— Я не могу приехать в Уивенхо юношей, а потом превратиться в леди, — ответила принцесса, — даже если меня там не знают. Я надену платье здесь, а ты зашнуруешь корсет.
У Дженкса сделался такой вид, как будто ему приказали босиком станцевать на горячих углях, но его госпожа как ни в чем не бывало зашла за деревья и сдернула с себя колет, рубашку и бриджи. Платье было не самое лучшее, несмотря на то что после стольких лет разлуки Елизавете хотелось покрасоваться перед тетей и кузеном в нарядном туалете. Нижних юбок она не взяла, так что платье будет висеть на ней, как на крестьянке.
— Пропасть! — выругалась Елизавета, когда с нее сползла шапочка и выскочившая из волос шпилька за что-то зацепилась.
Принцесса дернула сильнее и наконец смогла вздохнуть полной грудью. Она расправила юбку. Складки должны разгладиться под тяжестью ткани и благодаря влажному воздуху. Елизавета вынула шпильки из растрепавшейся прически и распустила волосы по плечам. Раз уж она забыла приличную шляпу, придется обойтись капюшоном накидки.
— Давай-ка зашнуруй, — обратилась она к уже спешившемуся Дженксу, приподнимая юбки и шагая ему навстречу.
Она затолкала мужское платье в седельную сумку, потом отвернулась и подняла волосы, чтобы Дженкс мог добраться до шнуровки на спине.
Молодой человек стоял как вкопанный.
— Представь, что подтягиваешь подпругу или что-то в этом роде, — подбодрила его принцесса.
Она чувствовала, что ее отважный слуга, которого редко что-то пугало, приступил к делу с дрожью в руках. Елизавета мысленно металась между тетиным домом и Хэтфилдом, из которого выскользнула ночью, словно по уши влюбленный простак, убегающий на тайное свидание. Но на карту было поставлено гораздо больше, чем романтическая встреча. Елизавета наскоро помолилась о том, чтобы Кэт удалось удержать Поупов и здесь все сложилось хорошо.
— Готово, только не знаю, правильно ли я все сделал, ваше… я хотел сказать, миледи.
— Леди Пенелопа Корниш из Айтем Моута, что в Кенте, и не забывай об этом. А теперь продолжим путь. Подсади меня и не болтай лишнего с ребятами на конюшне леди Стаффорд и посудомойками.
— Знаю, — сказал Дженкс, когда они снова пустили усталых лошадей рысью. — Но госпожа Эшли заставила меня поклясться, что я пойду первым и проверю, не ловушка ли это.
Скромный особняк с первого взгляда поразил Елизавету сильнее, чем великолепные замки и роскошные дворцы. Она смотрела и гадала, могла ли Мария Болейн быть счастлива здесь с безродным мужчиной, которого любила, которого выбрала, невзирая на гнев короля и родных. Словно в ответ на невысказанный вопрос бледный рассвет окрасил фронтоны чистым золотом. Осенний мороз усыпал жемчугом серую, крытую соломой крышу. Серебристый дымок клубился из кирпичных труб, а многостворчатые окна со средниками сверкали, точно бриллианты в оправе. Да, этот дом был сокровищем четы Стаффордов, и в груди Елизаветы засаднило от зависти к тому, чего она никогда не познает.
Желудок Елизаветы сжался, словно угодивший в силки зверек. Она плотнее закуталась в грязный коричневый плащ и придержала лошадь, а Дженкс въехал на центральную лужайку, ведя за собой двух запасных лошадей. Принцесса услышала, как он крикнул: «Эй, там!» — потом еще что-то. Высматривая в ромбах оконных стекол приветливые лица, Елизавета ерзала на спине лошади. Она знала, что долгий путь в мужском седле не пройдет для нее даром, но боль и риск того стоили — по крайней мере, она об этом молилась.
В поле ее зрения опять возник Дженкс. Он шел пешком, размахивая руками, будто мельница лопастями.
— Леди Стаффорд распорядилась, чтобы леди Корниш сразу по прибытии провели к ней в покои, — сообщил он, когда Елизавета подъехала ближе.
Плотно сложенные мужчина и женщина в простой одежде встретили ее в мощенном булыжником центральном дворике. Любопытство легко читалось в их открытых лицах, так непохожих на гримасы, которые Елизавете приходилось видеть при дворе и даже в Хэтфилде.
