– А ты боишься чего-нибудь, Дэни?
Трой не смог удержаться от этого вопроса, поскольку девушка, казалось, только получала удовольствие от столкновения с опасностью. Она заявила, что ее сердцу иногда полезно попрыгать в груди от страха, и затем неожиданно добавила:
– Ящерицы! Я их не переношу.
– Ящериц? – Трой и Грейди не могли поверить, что она боится таких маленьких безобидных существ.
– Я не переношу их, – повторила она, качая головой. – Они какие-то неестественные: похожи на раздавленную лягушку или на змею с ногами… И эти выпученные глаза. Фу!
Трой улыбнулся даже сейчас, вспомнив, как эффектно она изобразила вращающиеся глаза ящерицы. Он остановил лошадь и стал ждать ехавших за ним Грейди и Дэни. Пошел снег: большие сухие хлопья часто ложились на землю, хотя еще не закрыли ее.
– Снег идет, – прокомментировал без нужды Грейди, догнав Троя. – Думаешь, нам следует остановиться?
Трой кивком указал на возвышенность впереди.
– Там, кажется, есть холм. Там и остановимся.
Он обернулся и посмотрел на Дэни, задержавшуюся в нескольких ярдах от них. Она махнула рукой, давая понять, что они должны ехать вперед и некоторое время не оглядываться. Этот порядок они установили для того, чтобы Дэни могла удовлетворять свои личные нужды. Трой махнул ей в ответ и повернулся к Грейди.
– Езжай вперед. Я подожду ее.
Грейди медленно объехал его, ведя за собой вьючного мула. Он никому не доверял водить это животное, нагруженное его рисовальными принадлежностями. Ножки мольберта Грейди, лежащего поверх других увязанных вещей на спине мула, торчали в разные стороны.
Трой улыбнулся и покачал головой, помня, что не должен смотреть в сторону Дэни. «Ну и спутников же ты себе нашел, Фонтейн!» – подумал он, глядя на своего друга. Затем мысли его вернулись к Дэни. Он уже не мог представить, что они путешествовали без нее. Ее присутствие было таким естественным, что казалось, она с ними с самого начала. Она не жаловалась на трудную дорогу, на то, что каждый вечер, когда они устраивали стоянку, ей приходилось выполнять массу всяких дел. Вначале Трой думал, что она не выдержит напряжения дороги и сломается, но потом понял, что жизнь Дэни никогда не была легкой. Она не ждала от жизни ничего другого, кроме тяжелой изнурительной работы от зари до зари. Она сильно изменилась внешне с тех пор, как он увидел ее впервые. Ей больше не нужно было скрывать, что она женщина, и она стала уделять больше внимания чистоте своего лица. Дэни теперь каждое утро умывалась ледяной речной водой, отчего на щеках ее появился здоровый румянец. Волосы ее стали длиннее. Красивые, цвета красного дерева, они имели красноватый оттенок, казавшийся на солнце золотым. Но когда однажды Грейди, причесываясь, выразил готовность подровнять неровные концы ее волос, Дэни решительно отказалась.
– Если мне нужно будет подстричься, то я сама это сделаю, – заявила она.
Грейди больше не заговаривал об этом.
Трою казалось также, что Дэни немного пополнела. Женственная округлость ее фигуры под плотными кожаными брюками особенно была заметна, когда она нагибалась.
Он наблюдал за ней, боясь заметить признаки того, что она носит его ребенка, но спустя месяц после той памятной ночи у нее, как ему показалось, наступили месячные. Дэни тогда была необычно сердитой и раздражительной, чаще съезжала с тропы, чтобы уединиться. Однажды вечером, когда он заметил тени усталости под ее глазами, ему очень захотелось узнать, не нужно ли ей чего, но он хорошо знал Дэни и понимал, что лучше позволить ей самой позаботиться о себе. Трой был уверен, что если он обратит внимание на ее женские нужды, это только смутит и раздражит ее еще больше. Узнав что она не ждет ребенка, он успокоился, хотя в первый момент испытал странное чувство утраты. Теперь его ничто не связывало с ней, кроме сожаления. И еще сильного, мучительного желания.
Трой оглядел возвышенность, которая теперь была прямо перед ними. Снег продолжал идти: крупные хлопья, прилипавшие к его ресницам и к воротнику куртки, быстро таяли и каплями стекали по шее. Держа поводья одной рукой, он другой освободил привязанное к луке седла тяжелое шерстяное пальто и развернул его. Затем осторожно, чтобы не испугать лошадь, он натянул пальто себе на плечи, просунув руки в рукава, опустил на лоб поля своей шляпы и поднял воротник. Сунув руку в карман пальто, Трой вытащил рукавицы, которые сшила для него Дэни.
Он надел рукавицы и стал думать о предстоящей ночи. Было ясно, что им придется спать в своих палатках. Охватившее его чувство разочарования удивило его, но вместе с ним пришло осознание того, что он привык к тихим вечерам, когда они втроем сидели у костра, занимаясь каждый своим делом. Дэни, казалось, готова была без конца заниматься рукоделием. Она вязала веревки из длинных кусков высушенной оленьей шкуры, шила из шкур простые, но теплые рукавицы. Занимаясь делами она пела или развлекала их ностальгическими рассказами о Большой Джейке, Энрике, Ирландце Билли, старом Моузе и о многих других обитателях гор, которых она знала. Поначалу эти рассказы, казалось, смягчили ее тоску по Джейку Фишеру и прежнему образу жизни. Благодаря ее рассказам Трой начал узнавать человека, которого Дэни вспоминала так часто, и вскоре сделал вывод, что Большой Джейк был замечательной личностью. Фонтейн вдруг обнаружил, что сожалеет о том, что никогда не встречался с человеком, сыгравшим такую большую роль в жизни Дэни.
Грейди по вечерам рисовал эскизы и иногда писал красками. Дэни стала для него настоящим источником вдохновения. Она часто хлопала себя руками по бедрам и издавала восторженные восклицания, когда он показывал ей эскизы, изображающие охотников и индейцев, которых они с Троем встречали. В один из вечеров Дэни, с задумчивым видом просматривавшая его альбом для зарисовок, спросила Грейди:
– А ты смог бы нарисовать портрет Джейка, если бы я описала его тебе?
В течение трех последующих ночей они работали бок о бок в тусклом свете костра. Дэни описывала Джейка, и Грейди сразу рисовал его; потом она говорила, какие изменения ему нужно внести в рисунок, чтобы сходство было более полным, пока в конце концов не была удовлетворена результатом. Трой стал свидетелем того, как затуманились глаза Дэни, когда она смотрела на рисунок, держа его в руках. На следующее утро она снова долго рассматривала его, потом аккуратно сложила и положила во внутренний карман своей куртки.