Чистая правда, что Томас Кромвель был секретарем и советником великого и могущественного королевского министра, кардинала Уолси. Плечо у него было не сломано, а только вывихнуто — оно выскочило из сустава. К моему огорчению, он все же перебрался в Дартингтон-холл, где лекарь лорда Барлоу вправил ему вывих, сделал перевязку и напоил болеутоляющим отваром трав. Мод, раздавшаяся вширь и напоминавшая мешок шерсти, восторгалась тем, что Кромвель дал отцу полкроны за уход.

На протяжении нескольких дней я лишь краешком глаза видела Кромвеля, который разгуливал по усадьбе вместе с лордом Барлоу. Я слышала, что своего слугу Стивена он отправил в Портсмут — послать кардиналу весть о причинах задержки. Но все же секретарь Кромвель однажды заглянул в классную комнату, чтобы побеседовать с наставником, и кивнул мне два раза — когда вошел и когда уходил.

На третий день после того, как Кромвель съехал от нас, я узнала, что он вскоре собирается в путь. Мне очень хотелось попрощаться с ним, но оказалось, что он как раз отправился на конную прогулку, чтобы убедиться, насколько зажила его рука. К моему удивлению и радости, Кромвель встретился мне в тот же день позднее, когда я брела домой, лениво вороша ногами опавшую листву, — мне было грустно возвращаться из Дартингтон-холла. Кромвель натянул поводья и пустил своего крупного коня шагом рядом со мной.

Не успела я спросить его, прошла ли боль в плече, как он заговорил сам:

— Вы всерьез утверждали, что вам очень хочется попасть в Лондон?

— Я… я не знала, что вы это слышите, — ответила я, а в моей душе уже расцветала надежда.

— Ну, тогда вам следует научиться говорить с осторожностью, ибо и стены имеют уши.

Я подняла на него глаза. Кромвель вовсе не улыбался. Он смотрел на меня жадно, едва ли не хищно — как я узнала позднее, он всегда с таким видом впитывал полезную информацию, факты, которые потом раскладывал по полочкам своего обширного ума, способного рождать множество мыслей. Я ничего не ответила, и он добавил:

— Жить — это все равно что карабкаться вверх по лестнице. Я крепко стою на своей ступеньке, только пока что эта ступенька находится не слишком высоко. Вы меня понимаете, мистрис Чамперноун?

— Думаю, что понимаю, мастер Кромвель. Вы человек честолюбивый и стремитесь подняться выше. И у вас есть план, как этого достичь.

— Коротко и ясно — мне нравится ваша манера выражаться. Как и то, что вы явно никому не рассказали о том, что я наговорил в бреду: в какие монастыри неподалеку отсюда я послан и зачем.

— Например, в Бэкфаст и Бэкленд?

— А вы даже проницательнее, чем я думал, — произнес он шепотом и, прищурившись, смерил меня взглядом.

Мы остановились. Наши волосы и плащи развевались на холодном осеннем ветру.

— Знаете, один из этих монастырей бенедиктинский, а другой цистерцианский, — добавила я.

— Это я действительно знаю. Когда-нибудь, мистрис, мне может пригодиться ваш острый ум, но не в этом деле. Если говорить коротко и по существу, я собираю вокруг себя людей, которым доверяю и которые доверяют мне, — людей, которые станут работать на меня.

— И на кардинала?

У Кромвеля снова расширились глаза, затрепетали ноздри.

— Да, конечно, и на кардинала — через мое посредство, а по сути — на короля Генриха, которому служим мы все.

— Я никогда не думала, что это возможно — служить королю, живя здесь, — честно призналась я и обвела рукой безлюдные вересковые пустоши, окрашенные сейчас в цвет меди. У нас над головой бестолково кружили чайки.

— Послушайте меня внимательно, мистрис. Отец ваш сказал мне, что состоит в дальнем родстве с сэром Филиппом Чамперноуном из Модбери — это чуть южнее. Они вроде бы троюродные братья. Поскольку сэр Филипп входит в свиту короля и имеет немало земли и крестьян, которых снаряжает для службы в королевском войске, я немного знаком с ним. На обратном пути в Лондон я заеду к нему в гости. Сэр Филипп обучает дома своих дочерей вместе с сыновьями, а наставник у них гораздо лучше, чем здешний.

Я не знала, что и сказать. У меня появилась робкая надежда: Кромвель говорит так, потому что это связано с моим будущим. Но надежда могла оказаться весьма далекой от действительности. И когда он спешился (с немалым трудом, ибо плечо у него еще сильно болело — это я видела), я сумела выдавить только одну фразу:

— Как счастливы такие семьи!

— Не будем ходить вокруг да около. Я не имею дел с простачками, поэтому слушайте и запоминайте, Кэт Чамперноун.

Ему было известно мое ласковое имя. Узнал ли его Кромвель у моего отца, как и о том, что я грамотна? Мне нетрудно было представить, как Томас Кромвель расспрашивает моего отца — примерно так же, как на моих глазах он экзаменовал наставника детей Барлоу.

— У меня есть для вас предложение, сделка, если вы на нее согласитесь, — сказал он, пристально глядя на меня. Я почувствовала, как зарделись мои щеки, но продолжала смотреть ему прямо в глаза. — Вы, мистрис, настоящее сокровище, но пока что почти не обработанное и в грубой оправе. Если я позабочусь о том, чтобы пристроить вас получше — туда, где вы сможете получить и образование, и приличествующее благородной девице воспитание, да еще и познакомитесь с новой лютеранской религией, — не сомневаюсь, что все это вы жадно впитаете. А затем, когда я решу, что время пришло, я устрою вас в Лондоне, в знатном семействе по моему выбору — не как служанку, а как компаньонку благородного происхождения, как фрейлину, если угодно. Ну, а потом — кто знает, как далеко вы пойдете, верно?

Вот на это мне нечего было сказать. Слишком уж невероятным мне все это казалось, слишком чудесным. Уехать подальше отсюда, занять достойное место в обществе — и сбежать от Мод! Держать на виду шкатулочку со своими сокровищами, открыто вести записи своих воспоминаний и надежд, да еще и служить какой-нибудь достойной особе, которая не унижает и не убивает себе подобных, чтобы добиться желаемого, как сделала Мод, а лишь заботится о благе ближних и помогает им, как мастер Кромвель!

— Вы предлагаете больше, куда больше, чем я когда-либо смела надеяться, — растерянно пробормотала я, задыхаясь от волнения. Я была совсем не похожа на себя, обычно такую здравомыслящую и замкнутую. — Однако… что я должна буду делать взамен?

Кромвель коротко кивнул.

— Когда занимаешь высокий пост, крайне важно собирать всевозможные сведения.

— Вы хотите сказать, что я должна буду расспрашивать Чамперноунов или знатную семью, живущую в Лондоне, а потом передавать вам услышанное устно или письменно?

— В каком-то смысле, да. Умная девушка, хорошенькая, даже красивая, пышущая здоровьем, умеющая читать и писать, способная вращаться среди людей знатных и простолюдинов, а самое главное — умеющая хранить тайны… Именно такая мне и нужна.

Хорошенькая? Красивая? Это я-то? Но ведь Мод меня уверяла… Да! А что он там говорил про здоровье?

(Пишу примечание позднее, уже в Лондоне: «пышущий» в сочетании с определенными словами может означать «активно проявляющий данное качество» — например, здоровье. Вероятно, Кромвель имел в виду именно это, но много времени спустя мне подумалось, что он намекал таким образом и на то, что талия у меня была тонкая, а над ней выделялась пышная грудь. Я часто замечала, что мужчины, посмотрев