бокам; у стены – кушетка пурпурного цвета с множеством подушек; справа от двери – кровать под роскошным покрывалом, рядом с которой на столике расположился набор графинов с французскими винами и бренди. Напротив у стены между книжными полками красовалась стойка с раскрытым изящно выделанным чемоданчиком из тонкой кожи, в котором поблескивали выставленные напоказ дуэльные пистолеты, а над ними на стене висела самая красивая рапира, какую когда-либо видела Мари.
– Оставьте нас!
При звуке этого голоса Мари вздрогнула. Не может быть…
– Слушаюсь, сэр. – Моряк исчез за дверью.
Мари молча ждала. На этот раз ощущение под блузой стали кинжала придавало ей заметную уверенность.
– Добро пожаловать на «Шпагу Корнуолла», дорогая. – Капитан Грегори прошел мимо нее и, усевшись за стол, повернулся. – Ты что, язык проглотила? Подойди сюда.
Она задержалась не больше чем на полсекунды.
– Я сказал подойти! Начиная с этой минуты, ты будешь выполнять мои приказания немедленно.
Медленно приближаясь к столу, Мари пыталась успокоиться. Даже толстый слой грима не мог скрыть глубокий зигзагообразный шрам, пересекавший всю левую щеку капитана. Этот шрам ему суждено носить до самой смерти.
– Приятный сюрприз, не так ли? – Джеймс Грегори обошел вокруг стола и, приблизившись к девушке, накрутил на палец прядь длинных черных вьющихся волос. От него сильно пахло бренди. – Кожа белая, как снег, грудь мягкая, как пух, а то, что внизу… крепкое и упругое… Все это мне вполне подходит. – Капитан рывком откинул ей голову назад и заглянул сверху вниз в глаза. Губы его скривились в зловещей усмешке. – Дрожишь? Не волнуйся. Я больше не стану пачкаться о то, что у тебя там внизу. Ты сама будешь умолять меня об этом на коленях еще до конца нашего путешествия.
Мари вся сжалась, полная решимости не выказывать страха.
– Я так не думаю.
– Посмотрим. – Грегори зловеще усмехнулся. – Сержант Хогарт, проводите ее в трюм. Да проследите, чтобы она оставалась там столько же времени, сколько и все остальные.
– Слушаюсь, сэр. Пошли. – Сержант грубо толкнул Мари в спину.
Трюм? Господи, только не это! От Бена она знала, о чем шла речь: именно в трюме силой завербованные матросы едят, спят, дерутся и развлекаются с двумя-тремя женщинами, которых специально для этого берут на корабль.
Капитан Грегори медленно повернулся на каблуках и отошел к окну. Теперь она заплатит ему за все.
Мари спотыкаясь вышла из каюты. Ее ожидал кошмар, еще более страшный, чем тюрьма в Пенскотт-Холле. Господи, зачем только она повстречала Джейсона Брэнда! Все, что случилось с ней, случилось из-за него. Будь он проклят!
– Сюда, – услышала она голос сержанта Хогарта.
Впереди зияла черная пропасть, в которую ей предстояло спуститься. Нет, она не может этого сделать, ведь там они ее…
– Куда мы направляемся? – Мари бессознательно пыталась выиграть время. Еще хотя бы несколько минут…
– В трюм. Вы же слышали…
– Нет, я спрашиваю не про это. Куда плывет корабль?
На лице Хогарта появилась усмешка. Кто бы она ни была, эта девушка ему все больше нравилась.
– В море, девочка. Ну, пошли.
Теперь Мари казалось, что каждый угол, каждый предмет на корабле представлял для нее смертельную опасность. Свернувшиеся змеями канаты, ведра и бочонки, низкие потолки – все внушало ей ужас.
Чем ближе они подходили к входу в трюм, тем громче доносились оттуда крики матросов.
– Я не обязан здесь служить! У меня семья в Лондоне: жена и трое здоровых сыновей, – вопил один.
– Радуйся, что эти сволочи хоть их не забрали. Что до меня, то пропади он пропадом, этот король. Одна тюрьма или другая… какая разница, – равнодушно отвечал другой.
Подняв засов, Хогарт открыл дверь, и это удивило Мари – выходит, трюм тоже был подобием тюрьмы…
– Тому, кто не хочет служить королю, придется за это ответить, – громко произнес сержант, спускаясь по лестнице под палубу.
Двое моряков с испуганными лицами скрылись в глубине трюма.
– Черт бы побрал этих болванов! – выругался Хогарт. – И о чем они только думают… Ну, с вами все, мисс. Вас выпустят отсюда, когда пожелает капитан.
– Они правы, и вы это знаете, – послышался из темноты женский голос.
Хогарт резко обернулся.
– Черт бы тебя побрал и тебя тоже, Хоуп, – ты меня до смерти напугала. Так у меня когда-нибудь сердце остановится.
– Оно у тебя давно уже остановилось, Сэмюэл, иначе ты бы хоть немного посочувствовал этим двум парням.
– Посочувствовал! Да их уже давно пора сквозь строй прогнать! А от тебя я нравоучений не потерплю. Лучше присмотри за новой девушкой. – Сержант стал подниматься по лестнице.
Женщина вышла на свет.
