькам позади своего начальника, он впитывал в себя размышления вслух майора со все возрастающей уверенностью, что мистер Оттершоу напрасно тратит время. Разве это видано, чтобы молодой джентльмен из богатой семьи стал руководить бандой контрабандистов? В этом не было никакого смысла, но эти офицеры береговой охраны вбили себе в голову мысль, что контрабандистом может быть любой. Сержант с беспокойством думал о тех зловещих последствиях, которые упадут на его голову, если старый лорд впадет в гнев. Не его вина, что они охотились за контрабандой при свете луны. Их единственная надежда оправдаться зависит теперь от этого громадного майора, единственного из всех Дэрракоттов, который, казалось, находится в благожелательном расположении духа. И одни шанс из десяти, горько думал сержант, что мистер Оттершоу не сдерет с него, сержанта, шкуру.

Добравшись до последней ступеньки неспешным шагом, который давал Винсенту время осведомить деда об обстоятельствах, чтобы тот невзначай не испортил дела каким-нибудь нежелательным промахом, Хьюго повел гостей через просторный холл в коридор, ведущий в комнату, где они с Ричмондом играли в карты. Именно в этом месте Винсент перехватил милорда и быстро объяснил ему ситуацию.

Как только появились все остальные, Винсент сказал:

— О, очень хорошо, сэр, как пожелаете! — и, развернувшись, скорчил гримасу ради лейтенанта Оттершоу, слегка пожав плечами.

Хьюго бы предпочел отделаться от лорда Дэрракотта, но поскольку было очевидно, что его светлость решительно вознамерился принять участие в спектакле, ему ничего не оставалось, как питать надежду, что Оттершоу не настолько хорошо знаком с милордом, чтобы понять, что его молчание — факт из ряда вон выходящий, или чтобы заметить растерянность под гневным взглядом. И он произнес весело, с блеском в глазах:

— Он у нас здесь, этот ваш контрабандист! Счастье, что он сильно ослаб от потери крови и не опасен, иначе, чтобы его удержать, потребовался бы целый батальон. Он — ужасный хулиган! — С этими бодрыми