в том, что мне пока не обязательно принимать его. Эта мантра повторялась, пока я сбривал бороду; пока я надевал приличный черный костюм и белую рубашку; пока я шагал по улице и ловил такси и даже пока я стоял на углу Даунинг-стрит за пять минут до намеченного срока. Еще не поздно вернуться, успокаивал меня внутренний голос. Через широкий нарядный бульвар Уайтхолла я видел, как к Банкетному дворцу подъезжали машины и такси. Судя по всему, там и должна была проходить презентация. В сиянии вечернего солнца сверкали вспышки фотоаппаратов, но они казались лишь бледным напоминанием о днях прежней славы Адама Лэнга.

Озираясь по сторонам, я продолжал высматривать Амелию. Мой взгляд скользил по конным часовым на улице Хорс-Гардс, по тротуару около министерства иностранных дел, по площади рядом с викторианским домом сумасшедших, который назывался Вестминстерским замком. Знак на противоположной стороне улицы у входа на Даунинг-стрит указывал на военный музей. Это здание всегда ассоциировалось у меня с портретом Черчилля, с его неизменной сигарой и победным жестом из двух поднятых пальцев. А бульвар Уайтхолл напоминал мне о документальном фильме про бомбардировки Лондона. Я видел его в детстве, и там показывали эту улицу: мешки с песком, белые бумажные полоски, наклеенные на оконные стекла, лучи прожекторов, слепо шарящие в темноте, гул бомбардировщиков, взрывы фугасных снарядов и зарево от пожаров в Ист-Энде. Тридцать тысяч погибших только в одной столице. Вот это, как сказал бы мой отец, и была настоящая война — в отличие от нынешней капели из тревог, суеты и глупости. Однако Черчилль пешком добрался в парламент через парк Св. Джеймса, поднимая шляпу в ответ на приветствия прохожих. И за ним в десяти шагах шел лишь один детектив из полицейского управления.

Громкие удары Биг-Бена, отбивавшие седьмой час, отвлекли меня от этих мыслей. Я снова посмотрел налево и направо, удивляясь отсутствию Амелии: она запомнилась мне пунктуальным человеком. Но через миг я почувствовал прикосновение к руке и, повернувшись, увидел ее перед собой. Она стояла на фоне темного каньона Даунинг-стрит, держа в руке кейс. В своем строгом темно-синем костюме Амелия выглядела старше и казалась какой-то поблекшей. В моем уме промелькнули картины ее будущего: крохотная квартира, адрес на окраине города и старый верный кот. Мы обменялись вежливыми приветствиями.

— Нам туда, — сказала она.

— Тогда пойдем.

Мы зашагали к бульвару на небольшом расстоянии друг от друга.

— Не знал, что вы вернулись работать в десятый дом, — сказал я.

— Меня лишь на время прикрепляли к Адаму, — ответила она. — Но теперь король умер.

Ее голос дрогнул. Я обнял Амелию за плечи и погладил ее по спине, словно она была ребенком, упавшим на асфальт. Слезинки, скатившиеся по ее щекам, упали на мою руку. Она отстранилась от меня, открыла кейс и вытащила носовой платок.

— Прошу прощения, — сказала она.

Амелия прочистила нос и сердито топнула высоким каблуком, упрекая себя за слабость.

— Я думала, что уже покончила с этим, но, видимо, еще не совсем.

Взглянув на меня, она мрачно добавила:

— Вы выглядите ужасно. Прямо как…

— Как призрак? — спросил я. — Спасибо. Мне это часто говорят.

Она вытащила косметичку, осмотрела себя в зеркало и внесла быстрые коррективы в свой макияж. Я по-прежнему находил ее соблазнительной. Неудивительно, что ей требовался сопровождающий. Но странно, что для этой цели Амелия избрала меня.

— Ладно, — захлопнув косметичку, сказала она. — Пошли.

Мы протиснулись через толпу туристов на Уайтхолл.

— Так, значит, вас не пригласили? — спросила она.

— Нет. И я удивлен, что вы предложили мне свою компанию.