– Ах вот как… У наседки появился цыпленок! – Едва она произнесла эти слова, как дверь захлопнулась и деревянный засов опустился снаружи с тяжелым стуком.
Мари со страхом попятилась. Хоуп – так назвал женщину Хогарт – была одета примерно так же, как и она, однако выглядела намного крупнее: ее пышные бедра и огромная грудь колыхались при каждом движении. Глаза Хоуп казались странно безжизненными; лишь изредка в них появлялся тусклый блеск, больше напоминавший мерцание свечи.
Женщина окинула Мари оценивающим взглядом.
– Хоуп Деферд означает «Дающая надежду страждущим сердцам». Это из Библии. Так назвали меня слабоумные родители, чтоб им пусто было. Но ты зови меня просто Хоуп. – Она повернулась и стала показывать Мари трюм.
Здесь за грот-мачтой, проходившей вверх через весь корабль, размещались насильно завербованные моряки.
– Их будут держать взаперти до тех пор, пока корабль не уйдет достаточно далеко в открытое море, – пояснила Хоуп, – тогда они уже не смогут прыгнуть за борт и избавиться таким образом от королевской службы. Ни один из них до этого не бывал в плавании, все сухопутные крысы. Нам лучше пока держаться от них подальше. – Она взяла Мари за руку и повела мимо груд бочек, ящиков и сундуков, по направлению к носу корабля, где через отверстие в переборке они пробрались к небольшому пространству, отгороженному самодельным занавесом из ветхих простыней. Здесь Хоуп соорудила себе место для отдыха. – Ну вот, теперь можно и расслабиться. – Хоуп зажгла свечку под металлическим чайничком, добавила чайных листьев в кипящую воду и удовлетворенно усмехнулась: – Это особая любезность нашего мистера Гайэнны.
– Здесь кто-то произнес мое имя?
Самодельный занавес откинулся, и Мари увидела человечка, напоминавшего итальянского уличного торговца.
– Это наш доктор. Худшего не найти ни на суше, ни на море. Вроде итальянец, но я его не раз встречала на улицах Лондона. Его имя Гайэнна, но мы называем его Джузеппе. А как тебя зовут, цветочек?
– Мари. Мари Рейвен.
Доктор снял с головы котелок и обнажил лысину с остатками зачесанных наперед волос, поклонился.
– Я служила в доме лорда Роджера Пенскотта, а теперь попала в немилость.
– Должно быть, ты его здорово рассердила, если он послал тебя в такое место, – хихикнул Гайэнна.
– А я вот не жалуюсь, – фыркнула Хоуп. – Бывают места и похуже.
– Да ты чуть не с рождения смотрела на потолок через плечо мужчины: такая же, как все остальные. Дай шлюхе пристанище, и она уже на седьмом небе. Но эта девочка совсем из другого теста.
– Не имеет значения. Скоро она тоже научится давать да еще и получать от этого удовольствие; все мы одинаковы, и мужики это знают.
Мари слушала и не верила своим ушам. Так вот она, месть капитана Грегори! Ее привезли на корабль, чтобы отдать на растерзание голодным морякам. Рассказы Бена о жизни под палубой предстали перед ней в новом свете. Теперь она стала ровней тем женщинам с улицы, которым грозила голодная смерть, а то и кое-что похуже.
– Ну-ну, мой тюльпанчик, не надо расстраиваться. Они нас не тронут до тех пор, пока не выветрится их ярость. Вот когда они как следует подумают, тогда и придут к нам поделиться своим горем.
Мари проснулась от сильной качки. Ритм движения корабля изменился. Если раньше он легко скользил по воде, то теперь его подбрасывало и швыряло во все стороны. Некоторое время она лежала неподвижно, прислушиваясь к звукам, доносившимся с палубы. Хоуп куда-то исчезла, мерцающий свет свечи наполнял небольшое помещение причудливыми извивающимися тенями. Внезапно Мари вскочила, объятая ужасом. Что, если корабль тонет? Быстро пройдя обратный путь к выходу, она остановилась у того места, где томились завербованные матросы. Выглядели они все ужасно – лохмотья из парусины едва прикрывали их тела, а на бледных, нездоровых лицах отражались ярость и страх.
Стоя в центре и уперев руки в бока, Хоуп презрительно обращалась к верзиле с большущим животом:
– Можешь говорить все, что угодно, Том Ганн, но ты навлечешь беду на нас на всех.
– Придержи язык, женщина, эти помои даже голодная собака не станет есть!
– Плевать мне на собаку, а вот если ты не замолчишь, познакомишься с плеткой-девятихвосткой.
– Лучше убирайся за свою простыню – не хочу иметь дела с такими, как ты. Мы честные люди; нас обманом утащили от дома, от родного очага. Что станется без меня с моей семьей? И все это дело рук капитана. – Вскинув глаза, говоривший увидел Мари и, огромными шагами приблизившись к ней, вывел ее вперед. – Чтоб я пропал! Еще одна! Значит, вас тут две, чтобы нас усмирять?
В трюме наступила мертвая тишина. Множество глаз не отрываясь смотрели на Мари.
– Не может быть, – произнес кто-то. – Она ненастоящая.
– Лакомый кусочек, клянусь Богом!
Мари подняла глаза: тощий как плеть человек с ястребиным лицом, ухмыляясь, смотрел на