целей эта дверь не используется, — дождь начал утихать. К тому времени, как я приняла душ, оделась, причесалась и накрасилась — иными словами, привела себя в полную боевую готовность для встречи с Буббой Сивеллом, — в небе сияло солнце, а лужи во внутреннем дворе испускали пар. Я включила телевизор, чтобы посмотреть Си-эн-эн, — богатые наследницы должны быть в курсе новостей. Никаких событий, сопоставимых по масштабу с тем, что вчера потрясло мою жизнь, в мире не произошло. Взглянув на часы, я поняла, что настало время выходить из дома.
Сама не знаю, почему я так волновалась. Я прекрасно понимала, что, войдя в дом Джейн, не увижу посреди комнаты сверкающую груду золотых монет. Прежде чем я смогу распоряжаться доставшимся мне наследством, должно пройти никак не меньше двух месяцев. Бубба Сивелл уже успел предупредить меня об этом. Раньше мне не раз доводилось бывать у Джейн, и я знала, что дом ее не поражает воображение.
Очень может быть, теперь, когда я стала владелицей этого дома, он произведет на меня совершенно другое впечатление. Никогда прежде мне не доводилось быть владелицей недвижимости. Теперь я узнаю, что это такое.
А еще я узнаю, что такое быть независимой. Прежде я всегда рассчитывала на мамину поддержку. Конечно, на зарплату библиотекаря я смогла бы кое-как свести концы с концами, к тому же жалованье проживающего менеджера и возможность не платить за аренду дома изрядно скрашивали мое существование.
Ночью я несколько раз просыпалась и представляла, как буду жить в доме Джейн. То есть в собственном доме. Впрочем, никто не помешает мне продать его и купить любой другой дом. В любом другом месте.
И сейчас, открывая дверцу машины, я чувствовала, что мир переполнен возможностями. Головокружительными возможностями, от которых у меня захватывало дух.
Дом Джейн располагался на Онор-стрит, в одном из старинных кварталов Лоренсетона. Все улицы здесь носили названия христианских добродетелей. Для того чтобы попасть на улицу Чести[2], нужно было проехать по улице Веры. Кстати, Онор-стрит заканчивалась тупиком, вблизи которого и стоял дом Джейн. Его окружали небольшие дома, в идеально ухоженных двориках росли огромные старые деревья, под которыми пестрели клумбы. Двор дома Джейн тонул в тени развесистого дуба, стоявшего здесь с незапамятных времен. Подъездная дорожка вела к гаражу на одну машину. Прямо из гаража открывалась дверь в кухню. Так как сегодня я явилась в этот дом в качестве посетительницы, а не хозяйки, то оставила машину на подъездной дорожке и по извивистой тропе направилась к парадной двери. Дом, подобно всем прочим в этом квартале, был выкрашен в белый цвет и обсажен кустами азалий. Весной, в пору цветения, они представляют собой восхитительное зрелище.
Подойдя к дверям, я увидела, что ноготки, росшие около почтового ящика, засохли. В душе у меня защемило. Руки, заботливо поливавшие эти желтые цветы, теперь пребывают в вечной праздности глубоко под землей.
Я появилась немного раньше назначенного срока и теперь могла спокойно оглядеться по сторонам. Во дворе дома, находившегося справа, росли роскошные розовые кусты. Что касается соседей слева, то они, судя по всему, не слишком беспокоились о внешней красоте своего жилища. По крайней мере, дом их имел довольно нелепый вид благодаря обилию пристроек. На крыше гаража было устроено жилое помещение, соединенное с домом крытым переходом, а мансард и балконов имелось столько, что я сбилась со счету.
Дом, соседствующий с этим архитектурным шедевром, был на улице последним. Я вспомнила, что он принадлежит Мейсону Тернеру, издателю ежедневной лоренсетонской газеты. Когда-то Тернер ухаживал за моей мамой. Дом с веселенькими канареечными ставнями, стоявший на другой стороне улицы, прямо напротив дома Джейн, был украшен плакатом «Продается». Рядом с ним, на той же стороне, прежде жила Мелани Кларк, которая тоже являлась членом в бозе почившего клуба «Знаменитые убийства». Судя по минивэну на подъездной дорожке, сейчас в этом доме поселилась многодетная семья. Дом, стоявший слева от выставленного на продажу, пребывал в довольно запущенном состоянии. В отличие от всех прочих, во дворе этого дома росло одно-единственное дерево, что придавало зданию какой-то незащищенный вид. Кроме того, к крыльцу был пристроен пандус для инвалидного кресла.
