– Чего-чего он не делает?

– Не снисходит, – повторил Барни.

– СНИ-СХО-ДИТ, – послышался из темноты голос Марго. – Не опускается до лжи, мистер Крендлер. Или, чтобы вы еще лучше поняли, не унижается до нее.

– Доктор Лектер давал ей весьма нелестные, характеристики, – продолжил Барни, – а затем говорил что-нибудь очень приятное. Она стойко и терпеливо сносила насмешки, после которых похвалы доктора казались ей особенно приятными. Она знала, что его слова – правда, а не какое-нибудь дерьмо собачье. Доктор же находил ее очаровательной и забавной.

– И вы способны были определить то, что доктор Лектер находил ее забавной? – проскрипел профессор Демлинг. – Каким образом вы это сумели установить, брат милосердия Барни?

– По тому, как он смеялся, доктор Дамлинг[40]. В медицинском училище был такой предмет – «Оптимизм и его роль в исцелении».

Никто не понял, то ли это громко фыркнула Марго, то ли аэрарий аквариума издал несколько несвойственный для себя звук.

– Спокойно, Барни, – сказал Мейсон. – Расскажите нам остальное.

– Слушаюсь, сэр. Порой, когда кругом было относительно тихо, доктор Лектер и я проводили за беседой большую часть ночи. Мы говорили о тех предметах, которые я заочно изучал, и о других материях. Он…

– А вы, случайно, не изучали по переписке и психологию? – спросил доктор Демлинг.

– Нет, сэр. Я не считаю психологию наукой. Так же как и доктор Лектер, – сказал Барни и поспешно, пока респиратор не позволял Мейсону его оборвать, продолжил:

– Я всего-навсего могу повторить то, что он мне говорил о ней. Доктор Лектер утверждал, что видит, чем Старлинг может стать. Сейчас, говорил он, девушка очаровательна так, как может быть очарователен котенок, которому предстоит превратиться в большую дикую кошку. Тогда играть с ней будет невозможно. Обладая непосредственностью щенка или котенка, говорил он, Старлинг оснащена, в миниатюре, всеми видами оружия, которым вооружен взрослый зверь, и мощь этого оружия постоянно возрастает. Тем не менее пока ей приходилось бороться всего лишь с другими щенками, говорил доктор Лектер, и все это его забавляло.

Возможно, вам все станет более понятно, если я расскажу о том, как все начиналось. Начало было весьма вежливым, но доктор никак ее не воспринял. Затем, когда она уже уходила, другой заключенный брызнул ей в лицо спермой. Это вывело доктора Лектера из равновесия, вызвало у него смущение. Тогда в первый и в последний раз я увидел его огорченным. Она это тоже заметила и тотчас попыталась этим воспользоваться. Мне кажется, что его восхитила ее настырность.

– Как он относился к другому заключенному – тому, который брызнул в нее спермой? Имелся ли между ними контакт?

– В обыкновенном понимании – нет, – ответил Барни. – Доктор Лектер его просто убил той же ночью.

– Разве они не находились в разных камерах? – спросил профессор Демлинг. – Как Ганнибал Лектер это сделал?

– Третья палата от палаты доктора Лектера, и к тому же на противоположной стороне коридора, – сказал Барни. – Среди ночи доктор с ним вначале немного поговорил, а затем велел проглотить язык.

– Итак, Клэрис Старлинг и Ганнибал Лектер стали.., друзьями? – спросил Мейсон.

– Лишь в рамках формальной структуры, – сказал Барни. – Они обменивались информацией. Доктор делился с ней своими соображениями относительно серийного убийцы, на которого она вела охоту, а Старлинг расплачивалась с ним сведениями о себе. Доктор Лектер говорил мне, что у девушки очень сильный характер, чересчур много выдержки и мужества, и все это может пойти ей во вред. Он считал, что Старлинг будет действовать на пределе сил, если того потребует ее работа. Кроме того, он как-то заметил, что на ней лежит проклятие «высокого вкуса». Что доктор хотел этим сказать, я не знаю.

– Скажите, доктор Демлинг, что он хотел – трахнуть ее, убить, съесть или еще что-нибудь? – поинтересовался Мейсон, исчерпав все варианты, которые смог придумать.

– Я не стал бы исключать ни первого, ни второго, ни третьего, – ответил доктор Демлинг. – Но я не решился бы предсказать порядок, в котором он может совершить эти действия. Но основной мой вывод заключается в следующем. Все попытки желтой прессы или людей с менталитетом, свойственным этой прессе, романтизировать их отношения, воссоздать миф о «Красавице и чудовище» далеки от реальности. Цель доктора Лектера – унижение Старлинг, ее страдания и в конечном итоге смерть. Он дважды выступил в ее защиту. Первый раз, когда ей в лицо брызнули спермой, и вторично, когда ее стали терзать газеты, после того как она застрелила этих людей. Доктор появляется в личине ментора, но на самом деле его возбуждают ее страдания. Когда напишут историю Ганнибала Лектера, а напишут ее непременно, этот случай целиком будет считаться классическим проявлением авункулизма Демлинга. Чтобы привлечь его внимание, она должна страдать.

На лбу Барни между широко расставленных бровей появилась глубокая морщина.

– Могу ли я добавить, мистер Мейсон, коль скоро вы меня пригласили? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Находясь в лечебнице, доктор Лектер отвечал ей, когда она, сохраняя самообладание, продолжала свою работу, когда все его насмешки отскакивали от нее как горох от стенки. В письме он называет ее «воительницей» и специально подчеркивает, что во время перестрелки она спасла ребенка. Доктор восхищается ее отвагой и отдает дань уважения ее самодисциплине. Он говорит, что не имеет планов забрать ее жизнь. Учтите, что доктор Лектер никогда не лжет.

– Перед нами типичный пример того, что я называю образом мышления желтой прессы, или «таблоидным» мышлением, – сказал Демлинг. – Ганнибалу Лектеру чужды такие эмоции, как восхищение или уважение. Он не знает таких понятий, как теплота чувств или привязанность. То, что говорит Барни, есть лишь романтическая иллюзия, вызванная недостатком образования.

– Доктор Демлинг, вы меня не помните, не так ли? – спросил Барни. – Я дежурил в отделении, когда вы пытались поговорить с доктором Лектером. С ним многие пытались побеседовать, но, насколько я помню, вы