тебя из беды.

Все это она говорила, мало-помалу переходя на едва слышный шепот; она сидела, понурившись, и помешивала ложечкой шоколад, уставясь невидящими глазами в коричневую, вязкую жидкость, и плакала, а из музыкального автомата звучала труба Гарри Джеймса.

– Шерли, душа моя… Любимая… Это же бред, безумие чистой воды!

– Вот ты и разволновался. Я же знала. Этого я и боялась. Почему ты не захотел подождать?

– Я совершенно спокоен. Совершенно. Значит, таков был твой обет перед Богом. И что же ты собираешься делать? То есть – что практически?

– То, что предлагала Джоан до того, как мы приехали в Европу. Я уеду из Лос-Анджелеса. Переберусь в другой город. На востоке. Может быть, в Нью-Йорк. Может, устроюсь на телевидение. Не знаю, не задавай мне лишних вопросов, Питер. Знаю только, что уйду от тебя – навсегда.

– Не бывать этому!

– Но я должна это сделать. Я поклялась. Не могу обманывать Его во второй раз!

– Во второй раз?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Джоан никогда ничего не узнает. Никогда. И ничего.

– Но я не хочу больше жить с Джоан! Я брошу ее, как только закончу фильм!

– Возможно. А возможно, вы еще вернетесь друг к другу, когда меня не будет рядом. Никому не дано знать, что будет – даже через секунду. Кроме Него. А Он охранял и ограждал нас до нынешнего дня. Ты выдержишь съемки до конца, Питер, и вылечишься. И вновь будешь блистать на экране, чего ты так жаждешь.

– Прекрати.

– Как… как ужасно, что пришлось сказать тебе все это уже сегодня… теперь мне уже нельзя оставаться рядом… мне придется теперь же уехать… сегодня… завтра… – Она опять принялась вытирать слезы, но из глаз струились все новые и новые. – И все же так будет лучше для нас обоих – для тебя и для меня.

– Хуже не придумаешь! И глупее тоже! Какая-то философия навыворот! Ни одной здравой мысли!

– Нет, – серьезно возразила она. – Они все здравые. Ты в самом деле думаешь, что мы могли бы быть счастливы друг с другом – по-настоящему счастливы – после всего, что произошло? С… ребенком? С Джоан, которой придется где-то стариться в одиночестве – или сделать что-то над собой? Никогда в жизни! Нет, так будет лучше, Питер. Это правильное решение. И я поклялась его выполнить.

Она повернула голову и поглядела в окно на бушующую метель. На той стороне улицы открылась калитка, и из нее вышли смутные силуэты Хенесси и его брата.

Шерли встала.

– Что случилось?

– Я… мне сейчас надо уйти… Больше не могу оставаться с тобой, не то совсем обессилею. Нам надо еще держаться по-прежнему перед Джоан.

– Куда ты собралась?

– Вернер отвезет меня в город. Мы с тобой увидимся позже. – Она поцеловала меня и прикоснулась к моему лицу мокрой от слез щекой. – Я люблю тебя. И буду любить только тебя всю жизнь.

В следующий миг она схватила свою шубку и побежала к двери. Я сидел за столиком у окна как приклеенный. Но вдруг вскочил.

– Шерли!

Влюбленные у стойки и официантка повернулись в мою сторону.

А, плевать. Плевать.

Это было не видение, не сон и не мираж. Это была реальность. Я крикнул:

– Остановись!

Она была уже на улице. Я выскочил следом.

Снег хлестнул меня по лицу, ослепил, в первое мгновение я вообще ничего не видел. Потом увидел рыжие волосы Шерли, белую шубку, черные чулки, но лишь как цветовые пятна.

– Шерли!

Не надо было кричать. Потому что от моего крика она стремглав помчалась вперед, словно спасаясь от меня, и выбежала на проезжую часть улицы. Из густых клубов снежного вихря вынырнуло огромное черное чудовище – автобус. Тормоза взвизгнули, колеса пошли юзом, чудовище начало заносить. Когда ветер на секунду затих, я увидел совершенно отчетливо, как водитель автобуса отчаянно крутанул руль. Слишком поздно.

Автобус столкнулся с легковушкой, ехавшей в противоположном направлении. Звон разбитого стекла, скрежет металла. Хлопок лопнувшей шины. Со всех сторон к месту катастрофы сбегались толпы людей, выныривая из снежной круговерти, словно эринии, богини возмездия, не обращая внимания на гудки машин, звонки трамваев и истерические женские вопли.

Я пробился сквозь толщу толпы на середину проезжей части. Работая кулаками, я лупил не глядя по плечам, зонтикам и спинам.

– Шерли! Шерли! Шерли! Наконец я добрался до автобуса.

Я все еще вопил. Люди отшатывались от меня. А снег хлестал нас всех бесчисленными бичами белого цвета. Водитель выскочил из кабины и все время кричал: