своего последнего компакт-диска — запись сольных партит и сонат, сделанную в церкви Св. Марии под Любеком. Потом он сел в машину и поехал в сторону Грёндальс Парквай. В цирк «Блаф». К Соне.
Когда-то Соня начинала с нуля. Каспер познакомился с ней, когда оба они были совсем молоды и работали в варьете «Сан-Суси» в Колинге и в таверне «Дамхус» у семьи Стефенсенов. С самой первой встречи он слышал, что ею что-то движет. Ее система звучала как двигатель, который не может остановиться, а продолжает работать, пока не сгорит, — тот звук, по которому отчаянные люди в этой жизни узнают друг друга. Она отчаянно стремилась к благосостоянию. Соня ушла с манежа, закончила политологический факультет, но снова вернулась в цирк. В здании на Грёндальс Парквай было три этажа, четыреста сотрудников, администрация и четыре цирка, несколько варьете и театров, букинг-агентство, рекламное бюро, решавшее такие задачи, к которым никто другой не смел подступиться со времен зазывалы Стокмара[28] в пятидесятые годы. И аудиторская контора. И все это принадлежало ей.
Она была немного старше его. Немного выше, немного тяжелее. У нее было трое детей. Прекрасный муж, умный, полный жизни — в до-мажоре, как последняя симфония Моцарта. А также любовники.
Двадцать лет назад у Сони с Каспером был роман, и с тех пор они никогда всерьез не теряли связи, и никогда и не потеряют ее, пока смерть их не разлучит. Некоторым людям Всевышняя определяет спутников жизни, у Брамса была Клара Шуман, у Моцарта — кларнетист Антон Штадлер, этакий пожизненный партнер в пачекот. Может быть, это как-то связано с тем, что люди называют любовью.
Кабинет Сони напоминал Генеральный штаб в Министерстве обороны в Ведбеке, где Касперу довелось несколько раз выступать, — военные любят клоунов. Например, с Гроком Гитлер лично встречался дважды. У Сони все было по уставу, и приказы не подлежали обсуждению. На окне лежал большой полевой бинокль: цирковая площадка Беллахой находилась прямо напротив, и Соне нравилось быть в курсе дела. На письменном столе стояли четыре телефона и остатки итальянского ланча с целой бутылкой «Брунелло». Он положил двухсотпятидесятиметровый план и компакт-диск перед ней и объяснил ситуацию.
Она повертела в руках диск.
— Ты никогда не интересовался маленькими девочками, — сказала она, — тебе нужны взрослые дамы. Так что же она такое умеет, что это? Талант? Или тут замешаны деньги?
Это не он бросил Соню, и не она его бросила. Решение возникло одновременно.
У нее была квартира на улице короля Георга. В их последнюю ночь около 2 часов его разбудила атмосфера города, казалось, что в мозгу и на сердце образовался какой-то волдырь. Каспер поднялся, напевая отрывок арпеджио из BWV4 — «Христос лежал в оковах смерти».[29] Мартинус[30] как-то заметил, что, для того чтобы выдержать жизнь в районе Фредериксберг, он вынужден был постоянно молиться.
Соня проснулась раньше него. Им обоим было чуть больше двадцати, он не мог найти нужные слова, но уже понимал, они оба понимали, что на них обрушился такой ураган, который им не одолеть.
— У нас ничего не получится, — сказала она, — скоро я захочу детей, и собаку, суку, и огонь в камине, и когда-нибудь мне понадобится, чтобы кто-нибудь подошел ко мне и выключил слуховой аппарат и сказал, что лучше слышать я уже все равно не буду.
Он встал и оделся. Она проводила его до двери, она двигалась непринужденно, когда была голой и когда была одетой, и вообще — всю жизнь.
— Раз уж ты во что-то веришь, не мог бы ты помолиться, чтобы нам помогли?