Дженкс помог ей спешиться.
— Добро пожаловать, миледи Корниш, — проговорил мужчина, в то время как женщина изобразила такой неумелый реверанс, что Елизавета тут же поняла, как прошли для ее тети все эти годы добровольного изгнания. В доме Марии, сестры королевы Анны Болейн, не знали церемоний, и хозяйке прекрасно жилось без них.
Слуги представились гостье. Их звали Пирс и Гленда. Это были эконом и его жена.
Войдя в дом, Елизавета обратила внимание на то, что тишину большого зала нарушает только слабое потрескивание огня в камине. Дженкс следовал за ней по пятам. В одной руке он вертел свой берет, а другой по-прежнему настороженно придерживался за эфес меча.
В галерее второго этажа с шумом распахнулась дверь одной из спален. Огонь, пылавший в камине, отбросил на балочный потолок вытянутую тень. Женщина с длинными седыми волосами, одетая в белую сорочку и халат, выбежала вперед, схватилась за перила и склонилась к гостье, вздрагивая, будто призрак, приготовившийся к полету.
— Это ты? — крикнула женщина. — Хвала Господу! Это ты?
Гленда стала подниматься по ступенькам.
— Миледи, вам нельзя вставать. Я шкуру спущу с Мег за то, что она оставила вас одну, когда вам нездоровится. Вот леди Корниш, она приехала к вам, как вы надеялись…
Но Елизавета быстрее Гленды поднялась по ступенькам и обогнула лестничную площадку. Юбки мешали ей, но она приподняла их и почти побежала вверх. Леди, а тем более дочери короля, не пристало бегать по лестницам, но ведь она боялась даже мечтать об этом воссоединении.
Лицо Марии Болейн было худым и изможденным, белая кожа обтянула тонкие кости, глаза, сиявшие когда-то яркой синевой, сделались теперь почти бесцветными от слез и боли. Мария прижимала руку к животу и дышала сквозь стиснутые зубы. Как могло случиться, что неотразимая белокурая красавица превратилась в эту увядшую, болезненную и старую женщину? Елизавета всегда представляла тетю молодой и смеющейся, похожей на смутный образ матери, который сохранился в ее памяти, но сейчас Марии Болейн, по-видимому, было уже за пятьдесят.
Однако, приглядевшись внимательнее, Елизавета поняла, что дух Марии пылал с прежней силой. Леди Стаффорд подняла дрожащую руку, останавливая служанку, и сказала:
— Моя подруга, леди Корниш, поможет мне вернуться в постель. Будь добра, принеси ей хороший завтрак — сейчас же.
У леди Стаффорд был такой вид, будто ей вот-вот станет дурно, но она сдержала рвотный позыв, зажав рот ладонью. Одной рукой она оперлась на перила, чтобы не упасть. Гленда развернулась и принялась тяжело спускаться по ступенькам, ворча себе под нос.
— Дорогая тетушка, — шепнула Елизавета, — позвольте, я помогу вам.
Она обняла Марию одной рукой, а другой подхватила ее под локоть. Какой худой оказалась ее тетя под льняным халатом — кожа да кости.
— Теперь со мной все будет хорошо, — упрямо проговорила Мария и сжала от боли губы. — Теперь все будет хорошо.
Они проковыляли в спальню, и Елизавета закрыла дверь. Мария оперлась на кровать, но стоило принцессе отвернуться, чтобы взять табурет, как та повалилась на колени на шерстяной коврик.
— У меня больше нет сил на реверансы, — пробормотала Мария Болейн, когда Елизавета опустилась рядом с ней на колени и помогла ей подняться. — И потом, долгие годы рядом со мной не было никого, ни единого человека, который заслуживал бы моих реверансов, после того как он уничтожил мою… нашу… семью.
— Не разговаривайте сейчас, — попросила Елизавета. — Здесь никто ни перед кем не должен приседать в реверансе. Поберегите силы, чтобы мы могли поговорить.
Внезапно по изнуренному лицу женщины покатились огромные слезы. Елизавета, привыкшая плакать исключительно наедине с собой, привлекла тетю к себе, сдерживая слезы.
— Ах, моя милая, — торопливо заговорила Мария Болейн, как будто Елизавета могла исчезнуть, если она замолчит, — ты унаследовала стройность матери, ее темные глаза и цепкий взгляд, а еще руки,