Как-то раз он сидел на ступеньках вагончика, было три часа дня. Сентябрь в тот год был теплым. Он пытался побороть приступ какого-то кроманьонского похмелья при помощи симфоний Гайдна. Они гораздо эффективнее, чем симфонии Моцарта, выводили из организма вредные вещества, может быть, из-за хирургического воздействия рожков, может быть, из-за неожиданных эффектов, а может быть, из-за способности Гайдна создавать интерференции, заставляющие инструменты звучать как нечто неизвестное, ниспосланное Богом — из другого, лучшего и менее алкоголизированного мира.
В море показался тюлень.
Тюлень встал на ноги — оказалось, что это аквалангист. Он побрел к берегу, двигаясь спиной вперед, на мелководье он снял ласты, повернулся и выбрался на берег. Сбросив баллоны, он расстегнул гидрокостюм — это была женщина. Она оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, куда попала.
Каспер встал и пошел ей навстречу. У Экхарта где-то написано, что пусть даже нас вознесли на седьмое небо, но если нам встретится заблудившийся путник, мы должны тотчас прийти ему на помощь.
— У берега, — объяснила она, — очень сильное течение. Судно сопровождения стоит напротив Рунгстед Хаун.
— Вы оказались на несколько километров южнее, — сказал он. — Ваш жених на судне сопровождения, должно быть, льет слезы. Но на машине я довезу вас туда за несколько минут.
Она посмотрела на него. Как будто хотела определить его молекулярную массу.
— Доберусь на автобусе, — ответила она.
Он поднял кислородные баллоны и ремни, она не стала возражать, и они пошли к шоссе.
— Сегодня воскресенье, — заметил он, — автобус ходит раз в два часа. И он как раз только что ушел.
Она молчала, он был уверен, что она сдастся. Не родилась еще та женщина, которая захочет ехать шесть остановок вдоль Странвайен в резиновых носках, в костюме из неопрена, с двумя двадцатилитровыми баллонами, маской и трубкой.
Автобус подошел через пять минут.
— У меня нет денег на билет, — сказала она.
Он дал ей пятьсот крон. И свою визитную карточку.
— Это может подорвать мой бюджет, — заметил он. — Я вынужден попросить вас вернуть мне эти деньги. И надеюсь, вы напишете на конверте с деньгами обратный адрес.
Двери захлопнулись, он побежал назад к машине.
Уже через три минуты после того, как автобус скрылся из виду, он его догнал. Он ехал, стараясь держаться за большим фургоном с прицепом. У Торбэк Хаун никто из автобуса не вышел. Он вдруг почувствовал страх. На конечной остановке в Клампенборге он вошел в переднюю дверь автобуса и прошел в самый конец. Она исчезла. Он нашел сиденье, на котором она, должно быть, сидела, оно было еще мокрым, на полу тоже была вода. Он собрал пальцем капельку воды и попробовал на вкус соленую воду, которая, наверное, касалась ее кожи. Водитель с удивлением смотрел на него.
Он позвонил в Рунгстед Хаун — справочная порта по воскресеньям не работала. Он позвонил начальнику порта по домашнему телефону, тот сказал, что, по их сведениям, никаких погружений в акватории порта в тот день не планировалось.
Ночью он не мог заснуть. В понедельник утром он навел справки в Датском обществе аквалангистов. Там не было никакой информации о каких-либо погружениях в районе порта за последние две недели.
Он вызывал в памяти ее образ, ее звуки. Ее главная тема была в ми-мажоре. За ним он услышал более глубокое звучание инстинктов — инстинкты людей, еще не преобразованные в какую-нибудь тональность, как правило, менее нюансированы. У нее все было не так. Он слышал ля-мажор — опасный звук. Она не была спортсменом-дайвером. Она была на работе. И при этом в воскресенье.
Он позвонил в Управление судоходства. Ответила ему профессиональная русалка. Любезная, но скользкая и холодная.
— Мы регистрируем все рабочие погружения, — сообщила она. — Но никому не сообщаем эту информацию. За исключением имеющих отношение к делу инстанций.
— Я собираюсь построить мол, — сказал он. — Для моего «Свана». Напротив своей виллы на побережье. Мне бы хотелось нанять именно эту фирму. Я видел, как они работают. Это было великолепно. Так что нельзя ли узнать название компании?
— Это была не компания, — ответила она. — Это были аквалангисты из одного учреждения. И каким образом вам удалось наблюдать за их работой? В территориальных водах Дании из-за ила видимость не превышает трех метров.
— В тот день на меня снизошло прозрение, — объяснил он.
Она повесила трубку.
Он дошел до шоссе и забрал из почтового ящика почту. Там оказалось письмо без обратного адреса, в конверт было вложено пятьсот крон. Больше там ничего не было. Он отправился к Соне.
Соня приготовила ему чай, медленно и старательно, потом она подошла к нему и стала помешивать чай, пока не растворился весь мед. Он окунулся в ее заботу. У него не было сомнений в том, что за это придется расплачиваться. Еще немного — и начнутся поучения.
— Ты видел ее один раз, — сказала она. — Самое большее пять минут. Мы в своем уме?
— Ее звучание, — пояснил он.
Она погладила его по голове, какая-то часть его хотя бы немного успокоилась.
— Ты ведь и на мое звучание реагировал, — заметила она. — Раньше. И тут тебе чертовски повезло. Но нельзя отрицать, что в твоей жизни бывали и другие случаи, когда ты ошибался.
Он сделал глоток, это был чай первого сбора, приготовленный в японском чугунном горшочке, который стоял перед ней на столе, на жаровне. Даже несмотря на молоко и мед, он не шел ни в какое сравнение с тем, что получалось у него дома из пакетиков.
Она повертела в руках конверт, в котором лежала купюра.
— Тут есть штамп, — сообщила она.
Он не понимал, к чему она это говорит. Она протянула ему наушники, чтобы он мог слушать ее телефонный разговор.
— У франкировальных машин, — пояснила она, — всегда есть какой-то идентификационный номер.
Она позвонила на почту. Ее переадресовали в отдел франкировальных машин в городе Фредериция.
— Вас беспокоят из адвокатской фирмы «Кроне и Кроне», — сказала она. — Мы получили от вас франкировальную машинку. Нам кажется, что вы ошиблись и прислали нам чужую. Можно назвать номер?
Она назвала номер.
— Тут какая-то ошибка, — сказала женщина на другом конце провода. — Это одна из четырех машин в Управлении геодезии и картографии. Откуда, вы сказали, вы звоните?
— Я ошиблась, — сказала Соня. — Я звоню из Управления.
И повесила трубку.
Она спустилась вместе с ним по лестнице. На тротуаре взяла его под руку. У нее сохранилась осанка танцовщицы. Она завела его в цветочный магазин напротив пожарной части, где выбрала еще нераспустившиеся пионы — большие, круглые как шар, безукоризненные цветы.
Она донесла цветы до машины, осторожно положила их на пассажирское сиденье. Ее пальцы ласково притронулись к его затылку.
— Ты уже давно один, — сказала она.
Он не ответил, да и что тут можно было сказать?
— Понятия не имею, что это такое — Управление геодезии и картографии, — сказала она. — Но я
