Иван вздохнул.
— Мартин, понимаешь, Марокко нечто большее, чем это дерьмо. — Он вытянул пальцы, как прикованная к постели тетушка, страдающая ипохондрией. — Дай мне немного лакомства, чтобы заглушить боль.
Несмотря на мое возрастающее и по-прежнему скрываемое подозрение, что Иван заразился проказой, я дал ему сигарету. В конце концов, это был его кайф. Иван сделал длинную затяжку, прокашлялся и выпустил дым обратно в комнату.
— Дар-ал-Байда — арабское название Касабланки. Город очень романтичный, похожий на Марсель, только более деловой.
— Тогда зачем туда ездить? У них послабления в налогах или что-нибудь еще? Ты хочешь окунуться в атмосферу клуба Рика с его «Сыграй это еще раз, Сэм» и все такое?
— Там нет никакого клуба Рика, — презрительно фыркнул Иван. — Он существует только в кино. — Я совершенно забыл, как восторженны и критичны могут быть французы по отношению к американской культуре. — Тебе известно, что такой фразы, как «Сыграй это еще раз, Сэм!» в сценарии «Касабланки» не было? — добавил он самодовольно.
Знал ли он, как мало я имел времени для общения с умирающими педантами? Его носило как наркомана, качающегося на волнах фантазии. Я позволил этой теме заглохнуть самой по себе.
Белое солнце Андалузии располагало целым днем, чтобы насытить жаром толстые стены дома. В конце полудня воздух моей передней комнаты стал вязким и душным. Пыль на тенниске превратилась в грязь, которая впитывала пот, а мой затуманенный наркотиками мозг обратился в топкое болото. Как человек, не лишенный исследовательского инстинкта, я понимал, что нет смысла продолжать движение по этому пути. Путь был проложен в своем настоящем виде среди непроходимых пространств глубокой черной грязи и противных вонючих луж, в которых таились те самые слепые змеи и другие чудища, порожденные мозгом, которых справедливо опасался Тео. Я закрыл один глаз и взглянул на Ивана, внезапно осознав это столь же ясно, как и то, что любовь умирает и больше не восстанавливается, и ни он, ни я не скажем почему. Прекратила ли его нога испускать тошнотворный приторный запах гниения, или я стал привыкать к нему, не могу сказать, но неизбежность его смерти была очевидна и несомненна. Его пальцы, некогда длинные и костлявые, идеальные пальцы для сбора винограда, распухли и почернели на кончиках, а губы, которые некогда обожали школьницы-лыжницы за их рубиновую мякоть и чувственность, стали тонкими, сизыми и холодными. Желтая пленка обволакивала оболочки его глаз и проникала в желоба век, а по скулам разлилась плотная, с червоточинами, восковая белизна. Его голова свесилась набок, а глаза вращались в орбитах, чтобы увидеть меня.
— Ты полагаешь, я взял от жизни слишком много? — прошептал Иван, облизывая губы языком, покрытым дорожкой желтизны.
Я кашлянул и отвел взгляд в сторону.
— Не знаю. А как ты думаешь?
Он поднял бровь и вновь взглянул на свою тень на потолке. Я закурил сигарету. Хотелось подняться, выйти из комнаты, вернуться в нее через час и обнаружить, что его уже нет.
— Мой moto,[10] — произнес он невыносимо медленно. Как ни позорно, но, увы, я уже подумал об этом. — Поскольку он мне не понадобится, возьми его себе.
Приятно было слышать, что он разрешает. Я уставил глаза в пол.
— С твоей стороны это очень любезно, но не надо говорить такой вздор. — Я гордился умением лгать, со временем напрактиковался и усовершенствовал это искусство, но на этот раз мои слова звучали неестественно, как манифест тори. — Ты уже выглядишь лучше, — добавил я. — Еще одна ночь — и ты встанешь на ноги и помчишься через пролив на экспрессе в Марракеш. Потерпи.
Иван закрыл глаза.
