Он открыл дверь.
— Мне надо в туалет, — заявил он.
Монахи повели его под руки по коридору.
— Может быть, один из вас будет так любезен и зайдет со мной, — предложил он, — последние дни изрядно потрепали мне нервы — не хочется сидеть на горшке в одиночестве.
Они отпрянули — этого он и добивался. Когда он вошел в туалет, они остались стоять за дверью.
Он знал такие туалеты. В прежние годы ему случалось несколько раз бывать в закрытом отделении с учениками: диагноз «условно пригодные» и шизофрения, в тесте Thought Disorder Index[95] — единица. Чем он тогда только не занимался — лишь бы у их родителей были деньги! А иногда — уже тогда — им двигало сострадание. Приятно было сознавать, что это сострадание теперь снова вернулось к нему — нежным кармическим попутным ветерком.
И Франциск Ассизский, и Рамана Махарши[96] считали, что для просвещенного человека мир представляет собой сумасшедший дом, в то время как закрытые отделения могут оказаться спасительно нормальными. Оба они называли себя «Божьими клоунами».
Он вошел в женский туалет. Кроссовки стояли за унитазом. Это были его собственные кроссовки. Она, наверное, нашла их в его чемодане.
У них было звучание челесты. Засунув руку внутрь, он нащупал деньги. Там лежало пять тысяч крон пятисотенными купюрами. Нильс Бор на них выглядел бодрее, чем в прошлый раз.
Зеркала над раковиной представляли собой пластины отполированной нержавеющей стали. Одна из учениц Каспера сбежала из такого туалета через крышу, ее так и не нашли. Если на такое способны пациенты, то, уж наверное, и терапевт тоже. Он встал на бачок, потом на осушитель воздуха. Подвесной потолок был из звукопоглощающих пластин «рокфон» — многие психические расстройства приводят к повышенной звуковой чувствительности. Как, например, в его случае. Он надавил на пластину и пролез наверх, в вентиляционный канал.
Из вентиляции он выбрался напротив пустого кабинета, выходящего на улицу Хенрика Харпестренга, и спрыгнул из окна на зеленую лужайку напротив больничной прачечной. Через открытое окно он стащил из стопки белья синие рабочие брюки.
Затем, ведомый счастливым озарением, вернулся к главному входу.
В приемной он назвал имя Лоне Борфельдт, ему назвали этаж, номер отделения и палаты — и он взмыл вверх.
Палата хирургического отделения была рассчитана на несколько человек. На кровати у окна лежал человек с забинтованной головой, но излучающий звучание и всепроникающую волну жизненной силы. Из- под повязок торчали пучки черных волос — как из платяной щетки.
Рядом с кроватью на стуле сидела Лоне Борфельдт. Она была на последней стадии беременности, когда и тело, и звучание его, казалось, готовы взорваться.
— Я тут подрабатываю врачом, — объяснил Каспер, — и взял дополнительное дежурство, чтобы узнать, как ваше самочувствие, если вы, конечно, не против.
Он наклонился и приник ухом к животу женщины. По телу лежащего в кровати мужчины пробежала судорога.
— Звучание стабильно, — констатировал Каспер. — Ему пришлось пережить сильную встряску. Но он приходит в себя. Дети невероятно выносливы. Он станет доношенным хулиганом. Как дела у жениха?
— Он еще не особенно может разговаривать, — ответила женщина.
— Радуйтесь этому, — посоветовал Каспер. — Пока есть чему радоваться. Мы все очень много говорим.
— Что с детьми?
— Они вернулись. К родителям.
В глазах у нее блеснули слезы.
— Каин исчез, — сказал он. — Может, у вас есть предположение, где бы я мог его найти? Для того чтобы вежливо обменяться мнениями о том, что произошло.
Она покачала головой.
— Единственное, что я несколько раз слышала, — сказала она, — так это то, что поблизости должна быть сауна.
Каспер отошел к двери.
— Мы хотели бы поблагодарить, — сказала она.
— Бетховен, — сказал Каспер, — когда публика слишком уж громко рыдала, говорил: «Художнику не нужны слезы. Ему нужны аплодисменты».
— И хотели бы пригласить вас на крестины, — продолжила женщина.
Пациенты с других кроватей внимательно следили за этим обменом репликами.
— Такой человек, как я, — сказал Каспер, — пользующийся широкой известностью, обычно вынужден оберегать свою личную жизнь. Но на этот раз я готов сделать исключение. Я обязательно приду. Как добрая фея. В качестве подарка юному несовершеннолетнему преступнику я принесу тончайший слух. И изысканные манеры.
— А мы, со своей стороны, — сказала Лоне Борфельдт, разглядывая рабочие брюки и футболку Каспера, — могли бы помочь вам получше одеться.
Он пошел по Блайдамсвай, а когда услышал сирены, нырнул в Фэлледпаркен. Внутри себя он все яснее различал слова молитвы: «Да свершится воля Всевышней, даже если это означает, что меня схватят. Но при этом мы все равно просим о том, чтобы нам был дарован хотя бы час».
Какая-то женщина пробежала по дорожке мимо него. Она была в спортивном костюме из гладкой блестящей ткани и кроссовках.
Он побежал следом. Поравнялся с ней. Это была начальник отдела Н Аста Борелло.
— Я сбежал из закрытого отделения, — объяснил он.
Не останавливаясь, она повернула голову. Увидела больничную футболку.
Он не мог больше бежать с той же скоростью, но, слава Богу, в этом уже не было необходимости — она притормозила и пошла шагом. Тупо глядя перед собой. Ему было жаль ее — он прекрасно понимал, что она чувствует. Надеешься, что стоишь перед миражом. И одновременно осознаешь, что, к сожалению, все это наяву.
— Я хочу сказать, что не держу на вас зла, — сказал он.
Она хотела было продолжить бег, но ноги ее не слушались.
— Я не просто с удовольствием заплачу налоги, — продолжал он. — Я заплачу их, трепеща от радости. Но я хочу помочь вам продвинуться дальше. В вашем личном развитии. Если работаешь в Налоговом управлении и усиленно занимаешься спортом, то есть опасность потерять естественную, пластичную женскую спонтанность. Подумайте над этим.
Ему пора было двигаться дальше. Он перешел на рысь. Добежав до розария у почтового отделения Эстербро, он обернулся и помахал рукой. Она не ответила на его приветствие. Но даже на этом расстоянии он слышал, что их встреча надолго останется у нее в памяти.
Он подождал за кустами, напротив ступенек, ведущих ко входу. Не прошло и пяти минут, как остановилась машина, из нее вышел человек, чтобы опустить письмо в почтовый ящик: ключ остался в зажигании, и двигатель продолжал работать.
Каспер забрался на водительское сиденье. Рядом с ним лежал пиджак в матерчатом чехле и мобильный телефон — к счастью, включенный, какая удача! Кто имеет, тому дано будет — Евангелие от Марка, 4:25. Он запер все двери и немного опустил стекло.
Мужчина оказался светловолосым принцем Валиантом — профессором Франком.
Каспер вслушался в ситуацию. В ее божественное неправдоподобие. Он знал, знал, не