Сейчас, ясным летним днем, в квартале царила блаженная тишина. Но я знала, что за домами расположена школьная автостоянка, огороженная высоким забором. Сейчас она была пуста, но с началом учебного года воздух там наверняка будет дрожать от криков и визга. Пока тишину нарушал лишь шум газонокосилки, доносившийся с лужайки перед угловым домом; этот мирный летний звук навевал покой и приятные мысли.
Вы все хорошо продумали, Джейн, беззвучно пробормотала я. Вы хотели передать этот дом в хорошие руки. И вы выбрали меня.
Увидев, что напротив дома притормозил «БМВ» мистера Сивелла, я набрала в грудь побольше воздуха и направилась к нему.
Бубба Сивелл вручил мне ключи, которые я судорожно зажала в кулаке. Процедура вступления во владение недвижимым имуществом свершилась.
— Этот дом принадлежит вам, и против этого не может быть никаких возражений, — заявил Бубба. — До сих пор никто не предъявил на него претензий и, я уверен, не предъявит. Так что вы можете делать с ним все, что угодно: можете поселиться здесь, можете готовить его к продаже. Что касается денег, — тут Бубба многозначительно поднял вверх указательный палец, — вам придется подождать. До тех пор, пока завещание не будет официально утверждено, все счета за дом по-прежнему будут приходить ко мне, как к доверенному лицу покойной.
Слушая его, я ощущала себя девочкой, с нетерпением ожидающей своего шестого дня рождения, на который ей обещаны замечательные подарки.
— Вот этот ключ, — указал Бубба на связку, которую я сжимала в руке, — предназначен для парадной двери, вот этот — для задней. Маленький ключ — от сейфа Джейн в Восточном национальном банке. Там хранятся кое-какие драгоценности и документы, и ничего больше.
Дрожащими пальцами я повернула ключ в замке, и мы вошли в дом.
— Что за черт! — вырвалось у Буббы.
Никогда бы не подумала, что он способен употреблять подобные выражения.
На полу валялись подушки, сорванные с кресел и дивана. Сказать, что в гостиной и кухне стоял полный разгром, было бы некоторым преувеличением, однако следы чужого присутствия сразу бросались в глаза.
Кто-то явно здесь побывал.
Осмотрев дом, мы обнаружили, что окно спальни для гостей, выходящее на задний двор, разбито. Эта деталь до крайности не соответствовала атмосфере уюта и аккуратности, царившей в маленькой комнате с двумя кроватями, застеленными белоснежными покрывалами, и с цветочными обоями на стенах. Ковра на деревянном полу не было, а потому ликвидировать погром не составило труда. И вот, едва войдя в свой новый дом, я принялась хозяйничать: отыскала в кухонном шкафу совок и веник и осторожно убрала осколки.
— По-моему, ничего не исчезло, — не без удивления заметил мистер Сивелл. — Но все равно, надо позвонить в полицию. Наверное, какие-то прохвосты прочли некролог в газете и решили проверить, нельзя ли чем-нибудь поживиться в опустевшем доме.
Я в растерянности смотрела на него, держа в руках наполненный осколками совок.
— Но если это так, почему ничего не пропало? — спросила я. — Почему эти самые прохвосты оставили на месте телевизор, радиоприемник и микроволновку? Неужели решили, что не стоит возиться с подобной ерундой?
— Может, и так, — пожал плечами Бубба и, сняв очки, задумчиво уставился на меня своими близорукими глазами. — Скорее всего, взломщиками были подростки, которые просто-напросто хотели устроить себе маленькое приключение. Не исключено, что-то их напугало и они дали деру. Предположения можно строить до бесконечности.
— Мне кое-что хотелось бы уточнить, — пробормотала я, опускаясь на одну из кроватей.
