— Оккультное, — продолжил он. — Если оно когда-нибудь существовало. В цирке. Кто мог бы об этом что-нибудь рассказать?
— Везде шарлатаны.
Каспер ничего не ответил.
— Ты не пытался обратиться в архив Музея веселья во Фредериксберге? В собрание Барли? В цирковое агентство «Бумхоф»?
— Та женщина, — продолжал Каспер. — О которой вы с матерью говорили. Как-то это было связано с птицами.
Максимилиан замолчал. Где-то там, в тишине, был слышен страх.
— Феодора, — ответил он. — Йенсен. Самый знаменитый номер с птицами. Самая прекрасная память в мире. Но, во-первых, она не станет с тобой разговаривать. А во-вторых — это тупиковый путь.
Каспер ничего не отвечал.
— Дом престарелых для цирковых артистов в Кристиансхауне.
— Весь район Кристиансхаун эвакуирован.
— На добровольной основе. Она уже давно никуда не ходит. Она там. Если еще жива.
Трубку снова взяла Вивиан.
— Лоне Борфельдт, — спросил Каспер, — где она работала, чем интересовалась?
— Это было давно. Насколько я помню, это было совместное исследование. Медицинского института «Панум» и Института изучения сознания.
Каспер слышал, как моторная лодка движется по Стоккелёпет. Он слышал отражения от экранов тысячи окружающих его телевизоров. Если все поверхности вокруг тебя тверды, невосприимчивы и сильно отражают звук, то сила звука практически не зависит от расстояния. Тогда неумолимый мир давит на нас, не убавляя громкости.
— Мне приходилось участвовать в совещаниях экспертов VISAR'a, — сказала Вивиан. — Может, с десяток раз. Я знакома со следователями. И из полицейского разведывательного управления, и из отдела А. Эти люди всегда держат себя в руках. Но на сей раз все иначе. Сейчас им страшно. Здоровым крепким полицейским. Не знаю, что ты там затеял. Но будь осторожен.
Она положила трубку. Он некоторое время сидел, глядя на телефон. Потом достал лотерейный билет. Перевернул его. На обратной стороне был домашний адрес Лоне Борфельдт.
Они проехали форт Шарлоттенлунд, после купальни свернули от берега, объехали парк Дюрехавен по направлению к склонам позади городка Родвад.
Дома попадались все реже, наконец они закончились. Справа в сторону пролива Эресунн тянулась долина, слева виднелись холмы — крутые, как утесы. Каспер опустил стекло, подал знак, они остановились и вышли.
Они стояли у высокой проволочной ограды. За лужайкой длиной метров пятьдесят отвесной стеной поднимался утес, но не было никакого дома. Лужайку обрамляли большие кусты. В одном из кустов скрывался двойной навес для автомобиля, в нем стоял маленький «мерседес». Рядом с ним — черный внедорожник размером с трактор. Вентилятор радиатора еще вращался, возможно, именно его он и слышал.
Они оба взглянули вверх. Окно смотрело прямо из стены утеса, на высоте пятнадцати метров. Оно было эллиптической формы, с расстоянием между фокусами метров семь. Дом был, должно быть, выстроен внутри холма. Стекло слабо светилось голубоватым светом. Напоминая большой глаз.
Они нашли дверцу в изгороди, высокую, узкую. В столбе ограды была утоплена кнопка и едва заметные прорези переговорного устройства. Каспер наклонился к кнопке.
В начале своего сочинения «Или — или» Киркегор сообщает, что его фаворит среди чувств — слух. Что ж, он вполне мог позволить себе написать такое, поскольку в середине XIX века еще не были изобретены переговорные устройства. Что бы он сказал, если бы оказался здесь сегодня вечером? Динамик булькал, словно фаршированная индейка.
— Это я, — сказал Каспер. — Ситуация осложнилась. После нашего последнего разговора. Похищено двое детей. Их до сих пор не могут найти. Не исключено, что совершено убийство.
— Я не хочу с вами разговаривать, — ответила она.
Франц Фибер открыл свой ящик с инструментами. Нашел какую-то крышку на столбе и открыл ее.
— Замкнутый контур, — сказал он шепотом. — Если я перережу, сработает сигнализация. Продолжай говорить. Мне бы найти панель управления.
— С самого детства, — продолжал говорить в прорези Каспер, — с рождения, я знал, что попал не туда. С семьей все в порядке, но планета не та. Поэтому я начал искать. Какой-то выход. Путь домой. Я потратил на это всю жизнь. Я не нашел его. Но та девочка. Может быть, она знает путь.
Переговорное устройство молчало. Но он знал, что она слушает. Франц Фибер подтянулся, перекувырнулся через изгородь и приземлился с другой стороны. Он упал на руки и на свои культяпки — мягко, как кошка. Потом пополз по земле, словно гусеница-пяденица. Отодвинул в сторону ветку камелии. В кустах скрывался металлический ящик. Он кивнул Касперу.
— Я измерю полное сопротивление, — прошептал он. — Если вставить жучок с неподходящим сопротивлением, то сигнализация сработает. Не закрывай рот.
— У меня нет детей, — продолжал Каспер. — Я никогда не присутствовал при родах. Но мне казалось, что эта дверь должна быть открыта при родах. Так же как и когда человек умирает. На мгновение дверь приоткрывается. И можно услышать то, что скрывается за ней. Вот почему вы занимаетесь родами.
— Уходите, — раздалось из динамика.
Франц Фибер появился за калиткой. Его руки пролезли между решетками. Он набрал код. Ворота открылись.
— Что-то в вас похоже на меня, — сказал Каспер микрофону, — вы ищете. Вы ищете какой-то путь.
— Я просто хотела быть богатой, — сказало переговорное устройство.
— Это понятно, — ответил он. — Мы все этого хотим. Даже Бах хотел.
Франц Фибер ковылял по траве. Вход в лифт виднелся у основания откоса — прямоугольник из нержавеющей стали.
— Очень богатой, — сказало переговорное устройство.
— Это общечеловеческое, — сказал Каспер. — Посмотрите на Верди. Дядюшку Скруджа классической музыки.
— Слишком поздно, — сказало переговорное устройство.
— Никогда не поздно. Я знаю, о чем говорю. У меня уже бывало так, что все было поздно. И не один раз.
От лифта Франц показал ему поднятый большой палец.
— У нас договор с охранным агентством, — сказала женщина. — Я им сейчас позвоню.
Переговорное устройство смолкло.
Лифт был цилиндрической формы, он взлетел вверх, словно новогодняя петарда.
— Я мог бы сдать экзамен в «СКАФОР», — сказал Франц Фибер. — Они выдают лицензии электрикам, которые устанавливают охранные системы. Я сам занимаюсь электрикой в «ягуарах». Стараюсь поддерживать себя в форме.
Дверь открылась, они оказались между шубами и мужскими пальто. Каспер впервые видел, чтобы лифт открывался прямо в прихожей, посреди помещения — словно караульная будка.
Он распахнул двустворчатую дверь, и они вошли в гостиную.
Помещение было эллиптическим, как и окно, и повторяло форму корпуса судна. Доски на полу были шириной полметра. Та мебель, которую Каспер успел заметить, была дизайна Эймсов.
Лоне Борфельдт сидела на диване. Посреди комнаты стоял владелец внедорожника, он был похож на свой автомобиль: блестящие черные волосы, полный привод и полное нежелание пропускать кого-либо вперед. И он, и женщина были явно потрясены.