— Нельзя ни о чем просить, — объяснил он. — Во всяком случае, просить, чтобы дали другие ноты. Только о том, чтобы сыграть как можно лучше те, что у тебя есть.
Это была достойная прощальная реплика, сопровождавшая эффектный уход со сцены, и со слезами на глазах он отправился в ночь — все это напоминало арию из сцены прощания Вотана с Брунгильдой. Потом наступил следующий день, и он обнаружил, что, единожды возникнув, любовь не тает с восходом солнца и падением занавеса, нет, она продолжается. Теперь уже прошло двадцать лет, и некоторым образом радость от того, что существует Соня, и печаль от того, что более между ними ничего не может быть, не ослабели.
Он положил руки на лежащую перед ним карту города.
— Я всегда что-то искал, — сказал он.
— У нее это есть?
Он покачал головой.
— Ей девять лет. Но она что-то знает. О том, где это можно найти.
Она больше ни о чем не стала спрашивать. Подвинула к себе один из телефонов, дала ему наушники, чтобы он мог слушать вместе с ней. Достала из ящика стопку зеленых книг.
— Справочники Мострупа, нам нужен Копенгагенский амт.
Она листала справочник и записывала, говоря по телефону. Внутри окружности на плане оказалось два интерната.
— Мы не может прямо позвонить туда — это частная информация. С нами даже не будут разговаривать. Нам надо действовать через Управление по социальным вопросам и здравоохранению. Есть у нас какая-нибудь легенда?
Он прислушался: если необходимо солгать, то вдохновение появляется оттуда же, откуда и идеи для выступления на манеже — из внешнего космоса.
— Мы — после представления — нашли маленькую сумочку. Из парчи. С перышками. Маленькие девочки обожают такие сумочки. Представление было благотворительным. Для интернатов. На сумочке написано «Клара-Мария». Мы хотели бы вернуть ее владелице. Хотелось бы узнать, где она живет.
Она набрала номер. Дама на другом конце провода была доброжелательна. Каспер слышал ее сочувствие — к детям и взрослым. Уже в который раз он ощутил сильное желание оказаться в мире, где гораздо больше руководящих должностей занимали бы женщины. День был жаркий, у женщины, с которой беседовала Соня, было открыто окно.
— Очень жаль, — сказала она. — Всего сорок семь детей. И среди них нет Клары-Марии. А может быть, она живет в приемной семье?
На Сонином листке Каспер написал «заведующая столовой».
— Там должна быть заведующая столовой.
— Тогда это может быть что-то вроде семейного интерната. Сейчас я дам вам телефоны организаций, которые работают с приемными семьями.
Каспер узнал звук открытого окна на другом конце провода. Это был звук Глострупа. Он встал и заглянул через Сонино плечо. Управление по социальным вопросам и здравоохранению находилось в здании администрации амта в Глострупе.
— Десять номеров! — воскликнула Соня.
— Четырнадцать тысяч детей живут в различных заведениях. А еще я дам вам полный список всех школ-интернатов, ведь они находятся в подчинении разных муниципалитетов, и их трудно найти.
В течение четверти часа Соня листала справочники, звонила, записывала. Каспер замер. Наконец она повесила трубку. Отодвинула телефоны.
— Восемьсот детей. Живущих в двух интернатах, восемнадцати приемных семьях, трех школах- интернатах и детской больнице. И нигде нет Клары-Марии.
— А может, это какой-то неизвестный нам тип учреждения? И оно числится в какой-то другой рубрике?
Она позвонила в администрацию амта. Поговорила с женщиной. Повесила трубку.
— Все частные учреждения получают дотацию от амта или, во всяком случае, находятся под надзором амта. Поэтому в амте есть их список. Единственным исключением являются учреждения, которые — особенно после 11 сентября — считаются возможной мишенью для террористов. Информация об их телефонах и адресах — только в полиции. Но она полагает, что в нашем районе таких нет.
Каспер встал. Они сделали все, что могли. Затем он снова сел.
