железная рука Гитлера. Больше, чем любой другой аспект военных операций, разведывательный анализ должен осуществляться в атмосфере полного отсутствия предвзятости. Однако генералам Гитлера, особенно во второй половине войны, никогда не разрешалось свободно оценивать свое затруднительное положение и действовать в соответствии со сделанными ими выводами. Любой шаг в военном планировании проводился в рамках магических указаний Гитлера, которые часто противоречили реальному положению дел и логике. Не удивительно, что в такой атмосфере, в полную противоположность условиям, в которых были блестяще проведены разведывательные операции союзников, Роммель и многие другие его коллеги были введены в заблуждение мифической угрозой со стороны тоже мифической 1-й американской группы армий под командованием Паттона в районе Па-де-Кале. Их уверенность, их чутье и творческое воображение, их вера в самих себя были подточены и деформированы годами служения сумасшедшему, у которого отсутствовали военные способности, так хорошо помогавшие другому великому диктатору — Сталину. Немецкие генералы вели кампанию, в которую после первых же дней потеряли веру, вели методами, противоречащими их интуиции, знаниям и приобретенному опыту. Трудно поверить, чтобы какие-нибудь предпринятые ими меры могли в этих условиях привести к существенным изменениям в ходе событий.
Слава немецкого оружия в Нормандии — а это была слава, сколь ни преступным было дело, во имя которого сражались немецкие войска — была завоевана офицерами и солдатами на уровне дивизий и ниже, которые держали оборону против союзников в невыносимых условиях в течение более двух месяцев. Полковник Курт Кауфман, офицер штаба учебной танковой дивизии, считал, что в течение первых нескольких дней американцев можно было сбросить в море решительным ударом. Потом, как он рассказывал много лет спустя, ему стало понятно что ситуация безнадежна: немцы потеряли свыше 40 процентов пехоты, а союзники вели ужасный артиллерийский огонь, их авиация господствовала в воздухе. И все же именно Кауфман возглавил успешную контратаку на Виллер-Бокаж 13 июня силами учебной танковой дивизии, которую противник считал одним из наиболее достойных уважения соединений даже после того, как она понесла убийственные потери. Ни одна дивизия не сражалась с более фанатическим упорством, чем дивизия «Гитлерюгенд», средний возраст солдат в которой составлял восемнадцать с половиной лет. «Это была отчаянная ситуация, но не было никакой альтернативы, кроме как сдерживать свои нервы, — говорил при встрече с автором книги полковник Гейнц-Гюнтер Гудериан, сын прославленного танкового командира и старший штабной офицер 116-й танковой дивизии. — Нужно держать перед своими глазами образ Фридриха Великого или, возможно, даже помнить о словах американского генерала, который сказал, что тот человек побеждает в бою, который может оставаться на ногах в последние пять минут». Бригадир Уильямс свидетельствует: «Немцы приспосабливались к новым условиям значительно лучше, чем мы. В целом они были гораздо лучшими солдатами, чем мы. Немцам нравилась военная служба, нам не нравилась». Генерал Куэсада, командующий американской 9-й воздушной армией, в конечном счете пришел к заключению, что «просто страшно думать, что бы могла сделать немецкая армия с нами, если бы Гитлер не работал так эффективно в нашу пользу».
5-й танковый батальон 2-й танковой дивизии СС, в котором командиром взвода служил Фриц Лангангке, находился в районе Лендели в корпусном резерве. В начале июля батальон неожиданно по тревоге направили на фронт, где на одном из участков американцы снова прорвали оборону немцев. Лангангке было приказано со своим взводом занять позицию возле Сен-Дени, заблокировать дорогу и исключить любое продвижение по ней противника. На вопрос, где проходит главный рубеж обороны, ему ответили: неизвестно. Поздно вечером он осторожно повел свои пять «Пантер» вперед. Каждый командир «Пантеры» напрягал слух и зрение, чтобы в грохоте двигателя и лязге гусениц не пропустить признаков сближения с противником. И вот на корпус танка градом посыпались пули: это противник обрушил огонь стрелкового орудия на головной танк, в котором находился Лангангке. Командир взвода решил, что со своим взводом он слишком далеко выдвинулся, быстро отошел назад и развернулся по обе стороны дороги так, что корпуса танков оказались прикрытыми живой изгородью. Ночь выдалась довольно темная. Экипажи сидели в своих танках в полном молчании, прерывая его лишь для доклада шепотом по рации, и непрерывно прислушивались к движению впереди них. На рассвете, несмотря на тщательную маскировку, американцы засекли их и открыли по их позициям артиллерийский огонь. Вскоре сюда прибыли, правда с опозданием, механизированные подразделения 2-й танковой дивизии СС и начали окапываться вокруг танкистов, в то время как 6-й парашютный полк развернулся слева от танкистов. Элементарный здравый смысл требовал, чтобы ночью танки были отведены назад и оставили пехоту в обороне на занятых позициях. Но Лангангке решил, что никто не станет здесь вдаваться в такие тонкости, если танки будут использованы как опорные пункты, да и их моральная поддержка будет существенной для пехоты, даже пехоты дивизии СС.