— Ну, это не так уж и странно, — с притворной беспечностью ответила Амелия. — Рут переиграла всех, не так ли? Она стала национальной иконой. Убитой горем вдовой. Наша собственная Джекки Кеннеди. Она даже не возражала против моего появления. Я больше не представляю для нее угрозы — еще один трофей на параде победы.

Мы перешли улицу.

— Вон из того окна Чарльз Первый выпрыгнул, когда его вели на казнь, — указав рукой на витрину, сказала она. — Интересно, найдет ли кто-то в этом ассоциативную связь?

— Плохой подбор персонала, — ответил я. — Если бы охрана не зевала, такого бы не случилось.

Как только мы оказались в помещении, я понял, что мне не следовало приходить сюда. Амелия открыла кейс перед работником из службы безопасности. Я выложил ключи, прошел через металлодетектор и позволил обыскать себя. Что же это получается, думал я, задрав вверх руки, пока охранник прощупывал мой пах. Теперь даже на пьянку не попадешь без предварительного обыска. В огромном зале Банкетного дворца нас встретили громкие возгласы, неровный шум беседы и стена повернутых спин. Я сделал для себя правилом безоговорочный отказ от презентаций, которые устраивались в честь моих книг, и сейчас мне снова довелось убедиться в правоте подобного решения. Писателя-«призрака» на таких вечеринках принимают с тем же радушием, что и незаконнорожденное дитя жениха на свадебном пиру. Плюс ко всему, я никого здесь не знал.

Ловко подхватив пару фужеров с шампанским с подноса проходившего официанта, я передал один бокал Амелии.

— Что-то Рут не видно, — сказал я.

— Похоже, она в гуще толпы. Ваше здоровье.

Мы чокнулись фужерами. На мой вкус, шампанское является еще более нелепым напитком, чем белое вино. К сожалению, тут ничего другого не предлагали.

— Если вы позволите мне немного критики, то я скажу вам, какой элемент упущен в вашей книге. Это Рут.

— Я знаю. Мне хотелось написать о ней побольше, но она отказалась.

— Очень жаль.

Наверное, напиток придал храбрости обычно осторожной миссис Блай. Или она тоже чувствовала связь, возникшую между нами. Ведь мы оба уцелели в момент убийства Лэнга. В любом случае, она прижалась ко мне, одурманив знакомым запахом.

— Я обожала Адама и думаю, он имел сходные чувства по отношению ко мне. Но я не питала никаких иллюзий. Он никогда не оставил бы ее. Адам еще раз сказал мне об этом во время поездки в аэропорт. Они были идеальной парой. Он знал, что без нее останется ни с чем. И он предупредил меня о тщетности наших отношений. Адам был обязан ей, потому что именно она сплетала паутину власти. Это Рут первоначально имела нужные контакты в партии. Фактически, если вы не знали, ее выдвигали в парламент. Ее, а не его! Этого нет в вашей книге.

— Я не обладал такой информацией.

— Однажды Адам рассказал мне о той интриге. О ней почти ничего не известно. По крайней мере, я никогда не встречала документов, связанных с этим вопросом. Но первоначально его место в парламенте предназначалось для Рут. А она в последнюю минуту решила уйти в тень и предложила вместо себя Адама.

Мне вспомнился разговор с Райкартом.

— Представитель от Мичигана, — пробормотал я.

— Что?

— Представителем партии в парламенте был в ту пору человек по имени Гиффен. Он так упорно отстаивал американские интересы, что его прозвали представителем от Мичигана.

Я почувствовал смутное беспокойство.

— Разрешите один вопрос? За неделю до того, как убили Адама… Почему вы все время настаивали, чтобы рукопись Макэры находилась под замком?

— Я же говорила вам. Из-за безопасности.

— Но в ней не было никаких государственных секретов. Мне это известно лучше остальных. Я прочитал там каждое слово не меньше дюжины раз.

Амелия быстро осмотрелась по сторонам. Мы по-прежнему стояли на краю собравшейся толпы. Никто