— T'es tres gentile, mais c'est pas necessaire.[11]
Что-то пронеслось по его венам, вызвало нервную дрожь во всем теле, вышло через лоб. Он сомкнул веки плотнее и захныкал. Я встал и двинулся к выходу. Меня охватил ужас.
— Послушай, как насчет анальгетиков, снимающих боль? Я знаю парня, у которого есть немного, — что, если взять?
Иван кивнул в знак согласия. Он дышал прерывисто и часто, почерневшие руки разжимались и сжимались в кулаки, словно он хотел выкачать кровь из своего тела.
— Подожди немного — я скоро вернусь и воды принесу.
Он поднял руку, останавливая меня.
— Мартин, погоди. Погоди минутку. Ты должен знать кое-что, это касается moto…
Я быстро закивал.
— Да, да, я все знаю о moto. Когда вернусь, расскажешь что-нибудь еще.
Я встретил Мамута, друга Тео, когда спешил к площади, и попросил его принести в мой дом немного воды. Укоризненный жест пальца в глубине моего мятущегося сознания указал с сарказмом на мою глупость и неспособность доставить к врачу агонизирующего француза. Теперь, когда было слишком поздно, ни одна из моих отговорок не казалась убедительной. Я понимал, что в качестве последнего средства должен поместить больного в заднюю часть фургона и отвезти в отделение скорой помощи госпиталя в Коста- дель-Соль. Вот что мне нужно сделать, решил я, после того как поставлю его на ноги при помощи каких- нибудь опиатов Тео.
Я принялся взбираться по лестнице, более спокойный оттого, что выбрал курс на конструктивные действия. Уже с тринадцатой ступеньки я закричал Тео, стоявшему наверху:
— Послушай! Мне нужно что-нибудь из антибиотиков! Можно к тебе подняться?
— Да, да, да, — откликнулся он, встречая меня у двери с огромной закруткой из марихуаны. — Попробуй, — добавил с улыбкой, стекающей каплями с лица, как тающее мороженое. — Ты попадешь в сердце Африки, — заинтриговывал он, пока я делал пробную затяжку из маслянистой закрутки.
Я почувствовал необходимость присесть.
— В чем дело? — недоумевал я, по моим венам проносились прохладные горные струи, а над оврагами-извилинами пульсирующего мозга проплывали пористые облака.
— Разве это не необычно? — засмеялся Тео. Он не уставал любоваться видами, которые открывались из окон башни. — Поднимайся сюда и взгляни на океан, — поманил он меня. — Ты увидишь там даже плавающую рыбу.
Я поковылял наверх, удостовериться в подлинности его слов, ноги закоченели так, будто я принял наркотик из болиголова.
— Чтоб мне провалиться! Посмотри, — удивлялся я, — как близко Марокко! Я могу, ей-богу, даже различать там людей! — И действительно мог.
Тео обнял меня за плечи и привлек к себе.
— Гляди туда, — указывал он на скалу, на лес антенн, торчавших на ее верхушке под облаками. — Понимаешь, они могут следить за нами. — Я чуял запах его пота.
— Поставить нас под наблюдение, — уточнил я. — Они могут поставить нас под наблюдение.
Тео снял руку с моих плеч и отошел от окна.
— Они уже наблюдают за нами. — Он выдохнул большое облако дыма. — Камеры, микрофоны, радары и все такое. Они знают, кто мы.
Я взглянул на площадь внизу, прикидывая, как долго до нее лететь и как тяжело можно покалечиться. Тео был готов теперь начать разговор о чужаках в любую минуту, а я был слишком отупевшим и слабым, чтобы помешать ему. Я не мог даже покинуть его, по крайней мере пока не отошел от этого подлого гашиша или пока не удостоверился точно, на какое время и насколько не отошел.
— Прошлой ночью я видел много огней… — осекся я, но слишком поздно. Обсуждение темы чужаков открывало неограниченный доступ к запасу наркоты Тео, во всяком случае на период, пока это обсуждение проходило, но сейчас в этом не было необходимости.
— Где они собирались? — спросил Тео. — Там, у водорослей?
Я кивнул, затем аккуратно обошел обсуждение угрозы нашествия чужаков, вспомнив, что у меня дома
