И тут Каспер услышал скорбь этого человека. Она была очень далеко, где-то на краю Млечного Пути, на расстоянии двенадцати инкарнаций в будущем. Но она была огромна: она могла бы с легкостью поглотить Кристиансхаун и окрестности. Это была скорбь того, то совершил преступление против своего собственного сокровенного устремления.

— Подкати-ка меня к катеру, — сказал он.

Эрнст поднялся и покатил Каспера к каналу. Африканка стояла у причала. Они с Эрнстом внимательно посмотрели друг на друга, как кобра и виверра. При этом Каспер не смог бы точно сказать, кто из них был кем.

Сестра Глория опустила Каспера в катер. Завела двигатель. Эрнст наклонился над ними. Он сдвигал и раздвигал два пальца.

— Кусачками, — сказал он.

Катер прошел под мостом, соединяющим Кристансхаун с Арсенальным островом. Вход в гавань скрывался за серым туманом.

Африканка помогла Касперу перебраться на корму и посадила у румпеля, он взял его той рукой, на которой не было гипса. Она открыла рундук. Достала накидку от дождя, зюйдвестку, рабочие перчатки, напульсники, плоский жидкостный компас, положила компас на банку. Туман то сгущался, то рассеивался.

Ему было слышно ее спокойствие. Он подумал о Гроке. О его Инесс. Которая следовала за ним всю жизнь. Поддерживала его. Верная ему, словно декоративная собачка. Жестокая, словно телохранитель. Заботливая, словно медсестра.

Почему у него самого это так и не получилось? Найти настоящую женщину. Нежную. Терпеливую. Преданную. Почему в его жизни всегда были одни фурии? Например, его мать. Или Соня. Или Стине. Клара-Мария. Сестра Глория. Женщины, которые были виртуозами хождения по свободной проволоке. Инженерами-машинистами. Гидрологами. Монструозными детьми. Замужними монахинями с детьми, мастерами боевых искусств.

Порыв ветра разорвал туман, образовав в нем коридор. В конце коридора находилось то, что, должно быть, называлось Пилон 5. Трехэтажная громада из алюминия и дерева, прямоугольная, возведенная на бетонной платформе, которая до землетрясения была частью причала Борнхольмер. На случай новых толчков здание было закреплено стальными тросами, словно палатка штормовыми растяжками. Над крышей виднелся целый лес антенн и пара вращающихся радиолокаторов. К платформе были пришвартованы два низких матово-черных быстроходных катера военно-морского флота.

Каспер передал румпель сестре Глории. Надел напульсник на здоровую руку. Достал из ящика скрипку. Они проходили между опорами моста Кристиана IV.

— Здесь повсюду охрана, — сказала она, — нам придется поворачивать.

Он настроил скрипку. Неожиданно он понял, что именно он может предложить женщинам: целеустремленность. Ни одна женщина не вступит добровольно в морской спецназ, полагаясь лишь на свой несгибаемый оптимизм и Партиту ми-мажор.[74]

Зажегся прожектор.

— Нельзя ли опереться гипсом на твое плечо? — спросил он.

Он закрыл глаза и начал играть, произнося при этом слова, используя «наложение голоса», чтобы успокоить ее.

— Солдаты обожают музыку, — говорил он. — Когда люди дерутся, всегда звучит какая-нибудь музыка. Но до сих пор всегда выбирались не те произведения. Если бы они вспомнили о Бахе, то избежали бы кровопролития. Такая музыка, как эта, ведет к перемирию. К примирению в зале суда вместо продолжения тяжбы. Мы будем на месте через минуту.

Каспер отдался музыке. Она открыла сердце, как открывают банку очищенных томатов. Его собственное сердце, сердца военных, сердце Стине — он знал, что она вышла на платформу.

Катер медленно прошел вдоль автомобильных покрышек, служивших кранцами. Вокруг них стояла тишина, туман придавал музыке ту камерность, которой обычно не бывает, когда играешь под открытым небом. Словно между Министерством иностранных дел, мостом, платформой и Национальным банком возник вдруг концертный зал.

Сестра Глория выложила алюминиевые рельсы на платформу, сперва безлюдную, потом на ней появились двое военных, двигающихся словно роботы. Каспера подняли из катера.

Рядом со Стине стоял молодой человек — он был в гражданском, но звучал как духовой оркестр. Каспер где-то уже слышал этот звук. Глаза Стине были одурманены музыкой. Все остальные смотрели на Каспера. На инвалидное кресло. Рельсы. Гипс. Египетские повязки. На сестру Глорию.

— Пять минут, — прошептал он. — Речь идет о жизни и смерти.

Душа ее медленно поднималась на поверхность. И наконец сделала глоток воздуха.

— Никогда! — крикнула она.

Из своих повязок он достал квитанцию с рисунком Клары-Марии. Стине взглянула на него. Схватила квитанцию. И спрятала.

Он кивнул в сторону сестры Глории.

— Она из полиции нравов, — пояснил он. — Можешь пригласить меня в свой кабинет. Или же продолжим разговор у них, в полиции.

Лифт был из оргстекла. Молодой человек попытался втиснуться в него, но лифт был рассчитан на четверых, а кресло уже занимало место двух человек. Каспер незаметно оттеснил молодого человека, двери закрылись, они стали спускаться на глубину. При движении вниз из-за изменения давления звуковой спектр смещается. Явление предсказуемое, принимая во внимание присутствие Стине. Как только она оказывалась рядом, то очень скоро все начинало сползать вниз или вверх от привычного диапазона.

Они миновали этаж службы связи, где перед цифровыми коммутаторами сидели люди в наушниках. Лифт остановился. Каспер пропустил Стине вперед. Когда сестра Глория выкатывала его, он засунул два пальца рабочей перчатки в углубление в стопоре двери лифта. Это должно было временно вывести из строя датчик дверей и молодого человека, оставшегося наверху. Молодым людям полезно развивать в себе способность откладывать удовлетворение потребностей.

Они проследовали мимо небольшой столовой, на ходу Каспер прихватил из стопки обеденную тарелку. Никогда не знаешь, что может пригодиться, — все мы ученики Ганса Чурбана.[75] Позади было тихо. Лифт был по-прежнему заблокирован.

Они вошли в огромный зал, квадратный, словно манеж для выездки, но набитый аппаратурой, словно космический корабль. Одна из стен была сплошь покрыта плоскими мониторами, показывающими поверхность моря. На другой стене висело десять квадратных метров метеорологических карт. Рядом стояли консоли с дисплеями радиолокаторов. Десятиметровая гранитная плита, а на ней пять десятков сейсмографов. Дюжина барографов, из которых самый большой был размером с барабан Датской государственной лотереи. Три ряда столов с компьютерами, за которыми сидели молодые люди с телами, вполне пригодными для музыкального порноклипа MTV, и головами докторов наук по геометрии Римана. Свободная стена представляла собой стекло два на четыре метра, выходящее в акваторию порта. Дно было освещено. На фоне донного ила Каспер заметил стайку рыбок.

У помещения был напряженный звук: от вентиляторов, от мегабайт, от роя цифр, от журчания воды в системах охлаждения процессоров. Каспер ощутил внезапную радость. Это был ответ двадцать первого столетия капитанскому мостику капитана Немо. Он обожал естественные науки. И неважно, что