Танковый взвод удерживал свою позицию в течение двух недель под непрерывным артиллерийским огнем. Его спасала только исключительная близость к американским позициям: артиллеристам противника во избежание поражения своих войск приходилось вести огонь по объектам немецкой обороны, не затрагивая ее передний край. По ночам, когда экипажи выползали из машин на час-другой отдохнуть от бесконечного сидения внутри танков, они могли слышать, как шли американские колонны машин и раздавались голоса американских солдат. Однажды американцы предприняли атаку в старомодном стиле, чем немало удивили немецких ветеранов войны. Они шли неторопливо длинными цепями по направлению к «Пантерам», как будто направлялись на карнавал. Эсэсовцы открыли уничтожающий огонь, и атака захлебнулась.
Лангангке хорошо запомнил следующую атаку: она пришлась как раз на его день рождения, 15 июля. Некоторое время в грохоте стрельбы сам он ничего не мог видеть из своего танка на левой стороне дороги. Вдруг командир одного из танков вскочил на корпус танка Лангангке и закричал: «Попали — в башню!» Лангангке приказал ему идти обратно и, выбравшись из танка, перебежал через дорогу, чтобы увидеть происходящее. Приближались пять «Шерманов». Он рванулся обратно к своему танку и сказал экипажу: «Нам нужно перейти на другую сторону дороги». Они понимали, что, как только они выйдут из хорошо укрытой позиции на открытую местность, шансов выжить у них будет очень мало. Но они должны попытаться. На полной скорости танк выскочил из укрытия и пересек дорогу на глазах у американцев. «Самые длинные сорок метров, какие я прошел на войне», — сказал Лангангке. Затем водитель включил тормоз левой гусеницы, чтобы развернуться лицом к противнику. Несмотря на артиллерийский огонь, все еще целехонькие танки завязали бой с «Шерманами» на дистанции прямого выстрела. Кругом были убитые и раненые немцы-пехотинцы, а оставшиеся в живых бежали из своих окопов под прикрытием «Пантер». Было очевидным, что пехотинцы близки к панике. Экипаж попросил Лангангке вести огонь на ходу, но он знал, что при стрельбе на ходу очень мало шансов на попадание. Большинство «Шерманов» уже успели выстрелить по одному, а то и по два раза, прежде чем «Пантеры» открыли огонь, но это были немецкие танки, которые теперь демонстрировали свою легендарную убийственную мощь. Спустя несколько мгновений четыре «Шермана» уже горели. Пятый с грохотом откатывался обратно в густую чащу. «Такие события, как это, поднимают человека на невероятно высокий эмоциональный уровень, — говорил впоследствии Лангангке. — Вы чувствуете, подобно Зигфриду, что вы можете сделать все, что угодно».
Лейтенант спрыгнул со своего танка, к нему присоединился один из командиров другого, и они побежали вперед по траншее вдоль дороги, чтобы посмотреть, что теперь делают американцы. Это стало обычной практикой офицеров-танкистов во всех армиях в Нормандии, ибо было слишком рискованно идти вперед на танке среди живых изгородей без своего рода предварительной разведки, которую можно совершить только пешим порядком. Немцы увидели, как уцелевший «Шерман» все еще пытался преодолеть живую изгородь: мотор ревел, танк ходил взад-вперед на краю препятствия. Они отошли к своим танкам; Лангангке выругался, перешагнув через брошенный пехотинцами фаустпатрон, который он мог использовать с большим эффектом, если бы увидел его, когда шел вперед. Забравшись в свои «Пантеры», они выпустили по несколько фугасных снарядов и дали длинные пулеметные очереди, чтобы сбить листву, мешавшую наводчику прицеливаться в «Шермана». Первым же бронебойным снарядом они попали в башню «Шермана»; танк тут же загорелся, вверх взметнулся столб черного масляного дыма и пламени. Оставшиеся в живых немецкие пехотинцы перегруппировались. Американцы продолжали артиллерийский обстрел района, но крупных атак больше не предпринимали. Бой танкового взвода Лангангке был одной из тысяч аналогичных стычек, которые происходили в те недели в Нормандии; этот бой продемонстрировал удивительное упорство и мастерство танковых экипажей и прежде всего превосходство немецких танков.
Было бы абсурдным изображать дело так, будто бои в Нормандии для немецкого солдата были
